1 сторона

1 дорожка

Анна (Хабаровск):

Ребята работают недавно, поют они давно, но вот именно работают над песней недавно. Я вообще примкнула к ним месяц назад, вот, и толком, в общем-то, мы еще не знаем, что мы хотим, главное — что мы хотим петь, что это нам нравится, ну и почему мы не знаем? Мы даже не знаем, за что ухватиться, вот ребята как сочиняют песню: сидят в столовой, едят, им весело, слушай вот колобок влюбился в лягушку, давай сочиним сказку про колобка, вот так все. Взяли какой-то предмет, увидели, сочинили про него песню. Т.е. за что еще точно ухватиться — не знаем. Ну, работать хочется и петь хочется, ну сегодня, мы приехали на семинар, конечно, не выступать, посмотреть...

Сталина:

Все в одной ситуации.

Хабаровск:

Ну, у нас как таковой программы еще нет.

Сталина:

У вас она очень нежная. Такое нежное, розово и прозрачное, кажется, сейчас дунь и улетит.

Л. М.:

Послушайте, давайте так и дальше ребята.

Находка:

Вот песня про фонарь очень понравилась, очень отличная, но это вот бренчание, стучание, мне кажется все это... было, совершенно...

Гусев:

Это на сцене звучало так, ребята как-то не сумели донести, а вот здесь, когда они репетировали вот это, мы сидели на их репетиции, да нам повезло немножко, это показалось ну если не чудом, так громко сказано, но вот эти находки с вот этим вот стучанием...

Щербаков:

Откровением.

Гусев:

Они настолько были к месту, они настолько, вот эта погремушка — я не знаю, как она называется, маракас. Она тоже была к месту, т.е. все вот эти находки, которые ребята нашли, вот здесь на репетиции, были, что называется, поставлены все точки над "i".

Сталина:

А там было робко.

Гусев:

А там...они просто... Ну они еще волновались.

Рыбалка:

Кроме того, там надо было как-то расположиться на сцене, здесь все равно как вы могли сесть, между прочим, здесь было даже лучше, когда вы сидели в разных углах.

Саша:

Я сейчас хочу рассказать, как она появилась эта песня и т.д., она у нас исполнялась совершенно не в такой манере, вообще она очень свежая песня, самая последняя песня.

Гусев:

Свежатинка.

Саша:

Да. Как она появилась. Мы читали Гана Христиана Андерсена, почему-то случайно зачитались и решили написать по их сказкам цикл песен. В какой манере это у нас было: мы показывали у себя в институте в форме бродячих артистов, т.е. зонтик, шарфик и т.д., идем, идем, раз — вышли на сцену, вроде бы — ну что? Дождь кончился — давай петь. Вот именно в такой вот — сели перекурить — вот таким образом она у нас была театрализована.

Валера (Хабаровск):

В смокингах, в колпачках.

Гусев:

Очень интересно.

Щербаков:

Это суть как раз.

Голос:

Чудаки.

Саша:

Здесь мы не смогли этого показать.

Гусев:

И все-таки вы это показали.

Аня:

Так все-таки слишком воздушное у нас?

Сергей Рыбалка:

Почему слишком?

Щербаков:

Ради бога, ребята, у вас совершенно свое лицо, из тех, кто здесь выступал, совершенно, понимаете, т.е. у вас свой мир, не знаю, вот третья песня. Которую вы пели, немного близка по типу — это Дольский, мне показалось со стороны, а первая была чисто ваша, если вот такой стиль продолжите, будет прекрасно, у вас будет абсолютно свое лицо.

Леня Мурафа:

Его может впоследствии раскритикуют, но все равно.

Сталина:

Лицо.

Саша:

Возникло мнение, что это не нужно никому, вот это глупость и сказки.

Гусев:

Кто сказал?

Валера:

Сказка не нужна сейчас.

Саша:

Сказали такие слова. Надо добрым быть. Не надо учить взрослых людей...

Сталина:

Быть добрыми.

Саша:

Истинам, которые в школе преподают, детском саду, мол, надо давать о жизни, более масштабные вещи.

Голос:

А Новелла Матвеева?

С. Рыбалка:

Посылайте их к... Устинову.

Цой А.:

Вот, кстати, вам великолепный пример — Устинов.

Наталья Филатова:

Моим деткам прислал письма и написал: ребята, а вы верите в сказку? Я верю, давайте считать, что сказка есть, и они верят.

