Когда слушаешь его песни прежних лет, возникает дурацкий вопрос: его-то почему не замели?

Вчера исполнилось шестьдесят лет Юлию Киму.

Так и тянет воскликнуть следом: не может быть! Киму — и вдруг шестьдесят! Этот маленький, умопомрачительно талантливый и абсолютно сценичный человек на свой возраст никак "не тянет". Дай Бог, конечно, не сглазить...

Барды приходят к публике по-разному: кто-то, как Окуджава, поначалу робко пробуя перед собой почву, как палкой — лед на реке, не оступиться бы, потом — смелее, потом — совсем уверенно; кто-то, как Высоцкий, неистовым вихрем, водоворотом, кроша и круша, ничего и никого не щадя, и все же любуясь — артист ведь! — собственной энергией и неистовостью... В Киме каким-то непостижимым образом сочетаются романтическая отвага средневекового пирата — и утонченная интеллигентность столичного эстета, представителя литературно-театральной элиты.

С одной стороны:

По бушующим морям

Мы гуляем здесь и там,

И никто нас не зовет

В гости — ха-ха-ха-ха!

А над нами черный флаг,

А на флаге белый знак:

Человеческий костяк

И кости — ха-ха-ха-ха!

("Пиратская")

С другой:

Жажда уставших коней

Да утолится зерном.

Жажда сожженных полей

Да утолится посевом.

Да возвратится любовь

В сердца, разоренные страхом и гневом,

Как возвращается путник

В покинутый дом...

Сочетание это, впрочем, нисколько не противоестественно и не случайно. В книге Кима "Творческий вечер" один из разделов называется так: "Мир — театр, люди — актеры". Мастерством перевоплощения Ким близок к Галичу. Не этим одним. И у того, и у другого песни, как правило, имеют четко выраженную драматургическую основу, кроме сугубо лирических. Не случайно Ким, как и Галич, нередко прибегает к балладной форме. В балладах действие развивается неспеша, панорамно, есть возможность поиграть сюжетом, прорисовать характеры, ситуации. Конечно, кимовские баллады — почти сплошь стилизации. Они исполнены искрометного юмора, который не может не заражать. Одна из самых некогда любимых исполнителями кимовских баллад — песня о бароне Жермоне, который поехал на войну. Его бедняжка жена

Осталась ждать, едва жива

От грусти и печали.

Одна в расцвете юных лет,

Одна с утра, одна в обед,

Она могла бы подурнеть

И даже просто помереть —

Но ей не дали —

Маркиз Парис,

Виконт Леон,

Сэр Джон, британский пэр,

И конюх Пьер.

Уже начало этой, по сути дела, интерпретация старого анекдота неизменно вызывает в зале неудержимый смех. Смех усиливается, когда все четыре героя от истощения в конце концов оказываются в сырой земле. Но вот дело доходит до возвращения барона с войны. Он видит свою жену, лежащую в постели,

А перед ней, едва дыша,

Стоят четыре малыша.

Барон подумал и сказал,

И он сказал: "Привет, друзья!

О, как же вы тут без меня

Помолодели —

Маркиз Парис,

Виконт Леон,

Сэр Джон, британский пэр!

И ты, мон шер!"

Тут уж хохочут даже те, кто слышит эту песню в сотый раз. Что важно: казалось бы, при таком сюжете очень трудно обойтись без пошлости. Трудно, действительно. Но можно. И в этом — талант.

* * *

Ким пришел к нам из шестидесятых. Точнее — из шестидесятничества. Он типичный шестидесятник (если только представитель нетипичного явления может быть типичным). И когда он начинает петь свои песни тех времен или исполняет пьесу "Московские кухни", написанную, правда, уже в восьмидесятые годы, но имеющую подзаголовк "Из недавнего прошлого" и адресованную друзьям — Илье Габаю, Вадиму Делоне, другим, — возникает дурацкий вопрос: его-то почему на замели? Да что песни, что пьеса — уже одного того было достаточно, что женат на дочери врага народа Якира, что друзья — сплошь "сиденты"! А дружба с литераторами весьма сомнительной репутации вроде Венички Ерофеева, участие в каких-то "подписантских" кампаниях...

Вот не замели. Хотя жизнь медом не казалась. Кто помнит, в титрах к кинофильмам и спектаклям, где звучали песни на стихи Кима, никогда не стояла его фамилия, всегда — псевдоним: Ю.Михайлов. А ведь такие "киношно-театральные" песни составляют едва ли не основу его творчества.

...В отличие от некоторых шестидесятников, Юлий Ким в новом времени не выглядит бабушкиным сундуком, в котором хранятся старые вещи: вроде и не нужен, и выбросить жалко. Ким, как человек цельный, в любом контексте, кажется, сумеет быть органичным и естественным. Политических песен, как сам говорит, ныне не пишет — "что-то не хочется". Зато пишет другие. Они так же пронзительно веселы или, наоборот, пронзительно грустны. Но и в том, и в другом случае возбуждают желание жить.

Дай ему Бог здоровья.