Родилась в Ташкенте в семье служащего 12 ноября 1931 года. Мама домохозяйка. Папа играл на гитаре, мама обладала великолепным голосом, в основном пели украинские песни. Отец родом из Ладыженки под Полтавой. Мама — из Золычева под Харьковом. Дед мой был агрономом в имении Терещенко — это очень крупный сахарозаводчик. Родители познакомились в Средней Азии. Мама там оказалась волей судьбы, ее сестра была замужем за крупным партийным деятелем, они переезжали, а так как мама очень рано осиротела, то они взяли ее с собой. [Рассказывает о своей семье] Странное совпадение: моя бабушка по отцу — Елена Александровна Высоцкая.

Отца звали Георгий Степанович. [Говорит о семье].

Впервые я узнала из книги, которую мне подарили уже после смерти Володи, что он присутствовал на съемках, будучи еще студентом, где снимался фильм "Разные судьбы". Снималась массовая сцена школьного бала, и там был он в числе вот этих молодых людей... в книге было написано так: "...и я увидел красавицу Таню Конюхову..." Но никакого знакомства не состоялось, потому что я была занята эпизодом, который там разыгрывался, поэтому не обращала внимания на окружение. Там две было главные женские роли. До этого я снималась в четырех фильмах в главных ролях, но почему-то "Разные судьбы" — это был такой всплеск любви и внимания ко мне зрителей. Это 1956 год.

Володя был тогда на первом курсе, когда уже мы встретились на фильме "Карьера Димы Горина", это уже был 1960 год, он только что закончил, получил диплом. И оказался на съемочной площадке, в бригаде строителей, в бригаде Дробота, он играл там одну из ролей строителей. И однажды, когда мы были в экспедиции под Ужгородом, я сидела в гримерной перед зеркалом, настроение у меня было ужасное, потому что я узнала, что я не в форме, в положении, неожиданно для себя выяснилось, самочувствие мое было ужасное. И вдруг через зеркало я увидела молодого человека, который сидел тихонечко в уголке. Сначала вошла шумная такая компания, они вели себя точно так как и в фильме, это были молодые строители, громко говорящие, хохочущие... потом как-то эта толпа рассеялась, и я встретилась глазами с молодым человеком, который сидел в углу, внимательно на меня смотрел и перебирал пальчиками струны гитары. А я с детства обожаю гитару, и это, в общем, меня как-то немножко успокоило. И вдруг он задал мне вопрос: "Танечка , а почему Вы никогда не приходите к нам в гости?" Вот мы, дескать, после съемок собираемся, поем...

Прямым ходом идут съемки, но у нас еще нет соприкосновения. У нас женская бригада, где я была бригадир — Валя Березко, и мужская бригада, и между нами — вот этот герой, которого играл Саша Демьяненко, так сказать, неудачливый работник сберкассы.

И Володя задает мне вопрос: почему Вы не приходите? А мне папа с детства вдалбливал в голову только классическую музыку. У нас были диски с голосом Шаляпина, Собинова, Неждановой, оперы мы знали наизусть, арии из опер, и вдруг Володя меня спрашивает, почему я не прихожу. Ну и я не стала... Потом в последствии выяснилось, что у меня очень резкий прямолинейный характер... и я ему так и ответила: "Вы знаете, Володечка, я не очень люблю блатные песни." Сказала я. Ну так краем уха что-то слышала, кто-то напевал, вероятно, старался ему подражать, это было не очень удачно, и я как-то не заинтересовалась этим. И Вы знаете, я потом много раз анализировала, почему же я так ответила и думала, что если бы я вот так сказала одному из коллег моего круга, он бы ответил: "Подумаешь какая! Классическую музыку вероятно любите, да?" А Володя ничего не сказал, только я увидела, что я его поставила в такое неловкое положение, я увидела такого застенчивого скромного человека. Он как-то так сжался, знаете, как от удара. Боже мой, мне было так неприятно. И вот это у меня осталось, Вы знаете, очень надолго это вот ощущение, что я обидела хорошего человека. Не зная еще, каков он артист, что он представляет собой как бард, как его теперь уже величают... К сожалению, у нас все приходит потом.

— Это было по сути уже знакомство?

— Да, да.

— А откуда Вы узнали, что его зовут Володя?

— Ну, я слышала как они друг друга называли. Володя, спой, Володя, что-то такое... Он был почти всегда с гитарой в руках, как только перерывчик — он сидел и так тихонечко перебирал струны. А ребята все к нему обращались, поэтому я так быстро ему ответила, не придав значения своим, может быть, не очень добрым словам.

— А что это было, павильоны?

— Нет, это гримерная комната была, в экспедиции комнатенка, в которой стоит зеркало. Это просто здание какое-то маленькое, холодненькое. Это под Ужгородом. Я уже не помню, ведь столько лет прошло, тридцать лет, многое можно забыть, такие детали — как-то они не остаются в памяти. Где, какое место...

— А он говорил: приходите к нам, это куда?