С. Рыбалка:

Так что, ребята, пока вам хочется петь — пойте.

Сталина:

Что хочется............................................

.............................................................

Гусев:

И было бы очень здорово, если бы вы не отказались от этих вот находок. Которых вы ищите, т.е. от театрализации, т.е. от чего-то именно своего, вот вы великолепно, здесь Леша уже говорил, показали свое лицо благодаря вот этим вот находкам, вашим личным находкам.

Леша Щербаков:

Не только благодаря песням в основном, я считаю, у вас какой-то маленький камерный театрик рисуется, вот эти три человека, допустим, если вы это разовьете, со стороны видно, что вам туда надо идти.

С. Рыбалка:

Может, здесь не нужны эти котелки и зонтики, просто надо подумать, что вам там нужно.

Щербаков:

А вообще этот камерный театрик как-то сам по себе рисуется, песня такая — она именно для камерного театра.

Леня Мурафа:

Не диктуйте ребятам их культ.

Щербаков:

Нет, ради бога!

Леня Мурафа:

Они сами выберут, они лихо начали и продолжат.

Галя Петриковская:

Ребята, хабаровчане, которые сказали вот эту вещь, были мы и сказали вот почему. Мы не сказали, что доброте нельзя учить и вообще все такое. Но если мы до 30, до 40 лет будем петь только детские розовые песенки, я считаю, что это неправильный путь.

Гусев:

Сколько Новелле Матвеевой лет?

Петрик:

Что значит, сколько Новелле Матвеевой лет? Вы слышали вообще, о чем это? Это же гораздо глубже и содержательнее, чем просто розовые мечты.

Гусев:

В том то и дело, я не зря задал этот вопрос, сколько Новелле Матвеевой лет. Лишь только потому, что Новелла Матвеева не первый год уже идет, а ребята только начинают.

Петрик:

Ребята, вы смотрите, это же студенты.

Щербаков:

Мы согласны, кто же говорит им петь только о сказках.

Петрик:

Вы им предлагаете идти только этим путем.

Щербаков:

Мы предлагаем им делать камерный театр, это разные вещи.

С. Рыбалка:

И к тому же мы об этом уже говорили, вспоминая "Последний шанс" и т.д.

Петрик:

Я не слышала про "Последний шанс", очень жаль, но, тем не менее, направлять только в этом направлении я считаю...........................................

Щербаков:

Да не в детском, ради бога.

Сталина:

У вас свое направление, у них свое направление, идите каждый своим путем.

Щербаков:

К Устинову.

Сталина:

А остальное все приложится.

Голос:

Иди к Ахмеду...

(смех)

С. Рыбалка:

Ну что, пора переходить к Ахмеду?

Сталина:

Пора переходить давно.

Наталья Филатова:

Сначала руководитель расскажет что это, как это, чего это, а потом остальные все мнения послушаем. Давай, Сережа...

Есин Геннадий:

В связи с чем, почему вы это решили ставить?

С. Рыбалка:

Первое.

Валера Венцлав:

А может наоборот, есть предложение сначала высказаться.

Гусев:

Нет, сначала вы.

Щербаков:

Тогда будет слишком много разговоров.

С. Рыбалка:

