— Борис Кейльман всегда был и остается для меня авторитетом. Именно под его руководством клуб авторской песни им. В. Грушина вырос в такую мощную организацию, а Грушинский фестиваль вышел на уровень международного признания.

"Среди моих знакомых есть много тех, кому я искренне благодарен за участие и поддержку в самых разных жизненных ситуациях. Но я буду говорить о Борисе Кейльмане", — не задумываясь ответил Петр Старцев на приглашение "СИ" стать героем нашей новой рубрики. Что ж, в свете событий двух последних лет, связанных с Грушинским фестивалем, это, по меньшей мере, неожиданно. Однако не стоит отождествлять историю масштабного проекта с историей человеческих отношений.

— Петр, Вы не коренной самарец. Расскажите, как Вы впервые попали в Самару и как познакомились с Борисом Кейльманом?

— А познакомились мы, как ни странно, не в Самаре, а у нас на Урале. Родился и вырос я в городе Свердловске, носящем сегодня гордое имя Екатеринбург. В 1978 году окончил школу, поступил в Челябинский государственный институт физкультуры, где мы и встретились с известным сегодня автором-исполнителем Олегом Митяевым. Там же я впервые попал в областной клуб авторской песни. Эта волна необыкновенной свободы и романтики захлестнула сразу, и бардовская пеня быстро стала очень важной частью жизни. Репетиции, концерты, слеты, фестивали... Но главное – искренние чувства и колоссальный опыт человеческих отношений. В конце 70-х этот жанр был довольно популярен, и огромное количество клубов авторской, самодеятельной, патриотической песни, возникших по всей стране, поддерживали друг с другом связь. И вот в 1980 году в Челябинск приехала делегация из Куйбышева. Я очень хорошо помню этот концерт, когда впервые увидел Юрия Панюшкина, квартет Грушинского клуба в составе которого были тогда Ольга Ермолаева, Саша и Таня Исаевы и Владислав Сергеев. Но был среди куйбышевских гостей и еще один человек — Борис Кейльман. Это была наша первая встреча. И сегодня, спустя много лет я отдаю себе отчет в том, что именно он, как, возможно, никто другой повлиял и на мою судьбу, и на становление меня как личности. За это ему огромное спасибо.

— С первой встречей понятно. А что потом?

— В 1981 году группа челябинцев поехала в Куйбышев с "ответным визитом", посчастливилось быть в ее составе и нам с Митяевым — тогда мы много песен исполняли в дуэте. На вокзале нас встречал Борис Рафаилович. Именно с тех пор я навсегда запомнил, как надо встречать гостей. Думаете, почему Самару очень любят большинство бардов? Да потому что здесь совершенно особенно принимают! И этим традициям Самара-бардовская во многом обязана Борису Кейльману. Нас в тот приезд не оставляли ни на минуту, всегда рядом были люди, готовые помочь в решении любого вопроса. Мы действительно чувствовали себя как дома, а порой и еще комфортнее. Сегодня, спустя много лет, творческое объединение "Самарские барды", приглашая гостей, старается не уронить эту высокую планку, взятую когда-то Грушинским клубом.

— Чему еще можно поучиться у Бориса Кейльмана?

— Удивительно развитому чувству ответственности. Когда мне два года назад пришлось заняться организацией Грушинского фестиваля, я быстро понял, как трудно сделать так, чтобы тысячи людей увезли с собой в разные уголки страны самые теплые воспоминания о Грушинском. Достаточно сказать, что за четыре месяца подготовки фестиваля 2007 года потерял 12 килограммов! Это очень тяжелый труд. И теперь, зная эту кухню изнутри, я с еще большим уважением отношусь к человеку, который делал это на протяжении долгих лет. И не просто делал, а сумел вывести фестиваль на уровень международного признания.

— А как сложилось, что Самара стала для Вас "второй родиной", и сыграл ли в этом какую-то роль Борис Рафаилович?

— В 1982 году, когда мы с Олегом попали на Грушинский фестиваль, который был официально запрещен и проходил тогда в Подгорах, я обрел здесь много друзей. Мало того, моей избранницей была тоже девушка из Самары, правда, жили мы на тот момент в Челябинске.

И вот однажды мы приехали сюда в гости. Было начало мая. У нас на Урале в это время обычно лежит снег, холодно, а здесь уже во всю расцветали деревья, птицы пели, и я сказал: "Давай переедем!"

— Это был переломный момент в судьбе?

— И да, и нет. Да — потому что этот шаг, безусловно, открыл новый этап жизни. Нет — потому что здесь уже было много друзей, благодаря именно Грушинскому клубу и Борису Кейльману. Я давно чувствовал себя в Самаре очень комфортно.

А потом я подружился с Борисом Скибой, Исаем Фишгойтом, начал изучать историю Грушинского фестиваля, общался с людьми, стоявшими у его истоков. Их много и, безусловно, все они очень достойные люди, но и в то время, и сейчас именно дядя Боря остается лицом Грушинского клуба.

— Какой он человек?

