Прежде всего, зрелищное наслаждение при виде столь блестящей интерпретации привычного нам и любимого нами жанра песни. Здесь она трижды авторская и высокопрофессиональная. Отточенность каждого, буквально каждого движения, жеста, мимики, при этом музыкальный, звуковой, красочный обыгрыш с прекрасной поэтической подборкой текста — все это создает тот необычный особый колорит всего творчества группы.

Для нас, собравшихся во Владивостоке на семинар в Дни самодеятельной песни, это был праздничный песенный подарок, радостный, яркий, музыкальный, эксцентричный. Группа была объявлена как "музыкально-сценические игры". Театрализованная программа.

Нет смысла спорить о том, относится такая форма работы с песней к жанру СП или не относится. Ответ зависит от точки зрения, от ракурса восприятия, от понимания самой сути СП.

Ответ вытекает и из существа разговора, который состоялся на семинаре после просмотра программы с руководителем группы Александром Самойловым: "... Все общеизвестно в этом мире, но периодически людям надо напоминать... Вот как смерть человека является тем напоминанием всем, для чего мы живем, так и любой доклад, любая лекция, беседа... Вот у нас сейчас с вами духовное общение — очень полезно. Даже может быть много непонимания и разной ерунды, но все равно людям необходимо духовное общение... ".

"Все общеизвестно в этом мире". Разве это не наша основа — общение? Стремление к нему, к неформальному общению? И еще раз хочется подчеркнуть, что наш песенный жанр, так называемой самодеятельной песни, чем дальше отходит от истоков 50-60-х годов, от времени его зарождения и первых стихийных шагов по стране, тем большее разнообразие форм приобретает, расширяя возможности своего выражения. Здесь и привычный авторский исполнительский концерт, встреча со слушателем-зрителем, и мюзиклы, здесь и интермедии Юлия Кима в постановках театров и нашими КСПшними силами, здесь и театр песни, каким его видит Камбурова, Луферов, Тальковский, и песенно-поэтическая студия "Секунда" (г. Томск), тематические программы, и, наконец, вот эти музыкально-сценические игры. Это тоже "так называемые". — В основе всего лежит песня. С песни для детей и начинался "Последний шанс" в 1875 г. "... Первый концерт на детскую аудиторию был Новогодний в интернате... Возникло много детских песен, автор музыки был Володя Щукин. ...хотя мы не считали, что есть песни детские и песни взрослые. ...В к/т "Баррикада" (где демонстрировались мультфильмы) года три практически каждую субботу на 3-х последних сеансах бесплатно и нам доставляло большую радость, и взрослые и дети, "Баррикада" как клуб "Последнего шанса"... 6-7 лет назад."

Что же заключено в этом разнообразии форм, что является важным и нужным для всех нас, объединенных любовью к песне? Почему же выступление "Последнего шанса", такого необычного по форме, явилось праздником и для нас, для нашей КСПшной аудитории?

Самое главное, мне кажется, то, что в основе творчества лежит, прежде всего, смысловая нагрузка, выявленная поэтическим материалом и музыкальным оформлением и переданная в зал слушателям как друзьям — открыто и искренне, бережно — все без остатка не требуя награды, потому что сам процесс передачи как радость, как благодающего и, если есть отклик тех, к кому это обращено, то цель достигнута. Мы едины! И это главное.

"...У него (художника) есть момент озарения, момент творчества. Он сделал. Все! Он чувствует, что это ему, ему нужно в первую очередь — это основное. Потом уже, когда он зажжется — не волнуйтесь — он зажжет всех остальных".

В ответ на это не просто аплодисменты, даже овации кумиру, любимчику публики. Это не приветствие хорошему или там блестящему исполнению, гитаристу, певцу — нет — не так! Мы едины и те, кто в зале, и те, кто на сцене — мы существуем друг для друга — вот основа нашего творчества. И те, кто на сцене не просто работают или отрабатывают программу, они радуются, живут, дурачатся, играют, перемещаются на сцене не в затверженной раз и навсегда заученной принятой схеме движения и текста, а импровизационно легко, пластично и главное музыкально.

"...По своему убеждению нам свойственна радость, ощущение кайфа, огня, и если грусть, то она какая-то хорошая такая грусть. Основное радость..."