Толчков было довольно много: первый — приехал, мне в Москве удалось увидеть Берковского с его песнями этими, это раз, второе — в Москве мне удалось видеть постановки, скажем, которые делали некоторые кусты на Трофимова 33 и плюс еще в прошлом году я был на Разгуляемском кусте — обращение к такой театральной форме, на каком уровне, опять же, пусть говорит Луферов. Дальше — потом появилась эта пластинка и потом те, кто помнит, кто уезжали здесь в сентябре, здесь была заготовлена куча объявлений, тогда мы рискнули набрать в организованном порядке, пригласить к нам сюда людей в клуб и эти люди действительно пришли, и с ними надо было что-то делать. Вот такие объективные причины. И еще какие причины: первое — нам надо признать для себя тот факт, что в Москве и Ленинграде те 20 лет назад и по сей день сохраняется обстановка, что вот это все движение, все эти клубы СП и т.д., все эти формы организации идут снизу, т.е. существует, действительно, какая-то масса желеобразная или какая-нибудь другая, откуда все это выплескивается, а вот сюда к нам, начиная, может быть, от Уральского хребта, может просто за границами этих трех городов Киева, Москвы и Ленинграда, здесь все это привнесено кем-то, либо это спущено сверху как у них, как "Приморские струны" наши, либо это привезено это как арсеньевцами, выходцами из каких-то устоявшихся коллективов, скажем, маевского куста и т.д. и практически все эти клубы все почти именно так. И в связи с этим возникает такой момент, что многие клубы...все хорошо поется, сначала интересно, потом, ладно, если сохраняются дружеские отношения, это конечно очень прекрасно, но... некоторые коллективы становятся нестабильными по той простой причине, что не существует какой-то такой накатанной традиции, рельсы, по которым клуб куда-то движется каким-то образом, не дают в случае каких-то житейских передряг, всяких организационных неурядиц, межличностных, которые возникают в клубах, как-то расстаться с этим делом. Поэтому определенное время назад я начал искать такую форму, которая могла бы...и применительно к нашему клубу, такому специфическому, в котором приток хорошо поющей публики прекратился, скажем, некоторое время назад, стала возникать та ситуация, когда пустое, на мой взгляд, общение, стало перевешивать и время проведения в клубе стало, может быть, ваша (Камчатке) "хала-бала" — не знаю, что за этим стоит. Мне показалось, что необходимо каким-то образом может быть резко переменив на 180 или 220 градусов направление, стиль работы со сцены клуба, таким вот образом как-то подойти к этим рельсам. Вот примерно так, я не могу хорошо так излагать, как это делает товарищ Луферов. Примерно с этих позиций это все начиналось. Кроме того я просто очень люблю песни Берковского. Мне кажется, кстати, о той же собачке, что все его песни... (общий смех). Несмотря на все это этот человек пишет песни в которых виден... Это глыба, я не согласен с Луферовым, что нельзя ставить, раз ставится, значит ставится, за этим всем видно нечто такое искрящееся, чувствуется энергия этого человека, личность стоит, не могу я, видимо, сказать, трудно говорить об этом, что любишь. И в том числе эта самая "Али-баба" — это не вершина, может быть, драматического искусства, но...

(общий смех)

голос:

Жизнь уже прожита, но еще на что-то надеешься.

.....................................................................

Сомнения одолевают. Вот это вершина?

С. Рыбалка:

Но там все это сохранено, мне показалось, что это именно тот материал, с которым стоит начинать, и я не думаю, что мы будем заканчивать вчерашним, крайне неудавшимся.

(общий смех)

Сталина:

Вы спешите.

С. Рыбалка:

Вот в принципе так, если будут какие-то вопросы чтобы направлять, очень трудно говорить.

Есин Геннадий:

Пришла мысль такая сразу, то, о чем мы говорили, мы используем в своих программах поэзию, а вы тоже не остаетесь на позициях чисто самодеятельной песни, значит, у вас возникает необходимость театрализовать эти постановки, как-то еще. То, о чем мы говорили, как-то получается, что вы будете искать какие-то еще направления, еще формы работы и вопрос сразу же, а почему именно "Али баба"?

С. Рыбалка:

Я уже говорил почему, я лично очень люблю Берковского.

Есин:

Только поэтому?

С. Рыбалка:

Да. Потом это готовая пьеса. Зачем вести все разговоры...

Есин:

А "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты"?

Сталина:

Нет.

(общий смех)

Филатова Наташа:

Есть, есть.

С. Рыбалка:

Есть многое, я говорю применительно к нашему коллективу, например, есть та же "Алиса в стране чудес", но это очень сложно, я не знаю, не всем профессионалам это удастся, поэтому браться за это дело вообще очень трудно. А здесь это как-то ближе, есть какой-то момент игры постоянно, просто балдежа, как этот термин заменить чем-то я не знаю, но он ощущается и в игре тех же актеров, которые записаны на пластинке: Джигарханяна, Табакова и так далее, к сожалению, я не видел их по телевизору ни разу.

Щербаков:

Будильник смотреть надо, там отрывки показывали.

Голос:

Никому из нашего клуба не удалось посмотреть, мы репетировали.

Филатова Наталья:

Но вообще театрализация это не стиль работы клуба, это первая попытка.

Есин:

Это ясно, это попытка, поиск.

С. Рыбалка:

Если бы вы знали, каких пинков надо было надавать всем тем, кто вчера участвовал, пока мы пришли...

(общий смех)

Потому что существует, как мы может быть высоко не думаем, что мы все вот такие вот, тот же самый снобизм, может быть, о котором говорил Луферов.

Сталина:

Он о Москве говорил.