— Ну мы жили, у нас был такой домик типа какой-то колхозной гостиницы, что-то типа дома колхозника, наподобие гостиницы, но это было такое убогое здание. Ну я слышала там какие-то песни, там проходишь по коридорчику и слышишь из какой-нибудь комнаты — несется хохот, песни, бренчание на гитаре. Но мне было не до того, я Вам говорила о своем состоянии физическом, и оно вероятно наложило свой отпечаток, многое меня раздражало тогда наверное, я уже не помню. Но вот помню его предложение и мой отказ. Это была первая наша встреча, так сказать, глаза в глаза. А затем, значит, вдруг я приезжаю к своей младшей сестре, которая кончила Рижскую консерваторию по классу фортепиано. Это уже много лет прошло, лет наверное десять уже прошло, и вдруг — такая ситуация, я у них в гостях, и они с мужем ставят какую-то кассетку и говорят: послушай, ты знаешь песни Володи Высоцкого? Ну я так скептически говорю: ну я что-то слышала, так сказать, напевают люди, нет, не знаю. Они включили и вдруг пошел такой поток бесшабашных, озорных, но с таким смыслом, с таким подтекстом... А я уже хлебнула всяких... в гражданственном плане, можно сказать... были у меня ситуации в театре, уже мне были близки и знакомы и предательство и ложь и уже я стала в чем-то разбираться, мыслить по-иному, в общем, эти песни... я понимала что через остроту, юмор, сарказм просачивается такое нутро человеческое, знаете, глубокое и форма выражения смысла этих песен меня просто поразила. И я стала потом уже следить за всеми появляющимися... приобрела кассету, дальше — больше и вдруг я поняла, что этот человек мне очень близок по духу. Вот через эти песни у меня появилось огромное желание... я уже поняла этого человека. Это было при его жизни, и самое смешное было как только... а у меня уже сын подрос, четырнадцати-пятнадцати лет и вот он мне говорит: " Мам, ну что ты как только к тебе кто-то приходит, ты ставишь кассету Высоцкого? Мне может быть не нравится, а ты все время ставишь." А я все время стремилась, что бы люди ощутили то же, что чувствую я, понимаете? И проверяла многих людей, с которыми потом прекращала даже общение Вот где-то он стал направляющей какой-то силой в моей жизни, на этом я проверяла людей. "Да ну, чепуха! Голос там такой-то...",— как только так скажут это, так все — не поняли. Ну и не надо. И Вы знаете, для меня вот это стало каким-то камертоном. А потом я просто почувствовала, что я обожаю эти песни, я жить без них не могу, особенно когда пошли уже любовные циклы, уже стихи пошли... я очень люблю Цветаеву, Пастернака... и где-то какие-то строчки так созвучны этим великим мастерам слова, вдруг у него такие появились строки в этих песнях.

— А Вы снимались "Над Тиссой"?

— Да, снималась. Ну вот, как-то в театр тогда мне мало удавалось попадать, на Таганку, и был какой-то у меня большой перерыв. И вдруг мне страстно захотелось посмотреть "Гамлета", потому что в нашей прессе Володю не принимали... и я узнаю, что на международном фестивале театров он был признан лучшим Гамлетом. Это было в Югославии... И я во что бы то ни стало... я терпеть не могу идти за прессой или выражать свое мнение, если я не видела, то, что я прочитала в прессе, я люблю иметь свое собственное мнение. И я пришла. А перед этим у нас произошла очень милая встреча. В вестибюле... лет через этак через 15, как я полагаю, это год 1976, после фестиваля... Год 76-78, где-то так ... Он был в дубленочке, это было в вестибюле Мосфильма. Мы с ним встретились и, видно, оттого, что у меня к нему было уже такое отношение через те песни, которые я полюбила, я бросилась к нему навстречу с воплем: "Володечка!". Он сначала оторопел, а потом остановился: "Ой, Танюша! Здравствуй! Как дела?" То есть мы с ним встретились как близкие, родные люди. Ведь с того разговора, который состоялся в 1960 году, мы с ним никогда не встречались. Я его никогда не встречала, не видела нигде, какая-то отдельная самостоятельная жизнь, хотя жили в Москве, были какие-то разговоры о его женитьбе на француженке, но Вы знаете, для меня все эти разговоры как-то так, мимо уха, как ветерок прошелестел, я никогда не придавала значения, если я не была свидетелем или в чем-то не замешана. Соприкосновения у меня не было ни с этими ситуациями, ни с этими обстоятельствами, поэтому я не придавала значения никаким сплетням, никаким разговорам, где-то у меня даже ощущение, после того как я полюбила его песни, я отметала все разговоры и о его состояниях каких-то негативных, а особенно после того, как я узнала о таком отношении всех этих верховных властей к нему, я сразу почувствовала собрата по сердцу, по душе, по разуму и очень его за это уважала. И вот мы встретились. И я говорю ему: "Володечка! Володенька! Я так хочу увидеть тебя в роли Гамлета! Ну когда спектакль, ну пригласи меня, пожалуйста, я знаю, что на Таганку не попасть." А я не могу ходить к администрации, просить, такой характер у меня противный. Ну и кончилось все тем, что он достал свою записную книжку с расписанием, сказал когда ближайший спектакль и сказал: "Приходи". Я пришла через неделю, две, дней десять... в первый же спектакль после нашей встречи, на первый же спектакль я получила из его рук, он сказал: "Приходи на служебный вход и я тебе устрою местечко". Я говорю: "Володечка, только я очень не люблю всяких там приставных, я тебя очень-очень прошу, пожалуйста, сделай мне два билета." Он говорит: "Хорошо-хорошо". И вот он выносит мне билеты и, естественно, я знаю, как мы все жили тогда, какие у нас зарплаты, это же известно, я за деньги. Ах! Он так вспыхнул на меня: "Что ты с ума сошла?". А я, конечно, купила роскошные цветы. И вот опять, Вы знаете, какая-то дурацкая ситуация, когда актеры приносят цветы и подносят их после спектакля коллеге, вот мне всегда ужасно неудобно пред остальными, тем более спектакль был великолепный совершенно, там такие блистательные были работы и Демидовой, которую я очень любила и почему-то я, зная где служебный вход и вручаю ему цветы и говорю: "Володечка, я все равно знаю, что это гениально!"

