Интервью с Михаилом Щербаковым

— Миша, вы в Америке на гастролях выступаете то в еврейском центре, то еще где-то. А вообще, имеет значение, где выступать?

— Ну конечно нет. Потому что форма, как правило, в данном случае вторична, а главное — содержание. Мне нравится дружелюбие публики в этот приезд в особенности.

— А в чем это проявляется?

— В хорошем диалоге, в хорошей реакции, в понимании, в отзывчивости.

— Для наших радиослушателей хочу сказать, что Михаил Щербаков — один из немногих людей, который (Миша, поправьте меня, если я не права) занимается авторской песней не в качестве, если так можно выразиться, удовольствия (хотя от этого оно меньшим не становится) а так, как в Америке говорят "full time" — на полный рабочий день.

— Можно и так сказать. Я просто со временем становлюсь сочинителем, который не с утра до ночи только и делает что сочиняет, а сочиняет время от времени. Я тут наконец-то кое-что начал сочинять и в других жанрах, но пока этого не публикую. Пока что основная сторона моей деятельности, которая находится на поверхности, это песня.

— Правильно ли будет сказать, что основной источник вашего дохода — ваше сочинительство?

— Да.

— А вообще (не хочу считать чужие деньги), можно ли на это жить?

— Непышно, но можно, я бы так сказал.

— В основном, это продажа дисков и концерты?

— Не "в основном", а целиком и полностью.

— Сколько у вас занимает написание одной песни?

— Очень по-разному, с годами все дольше и дольше сочиняются песни. Иные по году, по два. Ранее бывало, что и за день, ну за неделю уж точно, а теперь этого не бывает.

— Что первее пишется — музыка или слова? В какой последовательности все появляется на свет?

— А у вас как?

— Ну, это еврейский такой ответ...

— Нет, это, скорее, предисловие к ответу.

— В моем случае, наиболее долгая жизнь обеспечена тем песням, в которых музыка родилась одновременно со стихами.

— Мы, оказывается, близки в понимании процесса. Думаю, что у всех по-разному, у одного сочинителя в разных случаях по-разному получается. Мне ближе всего, конечно, единство, некоторая цельность, которая возникает: текст и музыка не противоречат друг другу даже в каких-то деталях. Что до меня еще конкретно, прежде всего я придумываю какой-то ритм, который потом наполняю звуковым содержанием.

— У нас неоднократно были споры и относительно природы поющей поэзии, и о том, что в этом жанре происходит, и вот Михаил Мармер беседовал с нами в эфире на прошлой неделе, и опять зашла речь о том, что первично в авторской песне — музыкальное сопровождение или слова?

— Преимущество текста еще не делает песню песней. В первую очередь ритм, а уж впоследствии, на основе этого ритма и с его поддержкой, делается гармоническое и текстовое сопровождение.

— У вас уже вышло одиннадцать дисков, вы сейчас привезли новый диск "Если"...

— Я думаю, чуть больше, но после десяти уже очень трудно считать...

— Много песен... Ведь у каждого человека есть свои любимые песни. Вот перебираешь свои песни, думаешь: эту, может, я бы даже сама себе намурлыкивала, а вот эту ни за что не спою, даже если попросят. Есть ли у вас песни, которые относятся к разряду любимых, и если да, то как они туда попали?

— Разумеется, есть. Они попадают в этот разряд по разным причинам. Прежде всего, это песни, которые оказываются вдруг неожиданной удачей. То есть удачей, которой ты не планировал. Потом я уже, отстранившись от сочинения, уже не воспринимаю его как свое, а воспринимаю как некий объект исследования. Ну тут еще, знаете, всякие профессиональные искусствоведческие навыки имеют значение... И вот если вдруг то, что я не считал слишком уж серьезной работой, дает результат неожиданный для меня, оказывается качественным продуктом, тогда я очень рад и очень люблю это.

— А кто вообще ваша аудитория? Кто ваш самый верный слушатель?

— Мне трудно определить, я только по косвенным признакам могу это знать... Очень, мне кажется, разнообразна аудитория. Она, может, не широка, не велика, не обширна, но очень разнообразна — любого возраста, любых профессий, но, естественно, гуманитарных наклонностей.

— Если вы поете не свои песни, то чьи?

— Окуджава, Ким, Новелла Матвеева. Естественно.

— Почему "естественно"?

— Я вырос с ними, они мне очень близки, я без них не представляю себя. Вообще историю песни не представляю без них.

— С годами мироощущение меняется?

— Я могу говорить только о себе. Я становлюсь спокойнее, толерантнее. Мир остается прежним, но вижу я его уже не так остро, не так болезненно, как, скажем, пятнадцать или двадцать лет тому назад. Мне кажется, какое-то улучшение в этом есть...

— Частенько у людей с годами наоборот наступает философское разочарование...

— Бывает. А у меня — философское очарование.

Беседовала Маша Школьник 6 мая 2003 года