С. Рыбалка:

Мы тоже немножко отличаемся, что мы вот несколько такие возвышенные, несколько больше соображаем и т.д. Но между тем, частенько мы становимся такими окостенелыми в своих представлениях, может быть, о чем-то и чтобы это разбить, надо изрядно потрудиться, нам это пришлось, буквально с первого октября месяца за это браться, правда, с большими перерывами. Это связано по всяким причинам.

Гусев:

Т.е., Сережа, вы не остановились на этой форме — на театре песни?

С. Рыбалка:

Мы, по-моему, к ней еще не подошли.

Леля:

Можно сказать слово? Дело в том, что у нас была попытка сделать программу свою, с идеей, но мы ее не смогли сделать, обратились к другому, вот, к "Али бабе"...

С. Рыбалка:

Обратились... вы...

Наталья Филатова:

Практически, мы и не решали обращаться, это было желание президента (общий смех), которому мы были вынуждены подчиниться.

Щербаков:

Волевое усилие приложив...

С. Рыбалка:

Между прочим, таким волевым усилием был этот чердак, причем больше всего сопротивлялись не большие начальники, а сами люди, столько ремонта, "ах-ах"...

Олег Несмирный:

В "Али бабе" это волевое усилие для вас, для клуба к чему-нибудь привело?

С. Рыбалка:

К "Али бабе".

(общий смех)

Олег Несмирный:

А вот задача. Для чего вы вообще это делали? Сама постановка, сама работа над ним... Объединила?

С. Рыбалка:

Т.е. сделали мы этот весьма сомнительный, может быть, набор такой организованный в ряды клуба. Пришли люди, и обнаружилось что, что существует вот этот коллектив уже здесь сложившийся. Когда приходит один — его легче взять, а пришло 50 на нас 20, эти 20 вообще исчезли, а те пришли — они ни фига не знают.

Несмирный:

Так "Али баба" что-нибудь дала?

С. Рыбалка:

Конечно, дала. Некоторые люди, вон они сидят.

А. Цой:

Остались.

(смех общий)

С. Рыбалка:

Они нащупали себя как-то здесь, может "Али баба" им даст другие песни Берковского, они придут вот к этому товарищу, они уже к нему приходят. Все пути ведут, в общем-то, к корням, а Берковский, по-моему, очень твердо стоит на этих самых корнях, это ощущается во всех песнях, в том числе и в той же собачке.

(общий смех)

Щербаков:

Не трогай собачку.

Сталина:

Давайте вокруг собачки потанцуем.

С. Рыбалка:

Давайте посвятим ей вечернее заседание. Какие еще вопросы?

Татьяна Денисова:

Дальнейшие планы в плане постановки, доработки "Али бабы"?

С. Рыбалка:

Мне, конечно бы не хотелось, чтобы это был первый и последний спектакль, во всяком случае, у нас есть вот этим составом поработать до... когда призыв там?

Т. Денисова:

Когда разбойников заберут в армию?

С. Рыбалка:

Частично да, уже отбирают туда разбойников. Сначала у нас были вообще наполеоновские планы, мы начали репетировать двумя составами. Просто мне хотелось всех зацепить. Вот. Но еще приходится с чем бороться, это всякие, всевозможные комплексы. "Вот у меня никогда это в жизни не получится". Это тоже такие пинки приходится раздавать. Скажите, может это кому-нибудь неприятно слышать. Все, вот именно эта "Али баба" помогла с этим вот молодым набором как-то покончить с этим разделением на, стихийно возникшем, старичков и новичков молоденьких.

Т.В.:

Но не надо, мы всегда стараемся не делать такого.

С. Рыбалка:

Но, тем не менее, получается. Это другим может быть полезно, потому что, когда уже охватывается какой-то коллектив, то по очень таким понятным, достаточно объективным причинам, можно, даже частично оправдано к ним приток уже затрудняется. Это, например, пожалуйста, тот же клуб поэзии и песни в Новосибирске. Певенчане могут с этим согласиться. Кто еще? Челябинский клуб, городской который, вот сейчас, в общем-то, сложил в себя эти функции. Вот. Потом состоявшийся, который очень трудно пройти. А эта форма очень гибкая, она дает возможность подключения буквально любых людей.