— Перед спектаклем?

— Да! И отдала ему эти цветы. И потом когда я сидела в зале, кончился спектакль, я была в совершеннейшем потрясении от того, что я увидела, и спектакль в целом, но он... мне так близко его исполнение, такое неординарное и вообще я согласна была именно с таким решением, с таким Гамлетом, борющимся, мечущимся, сильным, личностью яркой, какой и должен быть Гамлет. Хотя там когда-то был Пол Скоффилд, которого я впервые увидела, это был сплошной романтизм, голос, все это было... не было той динамики, ощущения борьбы внутри человека, которое было от Володи. Это было просто потрясением, я сидела обливаясь слезами и думала: "Вот какая же ты дура! Вот сейчас бы к ногам его бросила цветы и все! И это не состоялось".

А последняя встреча была очень мимолетная. Это вестибюль. Это 80-й год. Вестибюль Останкино. Я бежала на озвучание материала и когда я вошла был такой апрельский яркий-яркий, солнечный день, когда в Москве все расквашено, грязища, все это хлюпает под ногами, тает, один уже чуть ли не сандалии надел, другой еще в шапке ушанке, приезжие, вот такая какая-то странная атмосфера. И вдруг я впорхнула, а там везде сплошное стекло, ярко светит солнце и я смотрю какая-то фигурка стоит возле окошечка, там где выписывают пропуска, ну и я бросилась к соседнему окошечку и, когда отдала паспорт, посмотрела, что там такое, что там копается этот человек, что-то он там ищет, ищет во внутренних карманах, ну, вероятно, ищет паспорт и никак не может найти. И вдруг я увидела: батюшки, Володя! И я от неожиданности как вскрикнула: Володечка! И это было такое удивление, что я его встретила, и потом я слышала уже, что он очень тяжело болен, что у него симптомы чего-то такого тяжелого заболевания печени или что-то, какие-то слухи по Москве ходили, то он уехал и больше не приедет, то он приедет, то он не приедет. И я, значит, так воскликнула, он поворачивается. А я на высоких каблуках, так повыше ростом, а он мне показался таким маленьким, щупленьким, худеньким, цвет лица меня поразил, какой-то землисто-желтого какого-то цвета и еще это солнце так ярко светит. И в его глазах засветились вот такие огоньки засверкали: "Моя маленькая!", и пошел так с распростертыми объятиями, мы так обнялись, такая теплая была встреча, а в это время меня за шиворот уже тянут: давай, Таня, опаздываем! А я к нему: Володечка, Володечка, будь счастлив, дорогой, я тебя так люблю, я тебя так люблю! И с этими словами я убежала.

— А что он там делал — Вы не знаете?

— Он, вероятно, пришел на свою самую последнюю запись песен, я так думаю, помните? И все. Последние месяцы я находилась не в Москве и вдруг слышу сообщение — умер Владимир Высоцкий. И вот еду в такси однажды, тогда все считали как это за честь, наверное, иметь при себе кассету с песнями Высоцкого, я плюхнулась в такси, шофер ткнул пальцем и полились песни Владимира Семеновича Высоцкого, я сидела, комок в горле застрял и вдруг этот молодой таксист, таким голосом говорит: "Эх, где бы познакомиться с француженкой, вот бы жениться на француженке!" Я так разозлилась, говорю: ну так стань Высоцким! Вы знаете сейчас так много всяких премий: Триумф, Ника, Золотой Остап, куда не повернешься — всюду премии, восклицания, так все торжественно и вот на Нике недавно вручали премию Честь и Достоинство, и я считаю, что Володечка, Владимир Семенович Высоцкий — единственный не только вот того времени, когда он пел и создавал свои незабываемые и, я думаю, во все времена понятные эти песни будут, потому что всегда будут существовать и предательство и ложь, ничто человеческое человеку не чуждо. Это я поняла и песни эти будут жить вечно и я считаю, что он был настоящим рыцарем чести и достоинства. Другого я никого не могу признать. А он останется в веках таким. Потому что это как все простое, как говорят что все гениальное просто, а он был таким, гениальный человек, актер, гражданин, все в нем было прекрасно. Как мне показалось, в жизни он был очень ранимая душа, нежная душа, человеколюбивая душа, если он кому-то сочувствовал, то по большому счету, такие люди бывают действительно один раз в сто лет. А может и больше. Вот Александр Сергеевич Пушкин — уже за двести лет, а все мы говорим: Александр Сергеевич! Вот так будем говорить: Владимир Семенович!

Спасибо Вам, что пригласили, Вы всколыхнули самое лучшее, что, может быть, хранится в моей душе. Большое спасибо.