— Противоречивый (смеется). — Во-первых, очень отзывчивый. Всегда, когда возникали какие-то заботы и проблемы, обратившись к нему, ты гарантированно получал ответ и реальную помощь. При этом я поначалу смотрел на него и долго не понимал: в жизни он часто производит впечатление человека слегка рассеянного, несобранного, что ли. Всегда с улыбкой вспоминаю историю, когда грушинцы, отправляясь на гастроли, садились в самолет, и при регистрации на рейс одного изрядно нетрезвого члена группы пропустили, а в принципе не пьющего Бориса Рафаиловича остановили со словами: "А вам, уважаемый, надо бы слегка прийти в себя!" Но это лишь обманчивое впечатление. На самом деле это очень организованный человек, четко ставящий перед собой цель и умеющий ее достичь. Я уверен, что именно эти его качества позволили Грушинскому клубу вырасти в такое мощного объединение.

— Он всегда был для Вас авторитетом?

— Безусловно. Если честно, то на момент переезда в Самару я был страшным разгильдяем. Мой декан в Челябинске так и говорил: "Хороший ты парень, Старцев, но такой разгильдяй!" Но время идет, все мы взрослеем, повзрослел, видимо и я. И не последнюю роль в этом сыграл Кейльман. За годы нашего общения он несколько раз менял ко мне отношение из-за того, что я что-то сделал не так, причем, совершенно справедливо менял. В свое время одной из причин тому был алкоголь. Последние пять лет для меня это перестало быть проблемой и поэтому говорю сейчас об этом спокойно. Но нужно признать, что тогда это было справедливо и было бы глупо обижаться на сказанные когда-то в мой адрес правдивые, пусть и не самые приятные слова. Это заставляло меня задуматься и попытаться измениться. Знаете, в окружении каждого человека, наверное, есть люди, которым он полностью доверяет. Так вот Борис Рафаилович всегда был человеком, чье мнение было для меня очень важно. А говорил он всегда по делу. И я по большей части признавал, что он прав. Потом, когда у меня начал формироваться собственный взгляд на вещи, уже можно было спорить. Это касается и нынешней ситуации, связанной с разделением Грушинского фестиваля на две площадки: я вижу неправоту обеих сторон. Но на данный момент все как-то устаканилось и пусть идет, как идет. Время все расставит по местам.

— Раз уж Вы заговорили об этом, Ваш прогноз по ситуации? Будет ли примирение сторон, или фестивалю не бывать уже на одной площадке?

— Я не знаю. Прогнозы строить трудно. Единственное, что я знаю — "Самарские барды" ни с кем не ссорились, ни у кого не отвоевывали ни бренд, ни территорию. Мы просто пришли туда, откуда к тому моменту уже ушел Грушинский клуб, а свято место, как известно, пусто не бывает. В прессе нас попытались даже назвать штрейкбрехерами. Но давайте смотреть правде в глаза: "Самарские барды" до разделения фестиваля уже пять лет жили самостоятельно, отдельно от Грушинского клуба. И присягу на верность мы никому не давали, ни клубу, ни компании "Мета", ни кому-то еще...

Но, несмотря на все эти перипетии и разногласия, я могу честно признаться, что для меня по-человечески Борис Рафаилович остался таким, каким и встречал нас много лет назад с Митяевым в аэропорту. Я испытываю к нему глубокое уважение, и последние события ни в коей мере не смогли поменять доброго к нему отношения. И если нам доведется пообщаться, то я — с большим удовольствием.

— А когда вы в последний раз общались?

— В этом году, в кабинете у министра культуры Ольги Рыбаковой при очередной попытке областных властей объединить два фестиваля. Но это было совсем не то общение, что раньше. А в нормальном человеческом тоне и хорошем расположении друг к другу мы беседовали в 2002 году у него в гостях, незадолго до того, как Саша Еремкин, Сережа Анцинов, Юра Карпов и туристический клуб "Экспедиция" открыли бард-кафе "Старый город" на углу Пионерской и Степана Разина. Могу ошибаться, но, похоже, дяде Боре эта идея тогда не очень понравилась. Он человек старой закалки, и для него принцип "кто не с нами, тот против нас" актуален до сих пор. Но, несмотря на то, что творческая часть в Грушинском клубе долгое время была в ведении Исая Фишгойта и Бориса Скибы, а Борис Кейльман всегда отвечал за общую координацию работы, авторитет его был всегда очень высок. Помню, готовишь иногда какую-то песню для выступления, а он подойдет и скажет: "Петь, спой-ка лучше вот эту — ..." И я часто делал именно так. Но нужно отдать ему должное в том, что он никогда не был скуп и на доброе слово. Если ему что-то действительно нравилось – всегда был щедр на похвалу. И получить его одобрение и тогда, и сейчас для многих авторов-исполнителей – дорогого стоит.

— И, напоследок: какими тремя эпитетами Вы определили бы сегодня характер Бориса Рафаиловича?

— Задача непростая (смеется). Я бы сказал так: это противоречивый, целеустремленный романтик.

Кейльман Борис Рафаилович родился 22 июня 1941 года в г. Куйбышеве. Живет в Самаре.

Окончил Кубышевский политехнический институт (1965). Работал инженером — наладчиком по котлоагрегатам треста "Энерготехмонтаж" (1965-1993).

С 1993 года бессменный Президент Самарского областного клуба авторской песни имени Валерия Грушина.

Один из основателей и организаторов Грушинского фестиваля.

Увлечения: туризм, авторская песня.

Кандидат в мастера спорта СССР по туризму.

В 2008 году выпустил книгу рассказов "Пересказываю жизнь".