Сталина:

Нет! Недаром вы называетесь "Поиск". Вы же себе придумали название, для которого, вот что вы делаете сейчас, просто направление вашей работы, вы ищите. Я снова говорю, что я вас просто могу поздравить, потому что в "Поиске" такая искра божья, все что вы делаете, вы там может где-то давление вас убивало еще какие-то дела. Но ведь в итоге-то вчера то, что я смотрела. Это же было... но как вам сказать. Это было очень дружное веселье. Вы так хорошо побалдели. (смех) Неважно, это неважно.

Голос:

Маты были слышны.

Сталина:

Это было за кулисами. Надо было микрофон отодвинуть, было слышно. Но ведь понимаешь, что когда человек первый раз выступает в роли артиста. Да еще артисту надо выступить, чтобы... как сказать. Это не кукла на сцене. Чтоб это живой был человек. Конечно, страшно. Любое начинание страшно. Если бы вы знали, как мой сын плакал, когда первый раз брал веник в руки. Я никогда не думала, что это — подмести пол. Я очень хорошо это помню. Действительно, так ведь, кажется, любое дело, которое мы берем. Иначе, мы думаем, что никогда в жизни не научимся, это невозможно просто преодолеть. Глаза боятся, руки делают — говорила моя мамуля и бабуля. Вот и все. Вот и у вас глаза боялись, внутренний страх вас сковывал. А вот этот ваш матершинник — Рыбалка. Ломал в вас этот страх и в себе заодно. Потому что ему тоже было страшно, получится ли у него. Только ему приходилось ваш страх ломать и свой страх ломать. На него была нагрузка двойная. То, что он несколько резко с вами разговаривал, ........ .

Я не защищаю. Бога ради. Я сегодня с утра имела с ним беседу. Вот. Дело не в защите. Я как раз хочу сказать, что спектакль вот этот ваш сказать с точки зрения. Вот вчера была речь. Вот профессионалов надо привлекать, кому-то там актеров, это отточить. Все пропало бы! Поймите, это было бы не ваше творчество, вот сейчас, когда вы вот это вот сделали и показали, вы можете пригласить режиссера, кого-то еще, показать им, чтобы они вас поправили, а если бы профессионалы, любой из них, вошел до премьеры — заморозил бы, засушил все на самом корню, потому что самое ценное что вы сделали, это вы сделали все вместе, самостоятельно, встали на ноги и что-то еще изобразили. Вот сидели. Лежали в пеленках, а тут — не знаю как, через слезы, через истерику, через что-то, но вы себя вытащили на сцену и сделали прекрасный спектакль.

Таня Каширина:

И некоторые ребята очень артистичны, да? Согласитесь.

Сталина:

Подожди минуточку, я дойду до этого.

Мурафа:

Дойдет!

(общий смех)

Сталина:

Вот в этом преодолении самая большая ценность — это моя точка зрения. Я прямо не могла дождаться момента, когда я это все скажу. Потом, почему вы выбрали Берковского. Это вам непонятно, а мне понятно. Потому что в 81 году приехал сюда Берковский и всех поставил с ног на голову. Что он с ними вытворял тут! Тогда "Али бабы" пластинки еще не было, он приехал с двумя-тремя песнями, они их спели на фестивале и, начиная с фестиваля вообще ничего не было слышно, кроме песен Берковского из "Али бабы", три-четыре штуки.

Леша Щербаков:

Два года, они еще не сходят.

Сталина:

Представляешь, 81-ый год — осень, началось это все. 81-ый они зрели весь целиком, 82-й — зрели, в конце концов они не могут просто так этот заряд носить, он же в них вложен был, им же надо было его вытащить. Ну вот они, может быть, своеобразным таким путем к этому шли, но очень верным. И вот еще знаете что хорошо, прошлый раз мы приезжали — в клубе не было творческого начала, хоть вы меня застрелите, это чувствовалось у каждого человека, каждый за это болел, переживал, вот: мы увлеклись вот нашим домом, вот у нас то, вот у нас это, но нет огонька творческого. Вы как-то все немножко были на полутонах, каждый пел, а вот этого вот не было. И вот удивительно в короткий срок такой сейчас у вас бьет ключом (и по голове). Я вас всех уже знаю давно и с таким удивлением обнаруживаю, какие вы артисты. Я прямо всем жала руки. Мать честная! А вот самая главная артистка сидит, а кто из вас скажет, кто бросит камень, что она не артистка — первый класс?

Голос:

Я в этом не сомневалась.

Сталина:

Правда, она горевала весь вечер, как обычно, если человек сильно выложится.