— Вы не могли бы вспомнить, Вы на Мосфильме тогда что делали или он что делал?

— Вы знаете, я думаю, что бы не быть неточной, я могу просто взять монтажные листы тех лет, по-моему это были съемки фильма "Арап Петра Великого". По-моему так. Волос я не помню его, я почему-то помню распахнутую дубленочку, он был без головного убора, не помню, я только помню всегда его лицо, оно как скульптурный портрет, настолько его черты ярко выражены прекрасны и неординарны, даже какие-то недостатки его как считается, они в целом составляли очень достойный портрет, достойного мужа.

— По Вашим документам можно восстановить когда это было?

— Да, конечно. "Карьера Димы Горина" — это 1960 год, "Разные судьбы" — это 1956 год. "Гамлет" — это уже после фестиваля. В какой картине он снимался — тоже по картотеке Киноцентра 1978 года можно узнать. Я не знаю, в какой это было день... Я все-таки думаю, что он приходил на съемки "Арапа"...

— Он один был?

— Да, Вы знаете, когда кого-то встречаешь, то уже не замечаешь окружающих, болтались там, много народу по вестибюлю ходит, но как раз в тот момент проход был свободным, и он шел туда, и как-то поворачивался или искал кого-то, кого-то, может быть, он должен был встретить, я сначала шла ему в спину, а потом повернулась и увидела его.

— А Вы точно помните, что это восьмидесятый год был — последняя встреча?

— Да, это просто год, когда он умер, Олимпиада же была в Москве.

— А почему Вы думаете, что в апреле, а не в январе?

— Нет, потому что было такое яркое ослепительное солнце и он был распахнутый и я как-то влетела, запомнилась мне эта погода... Март — апрель, не раньше. Может быть, он пришел за деньгами, может, другая запись была... Но почему-то мне показалось, что это был апрель. Я увидела болезненность в лице, именно лицо человека, который болен, и это меня поразило, у меня даже сжалось сердце, пока он не повернулся и не произнес: "Моя маленькая!" Он сам такой щупленький стоит, а я вроде такая здоровая тетка, это было так ласково, так нежно, его отношении к женщине, что это более беспомощное существо, которое надо оберегать, лелеять, что-то вот такое. И я, когда уходила от него, я помахала ему рукой, и что-то мне так тоскливо стало, поэтому, когда я узнала о его смерти, у меня сердце разорвалось.

— Вы не запомнили — он не хромал?

— Нет, это было на месте, нет-нет, он не хромал...

— А Вы не в курсе, что он пробовался "Над Тиссой"?

— Никогда не знала, я даже Ларисе Лужиной не говорила, я что-то такое слышала, что Володя Высоцкий будет сниматься в фильме "Вертикаль", меня соблазняли упорно сниматься, а я упорно отказывалась. В первый раз я отказалась от "Вертикали", потом... "День ангела", там Фатеева снималась, Крючков, что-то на корабле. Мне предлагали сценарий, где нужно сниматься в горах, но я отказалась. [ Объясняет почему отказалась]

— А где Вы работали тогда?

— Я работала всегда в театре киноактера... с 1956 года....[Говорит о работе].

— Сколько раз Вы встречались с Высоцким?

— Три. Первая была — "Карьера Димы Горина", второй раз — "Гамлет", и третья была, можно сказать, прощальная, когда я ему помахала ручкой, там уже когда поднимаешься по лестнице, там милиция стоит, а его все там оформляли, никак не мог, видно, паспорт найти, он еще говорит: "Но вы же знаете меня..." Они говорят: "Нет-нет, паспорт нужен обязательно",— что-то такое бормотали женщины, разглядывая его. Конечно, они его знали, но служебные формальности, особенно в Останкино, соблюдались очень строго.

— На съемках "Димы Горина" вы виделись только под Ужгородом?

— Только на съемочной площадке... Мы еще снимались в Риге. [...]

У меня же была большая сцена с ним! В "Карьере Димы Горина" он играл эпизод, играл шофера. И мы с Володечкой были в кабине машины, а в кузове сидел мой возлюбленный. И Володя пытался меня вроде как поцеловать, то ли нарочно чтобы разозлить этого моего возлюбленного и потом там чуть ли не до драки дело дошло в смысле героев, дошло до драки, Володя кинулся, говорит: "Он у тебя просто сумасшедший!" Такая сценка. Это снималось под Ужгородом, там река, это была осень, октябрь месяц, жуткая, грязная, ужасно, там в грязи все приходили, на плиточках грели воду, с кипятильниками. Воды нет горячей, ничего нет, умыться там помыться. Но все это забывается. Под Ужгородом жили все вместе, какие-то комнатенки, я тоже жила там с актрисой Жаровой Маргаритой, но мне как героине фильма... Они там жили всей бригадой, по-моему, в одной комнате, но я никогда к ним не заходила, потому что ребята были очень веселые, молодые.

— А Вы кого-нибудь из них знали?