И не приходится сомневаться, что за всей этой импровизационной легкостью лежит огромный труд и многолетний непрерывный поиск, в основе которого, несомненно, талант и индивидуальность каждого из участников, и тех, кого мы видим на сцене, и тех, кого перед нами нет: любимых авторов стихов, их песен, Владимира Щукина, Михаила Яснова и, конечно, Евгения Харитонова. Его уже нет. Он умер в 1981 г., ему было 40 лет, инфаркт.

"...Так получилось, что мы встретились с Женей Харитоновым, который нам выправил наш стиль, очистил его от всякого мусора. В песнях были всевозможные тексты... мы им придавали огромное значение и всегда Володя Щукин сам смотрел поэзию и выбирал оттуда то, что присуще нам... Володя обладал поразительной интуицией...

...Мы стали заниматься в студии (Е. Харитонова) импровизированного сценического поведения и мы там играли пластические спектакли импровизационные и начали постепенно думать, мыслить в этом ключе... Постановки в основном получались у нас — мы сами придумывали, а Женя только выправлял... . ...Движение у нас уже было внутри, как надо двигаться, мы знали... А он работал с нами над текстами...

И уж если говорить о пользе, с точки зрения учебы, опыта, примера для тех, кто собрался в эти дни на семинаре то, кроме того что уже сказано выше, здесь очень наглядно представлены большие возможности при простейшем подборе инструментов — скрипка, флейта, гитара и великое множество детских звучащих игрушек, смена их возникновения и использование в самых невероятных ситуациях.

"... Мы умышленно отказались от электроаппаратуры. Стали использовать чистый звук, буквально флейточка играет — один звук. У нас каждый инструмент появляется — это сразу песня, не одна, то две — это импульс..."

Все это позволяет выявить структуру песни не отгораживаясь от зала усиленным, форсированным звуком или ошеломляющими световыми эффектами. Все просто! Все легко и просто! И в этом секрет мастерства — все предельно просто и высокопрофессионально.

Я не противоречу себе. Потому как слово "самодеятельная песня" не предполагает "низкосортная песня", в этот термин вложен смысл неформальности, т.е. отсутствия штампов во всем: в музыке, в стихах, в исполнении, даже в ведении программы — нет и не должно быть штампов, но присутствие мастерства и высокого профессионализма не только не исключено, но и очень желательно.

"Что такое профессионализм? У вас ведь тоже такие споры ведут... Вы же их не принимаете в КСП, а ведь все авторы КСП — это в большинстве своем великолепные профессионалы, которые может быть не особенно чисто тонируют, но это никого не касается и никого не интересует, потому что он (слушатель) слушает и знает о чем этот человек ему поет и что он делает..."

Вернемся к "Последнему шансу".

За 9 лет их совместной работы много всего было: и смена составов и уходы, приходы и разъединения и соединения — не все однозначно. Все талантливые люди с ярко выраженной индивидуальностью. Все не просто. А потому особенно радостно сознавать, что они есть, что они не утратили себя, не изменили себе, и я так долго подбиралась, так долго и много объясняла из того, что вдруг оформилось, открылось мне именно в соприкосновении с ними, что сейчас хочется их просто представить:

Сергей Рыженко — скрипка, Сергей Воробьев — гитара, Александр Самойлов — флейта и все остальное. Автор музыки Володя Щукин, песни на стихи Михаила Яснова, Владимира Леви, Юнны Мориц, Афанасия Фета, Гумилева, Северянина и др. Возникла идея "Последнего шанса" и форма, что нужно выходить на концерт сегодня как на свой последний концерт тогда он будет именно такого качества...

... Наверное, надо жить как последний день жизни...

Итак, на сцене трое — разные по типу, разные по характеру, разные по задаче. Сергей Рыженко, Сергей Воробьев и Александр Самойлов. Рыженко — легкий, подвижный, хулиганистый как Буратино. Мягкого серо-голубого тона брюки и рубашка в крупную полосу с синим платочком на шее. На ногах неожиданно яркие шерстяные полосатые гетры. В руках скрипочка и смычок — и все. И весь он как на шарнирах, веселый, озорной. И мимика улыбчивого лица тому подтверждение — он прямо-таки излучает обаяние и готовность к проказам.

