...В день, когда должен был состояться творческий вечер Кима — в рамках традиционных встреч "Огонька", — корейская футбольная сборная проиграла на чемпионате мира. Все боялись, что Ким расстроится и не приедет. "Они достойно проиграли", — строго сказал Юлий Черсанович и, гордо поправив очки на лице русско-корейской национальности, направился в сторону кафе "Ритм-энд-блюз".

...На стене заведения, что в Староваганьковском переулке, огромное панно: старательной кистью выписаны лица героев рок-н-ролла. Четверо битлов размером с оконный проем, раскрыл свою пасть Джаггер, разбросал руки Элвис... Я долго смотрел на эту Стену почти что уже Плача (иных уж нет, а те не лечат), и вдруг меня осенило. Врут те, кто говорит, что в 60-е у нас ничего подобного не было. Все у нас было. Русский рок как жанр действительно родился в 70-е, с опозданием почти на пятнадцать лет, но общекультурная революция у нас и на Западе проходила абсолютно одновременно — просто нашей музыкой всегда было слово. Именно слово заменило нам и ритм, и соло, и бас. У них была ливерпульская четверка — у нас переделкинская. Помните знаменитую фотографию в "Огоньке" конца 80-х?.. Наши битлы — это Окуджава, Рождественский, Вознесенский, Евтушенко. И даже счет невосполнимых потерь равный: из Их четверки в живых остались двое и из Нашей...

У них был какой-нибудь Yes — у нас равная целому симфоническому оркестру Белла. У них Дилан — у нас Высоцкий. И т.д. А вот аналога нашему Клячкину и Визбору у них не было. Нет у них и своего Кукина и нет Городницкого. И Ким есть только у нас. Поэтому и приходится делить его на троих — на Россию, Израиль и Корею...

Я мог бы, конечно, приврать для красоты и сказать, что в "Ритм-энд-блюзе" набилось в этот вечер туча народу и задние ряды привставали на цыпочки, чтобы... Но я не буду ничего придумывать. Мало того, я даже страшно обрадовался тому, что случайно забредший на "Огонек" к Киму народ очень четко делился на два потока. Первый, заслышав бардовское бормотание, равнодушно поднимался на второй этаж кафе. Зато другая часть собравшихся ни на что не променяла бы "свой" первый этаж на какой-нибудь другой. И это разделение — очень хороший симптом. Неправда, будто бы барды сейчас в упадке, в подполье... Просто мы и они дожили до того счастливого дня, когда на бардовские вечера люди ходят не из протеста и не из-за моды, а просто потому, что ХОЧЕТСЯ. В наше замечательное время человек имеет возможность делать сознательный выбор. В пользу одного этажа. Или в пользу другого. На Кима ведь идут те, кто очень хорошо знает, чего хочет. Только не может выразить это словами. Душу ведь, как и тело, нужно постоянно тренировать: только почувствовал, что душа перестала ныть и зудеть, — э-э, батенька, вам пора к врачу. К Киму то есть.

Он лечит. И голос, и гитара дребезжат, но на третьей песне в зале устанавливается такая атмосфера, что хочется всех любить и всем говорить хорошее, а также тихонько запереть всех собравшихся здесь часов так на двенадцать, отобрать у них мобильные телефоны и... И пусть он поет. Ким умудрился с равным успехом состояться сразу в двух — почти противоположных — областях нашей культуры: в жанре индивидуального бардовского высказывания и в массовом советском искусстве. В театре, кино, на эстраде... Вот такой он многогранный, дорогой наш советско-корейский человек. В очках, рубашечке своей вечно-клетчатой, маленький гигант с гитарой. Когда-нибудь по этим песням будут изучать историю СССР — несвободной страны, населенной несколькими десятками свободных людей. Наверное, быть свободным не так уж и сложно, нужно только очень этого захотеть. Просто не все хотят, вот какая штука.

Люди, собравшиеся у подножия Кима, вели себя очень странно. Даже Макаревич, к которому в иных случаях и подходить страшно, и тот улыбался. Мало того, — раньше я никогда его таким светящимся не видел. Даже желчный Войнович, который затеял очередную войну — на этот раз уже не с советским режимом, а с бывшими диссидентами, — умиротворенно застыл на стульчике под сценой... Вдобавок ко всему по рукам среди собравшихся ходил журнал "Огонек", что тоже придавало вечеру известную пикантность и возвращало в атмосферу былых лет...

И вот сидели мы и слушали, и я думал в эти минуты: в сущности, ничего ведь мне особенно и не нужно — ни квартиры собственной, ни зарплаты офигительной, ни машины... Только бы все эти люди во главе с Кимом были живы, лишь бы он пел, лишь бы еще ненадолго продлить эту хрупкую гармонию, которая никак не называется и на которую не продают билетов... Потом, конечно, глупо себя чувствуешь, но все равно в душе остается приятный, антиглобалистский осадок... Одно время наши барды двинули было на большую сцену и даже стали привыкать к стадионам и охранникам в гримерках, но было в этом что-то ненастоящее... Многие сейчас прочат этому жанру в ближайшем будущем новый взлет, и бывшие энтээры, а ныне менеджеры и директора тайком от сослуживцев опять сбегают на бардовские вечера, но вряд ли этот жанр когда-нибудь сможет существовать в масштабах шоу-бизнеса. Спустя десять странно прошедших лет барды опять вернулись — но уже естественным путем — в малые залы, в клубы, в полуподвальные помещения, где только и становится ясно, зачем все это и кому нужно. Эта культура живет только в малых пространствах, когда энергии маленького очага хватает на всех собравшихся, когда в костер единения тайком не подбрасывают порох и не превращают горение в фейерверк... Вполне достаточно небольшого Огонька. (Надеюсь, наши редакторы по достоинству оценят искрометную игру слов. — Авт.).

А самое главное — на таких встречах обязательно должен присутствовать элемент случайности: ее так мало в нашей жизни осталось... На этот раз случайность удалась.

ВЫРАЖАЕМ ГЛУБОКУЮ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ И БЛАГОДАРНОСТЬ Андрею МАКАРЕВИЧУ, управляющей клубом "ритм-энд-блюз" Леле ТКЕБУЧАВА и атрдиректору Тее ГРИГОЛАШВИЛИ.