— Ну конечно. Ванина... Я с ними, естественно, была знакома, у нас же много было сцен, общая сцена встречи бригад, но общения не было у меня с ними, потому что я ссылаюсь все время на свое экстраординарное положение тогда. А в Риге мы снимали павильоны, а там мой дом был родной, папа, мама, младшая сестренка. И вот она пришла однажды на съемки, она училась в музыкальной школе, ну и она обожествляла всех актеров и вот почему-то она знала Высоцкого, знала его песни уже тогда. И мы выходим, и стоит Володечка на крыльце такой унылый — кончились съемки, надо идти в гостиницу, и она мне говорит [ брак пленки] и я ему говорю: " Володечка, я тебя хочу с сестренкой познакомить, она у меня в музыкальной школе учится". А та мне шепчет сбоку: "Пригласи его к нам, пригласи его к нам". А я думала, "Боже мой, скорей бы дойти только до дома, скорей бы умыться, раздеться, лечь в постель", и я сказала ей: "Да отстань ты!" И вот когда мы с ней встретились после его смерти, она сказала: "Помнишь как ты не пригласила его к нам?" [...]

Сестренку зовут Роксана Конюхова, она преподает в музыкальной школе Петродворца, она вышла замуж, туда уехала, я Вам дам телефон...

— А она с ним общалась только тогда?

— Да. Это была единственная встреча, и она мне простить не может, что я не пригласила его к нам домой.

— Вы говорите, песни были в 1960 году, какие?

— Ну тогда уже были песни про Зинку, про Нинку, На нейтральной полосе цветы, потом эта песня знаменитая: Не извиняю, не извиняю... Все эти песни тогда уже пелись, но они уже потом обрели смысл. Потом про поход на картошку... товарищи ученые... Но это уже ближе к 70-м. Но сестра моя уже все эти песни слышала в Риге.

— А не свои песни он пел тогда?

— Он пел Галичевы песни тогда. Помните как его допрашивали, тогда уже были известны эти песни.

— Он Вам не рассказывал, что он встречался с ним два месяца назад здесь в Риге?

— Нет, мы тогда уже даже в кулуарах не встречались. Я жила у себя дома, на улице Кирова 23а... рядом со студией, а они жили в гостинице все. Там снимался Новый год, когда бригада встречает, с картинками, с портретом моим, и он просит "и мне автограф дайте"...[Описывает эпизод]

— А Вы не заметили, что в фильме получилась накладка, там он режет Экраны 60-го года, а в фильме идет речь про 59-й год.

— Нет, были такие дотошные зрители, что запоминали в "Разных судьбах" поезд уходит куда-то на Урал, а надпись мелькнула не то Новороссийск, не то что-то такое южное... И писали: "Вы бы хоть следили, в какой поезд сажаете героев." [...]

В Риге мы снимались месяца полтора-два. И он все это время был там.

— Он про себя ничего не рассказывал, что он работает в театре?

— Он же наверное рассказывал тем людям, что с ним там общались, а мы встречались только на съемочной площадке.

— А с кем он дружил?

— Из киногруппы он дружил с Ваниным, в смысле дружбы не могу сказать, он был настолько коммуникабельным, и все к нему так тянулись и все так дружно пели, подпевали ему, он ко всем хорошо относился. По-моему, он не мог плохо относится к кому бы то ни было.

...Селезнев, я даже фамилии не помню. Что за человек Селезнев — я не знаю. ... У нас была большая разница в возрасте, мне уже было 29 лет, я уже была взрослая женщина, в положении, а они были только выпускники, 9 лет разницы... Они ко мне относились как к звезде, на особом положении вроде как я была, хотя я никогда не болела звездной болезнью... Я всегда знала что это временное явление, успех, особенно киноуспех — это скоропортящийся продукт, для меня слава... для меня был важен процесс, я любила съемки, съемочную площадку, а потом я стала приближаться душой к театру, стала играть в театре...

— А Вы никогда не слышали рассказ Высоцкого, как он приставал к Вам в кабине по сценарию?

— Ни разу.

— Он рассказывал так, что режиссер очень настаивал, а он отказывался... Это правда?

— А я не знаю. Нет. Ну режиссер никогда не скажет.

— То есть, что он был настолько скромным, что даже не мог этого сделать...

— Вы знаете, играл он очень... ну видите, он даже признается в том, что ему было неловко общаться со мной в таком плане, где-то был барьер, который трудно преодолеть...[...]

— А у Вас с ним были совместные переезды?

— Я эти переезды даже не помню. Мы всегда ездили поездом, мне всегда брали билет по моему рангу, я уже была актрисой высшей категории, а нам положено по крайней мере мягкий вагон... а те, кто был в бригаде, те, наверное, в купированых вагонах ездили.

— А почему фильм черно-белый?

— Нет, это случайно показали по телевизору, а фильм цветной, роскошный цветной фильм, там потрясающие совершенно портреты в конце этих строителей, наплывами идут, там верхолазы, мне недавно Ванин рассказывал, как там он на высоте 37-ми метровой должен был прикуривать от провода...

— Вы можете связать меня с Ваниным?

— У меня координат его нет, но я могу узнать... [...]

— А места съемок были только три...

— Подмосковье, Рига и под Ужгородом. Все зимние сцены снимали под Москвой, как раз тогда зима была снежная, морозная, снег натуральный везде, декабрь — январь, все было зимнее. Даже где-то в марте были съемки. Сначала Ужгорд, потом в Риге снимали павильоны и потом уже вернулись в Москву, а потом уже озвучание... На озвучании мы не встречались ни разу...В фильме звучит Сура, но Сура-то уже замерзла к тому времени, наверное, и снимались под Ужгородом, это Тисса, подбирали просто похожее, какое это имеет значение...

