Странное дело: двадцать лет звучат с эстрады и пластинок, с театральной сцены и телеэкрана песни Евгения Бачурина. Но имя это остается известно сравнительно узкому кругу любителей авторской песни.

Впрочем, когда видишь в телевизионной хронике кадры саратовского фестиваля, поражаешься, сколь безграничен и волнообразен этот "узкий круг", узнаешь, что Бачурин входил в состав представительных жюри многих конкурсов, — становится понятным его истинное место и звучание в движении авторской песни, да и в самой жизни за пределами этого движения.

И все же судьба и творчество Евгения Бачурина побуждают задуматься не только о таинстве таланта, но и о причудах зрительских симпатий, о секретах популярности, о странностях любви слушателей к их избраннику.

В этой творческой судьбе было многое. Были концерты, которые не собирали тысячи зрителей (он их не жаждал, хотя и не чурался внимания своих слушателей). Были фильмы и спектакли (знаменателен для Бачурина круг авторов, произведения которых озвучили его песни — Есенин, Паустовский, Шукшин, Вампилов, Борис Васильев). Был первый диск-гигант "Шахматы на балконе", из которого любители авторской песни узнали, что Евгений Бачурин — профессиональный художник. Это объясняло многое в его песнях, на удивление живописных, зримых в точно схваченных деталях. В этих песнях звучала боль сердца — за унесенные войной жизни ("И взгляд природы виноватый над головою у солдата, того, что здесь убит когда-то..."), за уступки совести ("Мы теряем друзей своих поутру вдруг, не умея за них заступиться"), за нередкую в обыденности черствость души ("По какому поводу, по чьему велению были люди добрые, стало — население"), за поруганную природу ("Ах, вы рощи мои, дерева, не рубили бы вас на дрова...").

Вместе с тем в песнях Бачурина много надежды, много света, "даже рейсовый автобус щурится от солнца". Евгений Бачурин — уроженец Сочи, поэтому на его холстах и в его песнях — море, волны, кипарисы. Не безмятежные, но одушевленные человеческими радостями и тревогами.

И все же определенная известность пришла к Евгению Бачурину, что называется, в одночасье, когда десяток лет назад с телеэкрана в спектакле "Лика" прозвучала уже упомянутая песня "Дерева". Она завоевала, как теперь принято говорить, приз зрительских симпатий и, видимо, определила тот уровень песенного творчества, который отныне в соответствии со вкусом страждущей публики предписывался автору.

Конечно, "Дерева" — песня для Бачурина во многом заглавная. По теме, музыкальному и поэтическому решению. Не только "эксплуатируя" ее популярность, но и сверяя по ее камертону собственный песенный стиль, Бачурин назвал свой второй диск, выпущенный фирмой "Мелодия", именно так — "Дерева". И проиллюстрировал его на конверте пластинки одноименной литографией, подчеркнув, сколь неразделимы для него рисунок, слово и звук.

Но заказанность творчества (в изоискусстве или в песне) претит Бачурину. Он предпочитает вести, а не быть ведомым. Он, вторгаясь в жанр авторской песни, бесстрашно ломает его традиции, не смущаясь признанных до него авторитетов. Он не спорит с ними и не оспаривает их, но в то же время твердо отстаивает свое право на самостоятельность, все дальше уходя от самодеятельности. Бачурин сознательно уводит своих слушателей от традиционных костров и палаток, однако не приводит их ни во дворы и подъезды, ни в залы с многотысячными трибунами. Куда же он их приводит? Попробуйте ответить сами, когда услышите тревожно-зовущий голос поэта-певца (бард — тоже не его слово), приглашающего к раздумью-сочувствию, раздумью-соучастию:

Я предлагаю спеть о том,

Что за окном давным-давно

Стоит июнь. Он ждет тебя,

Он дожидается тебя

И машет ветками в окно,

Он входит в дверь через балкон,

На голове его венок

Из певчих птиц и облаков,

В руках — сирени и жуки,

Он только ждет твоей протянутой руки.

Проницательный слушатель-зритель-читатель (а именно к нему обращена многоликая муза Евгения Бачурина) понимает, что стихия художника — баллада, романс, рвущиеся в пытливую, раскрытую мыслям и чувствам душу. Но как только он это понимает, Бачурин в свою очередь понимает, что нужно "менять пластинку". И напевает новый диск (он так и называется "Я предлагаю спеть о том..."), на котором наряду с песнями лирико-философскими есть и ироничные, и сатирические. И трагические:

Когда встают из-за стола,

Бросая дом,

По ком звонят колокола

Тогда, по ком?

...Впрочем, что — пластинки! Их три (и выходят они необъяснимо малыми тиражами, хотя, появляясь на прилавках, моментально с них исчезают — у Бачурина свой прочный круг поклонников), на трех пластинках записано 40 песен. Вроде бы немало. Но это лишь треть песенного "арсенала". А там — целые циклы, оригинальные, ни на кого не похожие. Вот песни-посвящения: Беранже, Вертинскому, Булгакову, Бабелю, Артюру Рембо и... самому себе ("Ничто не угрожает мне — ни выигрыш, ни рента"). Вот "Песни потешного ряда" — первая, третья, девятая... Как пронумерованные улицы, по которым путешествует госпожа Ирония.

Уж какая тут самодеятельная песня! Слова и музыка профессионально отточены и своеобразны. Свидетельства тому — принятая издательством "Советский писатель" рукопись стихотворений "Мы живем в ожидании вишен" и отзывы о нем композиторов-профессионалов Анатолия Александрова, Никиты Богословского как о "человеке редкого самобытного музыкального и поэтического дарования".

...Мне уже приходилось писать о Евгении Бачурине. Одна из публикаций называлась "Песни на мольберте". Пожалуй, наиболее точное определение того, что делает Евгений Владимирович: ставит на мольберт подрамник, делает первый мазок кистью по холсту и... "проговаривает" вариант картины в стихах. Песня "В начале лета" так и родилась. Она посвящена двухлетнему Илье и переводит на музыкально-поэтический язык картину "Мой сын".

А из другой песни, как завет сыну и другим, кто придет на смену, звучит:

Происки зла или беды с болезнями

Вышибут нас из седла.

Новые мальчики явятся с песнями

Мир раскалять добела.