Воробьев — это "бутуз в красных штанишках и белой рубашёночке" с неподражаемым выражением круглых светлых глаз до полного отсутствия выражения, как у новорожденного. Красивый сильный голос и непокорный чуб, светлый чуб. Этакий большой веселый баловень с гитарой.

В центре Александр, как бы связующее звено. Образ силы и четкости. Пластика совсем иного звучания, иное выражение лица. Более строгая одежда: темные брюки, светлая безрукавка, оголенные сильные ловкие руки и только яркие пятна в костюме: на груди, на запястье — оранжевый браслет, на щиколотке — желтый бант. Он тоже в игре. Он заводила игры и ведущий.

Первые слова в зал, первые щелчки ритма, первый звук и началось колдовство движений и звуков. Они следуют в едином потоке — слово, звук, движение, ритм. Они сплетены в единое целое, то контрастно, то созвучно, то дерзко, то мягко и лирично. И из всего этого многообразия возникают образы то кузнечика со скрипкой, то червячка и его страшный сон, то вдруг крысолов с дудочкой увел крыс, то вдруг погубил детей, померцал страшными глазами-огоньками и исчез, а то вдруг Самовар — боже какой Самовар! — Самовар Иван Иваныч... (стихи Даниила Хармса). Всех напоил горячим чаем, а вот мальчишку грязнулю и грубияна оставил без чая: ка-а-а-п! — Нет ему чая! Это вдруг переплетается с хорошо знакомыми с детства строчками Корнея Чуковского: "Я хочу напиться чаю, к самовару подбегаю, а пузатый от меня убежал как от огня". А вот необычное звучание фотовальса или "Золотая молодежь" на стихи Михаила Яснова, где мальчики-одуванчики с разлетевшимися волосками-семенами взойдут снова солнышками. Неожиданно и в том же стиле, в своеобразной подаче идут совсем взрослые серьезные стихи Фета, Северянина, Сумарокова (XVIII век), Гумилева. И возникает вопрос о подборе текстов. Отвечает Самойлов Саша: "... Подбор текстов, не случайно. Выбор текстов русских поэтов, классиков, тут свои определенные традиции, опыт, наш вклад, наше самое богатство, а то, что мы трактуем их по современному — это уже, простите, наше отношение. Мы считаем, что имеем право..., ...почему нами не берутся тексты не песенные, которые уже созданы, уже есть музыка, значит у людей есть какой-то определенный штамп..."

И так это все красочно-четко вылеплено и материалом лепки служат бережное тонкое использование самой малости — в звуке, цвете, жесте, взгляде, повороте, щелчке, в хлопушке, игрушке, пищалке. Скрепляют все это многообразие скрипка, флейта, гитара, голоса и пластика перемещения на сцене.

И, конечно, на семинаре возник разговор о стиле, об ориентации на детскую аудиторию, последовал ответ, разъяснение.

"Перед детьми выступать очень просто, они все принимают, и ужасно тяжело... надо постоянно держать их в руках... Поэтому мы очень много придумываем штучек, которые показываем вам, взрослым, но мы придумали их в результате концерта детского — вот она, эта критическая ситуация, и дала нам отбор каких-то моментов, даже постановочных. И, наконец, по вопросу о стиле. Конечно, найдена форма интересная, безусловно, найдено что-то внутреннее, что притягивает людей к этому зрелищу, но ничего особенного здесь не происходит. Это все естественно — и я не могу вам сказать, что это за стиль... может быть даже так... это набор всевозможных приемов, это возможность раскрыться каждому музыканту, как актеру. Я имею в виду набор театрально-музыкальных приемов. Это своеобразные связи, и вот это именно и есть стиль. Стиль в многообразии, в таком карнавале. Наша драматургическая линия в том, что одно сменяет другое, вот в этом драматургия".

Вот мы и познакомились, пообщались и если осталось неясным "что это дало", значит надо всем и вместе подумать и разобраться в этом непростом вопросе. На этом невозможно закончить разговор о правомерности разнообразия форм в нашем традиционном жанре самодеятельной песни. И о понятии "наше — не наше" надо еще поговорить, поспорить, уяснить и не столько по форме, сколько по внутреннему наполнению, сущности самодеятельной песни.