— Когда началась подготовка к фильму?

— Задолго, там сценарий утверждали, кинопробы были... поиски портретов...[ Говорит о кинопробах] Володя не пробовался, их, по-моему, по фотопробам взяли, но Володю нельзя было не взять, он такой колоритный был, такая яркая индивидуальность была видна и внешне и внутренне.

Лева Мирский и Фрунзик Довлатян — это были выпускники ВГИКА, это была их выпускная работа, им просто доверили, потому что Фрунзик был лауреат, по-моему, Сталинской премии еще до поступления во ВГИК, он по разнорядке приехал, тогда же посылали из республик, они никаких экзаменов не сдавали. Они вместе учились и так вместе получили, тогда было модно давать новым режиссерам давать, сценарист был, на мой взгляд, конъюнктурный, слабенький. Очень украсил фильм голос Гердта, конечно, который комментировал все это, он участвовал только в озвучании, шел уже по готовому, мы тоже никогда там не встречались. Такой был большой перерыв между показом этого фильма и показом его на телевидении, уже несколько раз показывают его, особенно последнее время такое ретро пошло, что я даже забыла, что Гердт озвучивал. Вот последний раз я увидела черно-белый вариант, меня это просто огорошило. Может быть, уже все порвались пленки, они же выгорали, пленка же была невысокого качества цветная, она превращалась в какую-то оранжевато-красно-зеленую массу синюшную, тускнела, а потом ведь теперь за все надо платить... В Белых Столбах-то есть контрольная копия и негатив...

— А Высоцкий контачил с Мирским?

— По-моему, да. Помню, была какая-то встреча у нас со зрителями, и Мирский рассказывал о Володе Высоцком, потому что задавали вопросы всегда. Это уже после выхода картины, годы прошли... и стали задавать вопросы Мирскому, и он говорил о том, что он очень много привнес. Он, к сожалению, умер, а Фрунзик тоже уехал...[...] И Мирский рассказывал, что Володя настолько был активен, и он все время предлагал что-то сделать, ребятам подкидывал фразы остроумные, помните, особенно когда с этими снимками, он говорит: "О! Посмотри, ни одного пятнышка и еще обрати внимание — сердце свободное!" Это все его фразы были. Он привнес такую изюминку в эту маленькую рольку и в общем укрупнил ее. Я так думаю, что они и пошли от этой его индивидуальности, и посадили его со мной в машину, и заставили его хватать меня и целовать. Я помню, что мы очень естественно тогда играли эту сценку. А драку снимали уже потом, это уже без меня было. Это снимали под Ужгородом, вообще все натурные съемки, кроме зимних, были под Ужгородом. Экспедиция длилась месяца полтора, там уже опадала листва, все уже превращалось в грязь.

— А Высоцкий не говорил, что это его родные места под Ужгородом?

— Я не слышала этих рассказов. У нас не было общих сцен, кроме машины и палатки... но палатка уже снималась в павильоне... когда сдают продукты... наверное, это было в Риге [...]

— А Вы своих дневников никогда не вели?

— Нет, это у меня все в голове, я только несколько раз записывала свои впечатления, а вот о Гамлете почему-то не записала, если бы я одна была...[...]

— У Вас сохранился билет на "Гамлета"?

— Нет, по-моему, сохранилась программка....[...]

[b]— Где снималась сберкасса?[/]b

— Павильоны Москвы я не помню... По-моему, несколько павильонов мы снимали в Москве, тогда было очень напряженно с павильонами, фильмов снималось много. Из Ужгорода мы приехали в Москву... не помню...[...]

— А как выглядел Мосфильм тогда?

— Это была студия Горького. И Мосфильм и Студия Горького выглядели тогда по-домашнему, помещений было мало, коридоров было мало, не было таких лабиринтов, были комнатенки, в одной сидела вся группа, какой-то уголок был отведен для бухгалтера и режиссерская комнатенка вот и все, а все остальное происходило в павильонах, тогда три или четыре павильона было на студии Горького. На Мосфильме все тоже было просто, тогда еще не было этих огромных корпусов, в вестибюле все обычно и встречались, сталкивались лбами актеры, потому что картин снималось очень много от 60-ти, а потом 120. Поэтому артисты садились как голубки на подоконнике, в одной гримерной, огромная, ... все на стульчиках сидели [Говорит об Улановой и о Ковалеве]

— Вы не помните кто играл тетушку и такого мужичка, который сидел печатал?

— Вы запишите мне все что я должна Вам узнать [...]

— А у Вас есть какие-то документы с фильма?

— Нет , я ничего не храню абсолютно...[...]

— Когда родился Ваш сын?

— 19 июля в день рождения Маяковского... [Рассказывает о сыне].

— А Вы не знаете, что Высоцкий обладал даром предсказывать кто родится?

— Нет, он был очень деликатным человеком, если бы я спрашивала кто будет у меня...

— А кто придумал идею вывески из экранов?

— Это по сценарию, очень остроумная идея, правда потом это было зло обыграно в одной статье обо мне...[ Говорит о статье]

— Из чьих портретов вырезали?

— Там была Лиз Тейлор, мелькнула какая-то мексиканская красавица, американские звезды там были. Белецкой (?) там не было и Стриженовой тоже не было, а может быть и мелькнула...не помню...

— Во время съемок писали, что актеры Высоцкий и Ванин забрались с кошками на опоры...

— Да был такой эпизод, что-то там шумели по этому поводу, перепугались режиссеры и вообще вся съемочная группа была чуть ли не в обмороке... Это когда мы приехали на съемочную площадку там уже был шум по этому поводу. Это просто , наверное, они решили потренироваться или может быть они поспорили. Азартные были ребята, молодые, шумные, ходили хохоча, ходили все дымили курили...

— А Ваш муж контачил с Высоцким?

— Нет никогда, но он разделял мое восхищение и благоговение перед Володей, мы всегда с удовольствием слушали, я сказала сыну, что эта кассета неприкасаемая, не смей трогать, не дай Бог, если ты сотрешь. И однажды кто-то у меня взял переписать и я очень горевала, по-моему, они оригинал себе оставили, а мне отдали уже контратип...

— А что за кассета?

— Это давнишняя кассета. Там с гитаристами, по-моему с французами записано и с фирмой Мелодия и несколько песен записано видимо с концертов. [Рассказывает о режиссере — коллекционере статей о Высоцком]

— Руководил художественной группой Герасимов?

— Он был художественный руководитель, он появлялся на съемочной площадке, следил за материалом, он патронировал нам. Высоцкий с ним не общался. Герасимов общие давал указания, просматривал материал, работал с режиссерами.

— А где снимали сцену, когда приехал Горин?

— В Подмосковье...

— А Вашего водителя кто играл?

— Не знаю... Я в киноцентре возьму монтажный лист, там все есть...[...]

— Где снимали падение в яму?

— Это в Подмосковье.

— А в Подмосковье в одном месте все снимали?

— Нет, в разных, линия электропередачи, какая-то электростанция в Подмосковье. Это будет трудновато узнать, может быть Ванин вспомнит. Участвовал ли Высоцкий в Подмосковных съемках нужно посмотреть по монтажным лисам, я что-то не припомню...

— А что Вы знаете о песнях для фильма, какие-то еще предлагались песни?

— Обычно это делается заказ, заключается договор с композитором, это Эшпай, ему принадлежат песни, записывается музыка, потом накладывается [Говорит о музыке]

— А сцена пилки леса...

— Это в Подмосковье, а может быть они в тайгу выезжали, это вы уточните у Ванина...[Говорит о выборе натуры]

— А Высоцкий присутствовал на чужих сценах?

— Я ведь там не присутствовала никогда, это вам Ванин расскажет... [Повторяет рассказ о Мирском]

— А Высоцкий есть в сцене умывания снегом?

— Да-да, там они все по-моему, они же там всей бригадой вываливаются из избы и бросаются в снег и катаются там. Там лиц не видно, но их всех вызывали всегда, мы же за это и зарплату получали... С Демьяненко он не дружил, Демьяненко был очень замкнутым человеком, он и сейчас такой молчун, очень сдержанный человек, как настоящий петербуржец, очень интеллигентный, у него тогда была любовь, он только что женился и они все время были с женой на съемках, всегда за ручку, вот она всегда торчала на съемочной площадке. Как ее звали я не помню.

— Есть такие сведения, что Высоцкий на съемках этим делом занимался.

— Вы знаете, я Вам должна сказать что в те времена все этим делом занимались. Это было присуще и моему партнеру Георгию Юматову , в общем-то все молодые люди тогда этим делом очень увлекались. За ним это не было заметно, они выходили все как теперь говорят с будуна, поэтому они были такие шумные, горластые, хохочущие...Я не замечала, ходили разговоры... Однажды помню мелькнул Володя у нас в театре. Было дело. Что то я шла по коридору и Володя стоял ждал какую-то мою коллегу по театру, мы не были подругами, это Лариса Кромберг, она его очень хорошо знала, много встречалась, это было после 60-го года. Я тогда просто пробежала мимо. Мне показалось, что он так покачивался. Я внимания не обратила, даже по-моему не здоровались потому что я куда-то торопилась и он смотрел в другую сторону. Он очень отрешенный был... Там что-то кричали: Кромберг позовите! Высоцкий ждет!...

— А Вас Мирский не приглашал на "Последнего жулика"?

— Нет-нет...[...]

— А сцена приставания снималась на ходу машины?

— Вы знаете, там специальное бывает такое крепление и впереди шла машина с аппаратом, а продолжение снималось по-моему в павильоне...

— Так он умел водить машину?

— Да, на натуре на общих планах он въезжает, выезжает. [Говорит, как училась водить машину].

— А сцена медосмотра?

— Это в павильоне в Риге снималось. Кто играл врачей — я не помню, обычно на такие крошечные эпизоды приглашают актеров, в титрах идут просто фамилии. Вертолет снимали под Ужгородом. [...]

— А сам город, в начале он идет по городу...

— Это Москва, в Москве можно все найти... В Ужгород я не ездила во время съемок... [Рассказывает эпизод про Буэнос-Аэрос].

— А седьмое ноября где Вы застали?

— Вот это не помню, седьмое ноября в Сочи я помню... [Говорит о своем дне рождения в Сочи].

— А день рождения свой во время съемок не помните?

— Нет, не помню, в ноябре уже мы были в Москве. Я припоминаю, что мы месяца полтора были в заморозке вроде бы, павильонов у нас не было и снега еще не было в Москве, поэтому мы поехали в Ригу и были декабрь на январь, потому что Новый год я была дома, встречала Новый год в Риге. А потом мы приехали в Москву и снимали натуру.

— Высоцкий встречал Новый год в Риге?

— Не знаю, это Ванин расскажет. Он очень хорошо все помнит. [Говорит о Ванине, о похоронах Шукшина].

— Вы были на похоронах, говорят, там был Высоцкий?

— Я не видела его, там было море людей, там шла процессия прощания от входа с Брестской до поворота на Белорусскую шла бесконечная очередь, чтобы попрощаться с ним...И все стояли как на площади у Владимира Семеновича, но тут не сравнимо, таких похорон как у Владимира Семеновича не было... У меня сейчас дома три портрета стоят — мой муж Владимир Васильевич, Владимир Семенович и Володя Ивашов, мой партнер по спектаклям...

— А где Вы жили тогда в 60-м году?

— Я жила на Багратионовской, нет, я жила еще на Пионерской, у нас была однокомнатная квартирка, нет я уже жила на метро Багратионовская, там была у нас двухкомнатная квартира, потом в 72-м мы уже переехали на Васильевскую.

— А у Вас не осталось писем со съемок, может быть, Вы писали матери?

— Вы знаете, наша семья какая-то странная, мы не храним писем. Я тогда никому ничего не писала.[...]

— А Вы с Высоцким адресами не обменивались?

— Нет, никогда. Все что я рассказала это были мимолетные встречи, которые оставили такой глубокий след в моей душе.

— О своей жене он не рассказывал?

— Нет-нет-нет, никогда никому, мне кажется, он был таким деликатным человеком, он никогда не распростронялся о своем семейном положении и мне кажется он никогда не мог говорить о женщине с которой он расстался, ну может быть с очень близкими друзьями мог о чем-то говорить. Я никогда не слышала сплетен о его жизни личной. Вот только большой интерес проявлялся когда они стали жить семьей с Мариной Влади, все эти полеты туда обратно, вот это обсуждалось, как же не поговорить о жизни артиста — это самый лакомый кусочек, это десертное блюдо всех обывательских компаний.

— Высоцкий со съемок уезжал куда-нибудь?

— Нет, я не замечала.

[b]— А премьера фильма где была?[b]

— "Карьера Димы Горина"? Нигде. Я тогда родила и мне было не до банкетов. Я картину увидела уже на экране в готовом виде. Не помню что бы была премьера в Доме кино.

— Назовите кого-нибудь с Вашего курса, с кем Вы учились.

— Я была принята во ВГИК Василием Васильевичем Ваниным, народным артистом Советского Союза, великолепным мастером, я поступила в сентябре, а в мае месяце его не стало, через год. И мы промаялись без мастера, потом пришел к нам Белокуров (?), как-то у меня не сложились с ним отношения, он стал придираться ко мне, ему сказали, что Конюхова была вроде любимицей Василия Васильевича , он не мог определить наверное моего амплуа, он хотел так по быстренькому нас рассортировать кто есть кто, я помню, что когда он начал репетировать " Три сестры", он мне давал читать то Ольгу, то Ирину, то Машу, а потом говорит вдруг: Няню будешь играть! Один выход няни, не экзаменационный показ, а предварительный, когда пускают всех студентов, я помню, что когда я произнесла какую-то одну фразу, почему-то зал зааплодировал, до сих пор не могу понять почему. Это было в 1951 на 1952 год, зимняя сессия, меня тогда утвердили на роль Ванды (?) в фильме " Майская ночь" по Гоголю. Это была моя первая картина, моя первая главная роль.[ Говорит об учебе] Курс на который я пришла это был Пархоменко, Юрочка Белов, который снимался в Карнавальной ночи, он играл там главного героя с Гурченко, Мая Булгакова, Изольда Извицкая, Руфина Нифонтова, Надя Румянцева, мы пришли с Надеждой Румянцевой уже на третий курс, она снялась только что в фильме " Здравствуй, Москва" ... [Говорит о роли Румянцевой] А потом Софико Чаурели, Лариса Кадочникова — ученики Ольги Ивановны Пыжовой и Бориса Владимировича Беликова (?) , Тамара Семина, такие имена блистательных актеров... [Говорит о книге Пыжовой].

— Вы с родственниками Высоцкого не общались?

— Нет, никогда. Только с сестричкой его познакомила.

— Дома друг у друга Вы не бывали?

— Нет, никогда.

— Он при Вас не писал песен?

— Нет, он что-то тихонечко наигрывал, так про себя...

— Его никто на магнитофон не записывал?

— Наверное, ребята, безусловно ребята тогда записывали, после съемок брали бутылочку, шли домой, садились вокруг Володечки и всю ночь напролет, до пяти часов утра пели, насколько им позволяло гостиничное руководство.

— А магнитофон там был у кого-нибудь?

— Нет, не знаю, это все может рассказать Ванин, люди, которые с ним жили в одной комнате... Я родителей его видела только по телевизору, знаю что папа был военный, нет, никогда не общалась ни с женами ни с кем.

14.01.1997 г.