Наталья Филатова:

Да у меня штаны слетели.

(общий смех)

Сталина:

Ты прекрасно вышла из положения.

А. Щербаков:

Так выложилась, что штаны слетели.

Наталья Филатова:

Я за кулису — подтягивать, а они снова... Мне надо бегать и кричать, а я встала и не могу двигаться.

Сталина:

То, что ты артистка, я не забуду, когда ты изображала, она мне организовала аплодисменты по поводу подаренного Высоцкого, помнишь? Ты здесь организовала группу с объявлением: "Вот, товарищ Мишталь...", я это не забуду, тут она такую развернула мне сценку в этом клубе, у меня это записано, я могу подарить.

С. Рыбалка:

Я хочу сказать, что все это стоило делать, даже если бы не состоялась вчерашняя премьера, просто ради тех репетиций, которые здесь были, это надо будет просто попробовать сделать, попробовать перебороть эту скованность и тогда просто сами оцените.

Сталина:

У тебя ребятня очень хорошо перешла через ту скованность, бандиты были великолепные, для них не было никаких преград.

С. Рыбалка:

А что их заставить сесть на эти швабры!

Сталина:

Зато, какая находка, когда швабры не хватило, он быстренько вскочил на круп товарищу. Мне и вообще не снилось, чтобы артист какой-то додумался так выйти из положения, швабры ему не хватило, и чувствуя, что они не могут развернуться уже на одном, надо же так. Я вам кричала и бис, и браво, и совершенно не напрасно.

Олег Несмирный:

Вчера вы ходили все, наверно обычно после такого нервного напряжения на спектакле, вышли все пеплом голову посыпали: "Ой, какой позор, какой страх, в зале сидело, сколько зал вмещает? Где-то около 600 человек. И, по-моему, никто, первое отделение кончилось, началось второе — никто не ушел, т.е. если бы вы гнали лажу, т.е. чисто самодеятельность, которая там поставлена профессиональным режиссером и когда всем сказано ты иди туда, ты иди туда, делай то...

Сталина:

Это было бы ужасно.

О.Н.:

После первого отделения все бы ушли. А вы сумели удержать их и не потому, что именно с движением это связано. Одно время послушал, думаю: тишина в зале, все сидят, слушают. И не потому, что они тихо говорят, а потому что интересно. Это ваш заряд вот такой.

Сталина:

Да, заряд эмоциональный великолепный совершенно.

Голос:

Дайте Находке слово. Раньше просила девушка.

Голос:

Я что хотела сказать. Я хотела Сережу спросить. Вот у вас, конечно, безусловно, не все получилось. Вы будете продолжать, делать лучше? Вы будете выступать?

С. Рыбалка:

Постараемся.

Таня Еремеева:

Можно я отвечу? Вот мне он однажды сказал, что пока мы истреплем все декорации, мы будем выступать.

(смех)

голос:

Что и значит, сделают новые.

Олег Горелов:

Ну, могу сказать, что здесь у вас легче, потому что делаете все. Вот мы остановились на этом деле, потому что вас 50 человек, а нас мало. Мы сразу остановились, как только увидели, что песен вообще перестали петь любых других и стали петь только "Али бабу". Вот. Мы выучили 4 песни, включаем их в наши концерты, с успехом проходят. Ну, все у вас, ребята, хорошо. Сейчас вам будет в 10 раз легче, уверен, потому что вы концерт, т.е. спектакль сам покоцали, теперь уже отдохнете, даже может у многих уже обострились муки: уже все, надоело. Он въедается. А после концерта вы все бросите, я уверен, кажется, что бросите, а потом это все возникнет снова и пойдет дальше. Только не надо бросать. Ну а потом, попутно... Вопрос такой, ребята. Мне кажется, вчера несколько пострадала песня. Я вижу две формы показа спектакля: либо, как вы задумали: петь за кулисами и частично на сцене (так у вас было задумано, да?). Но основная песня должна быть где-то за кулисами с группой, которая не скачет, потому что петь после скачек... Вот Валера хорошо из этого положения выходил: умудрялся и танцевать, и петь хорошо, а вообще это тяжело для самодеятельных артистов. Либо второй путь: песни наши самодеятельные, несмотря на игру, на театр, исполнять с гитарой у микрофона.

Щербаков:

Вот второй путь. Тут понимаете, что получается, что, во-первых, еще гитара играет за сценой, в зале ее слышно, но им-то на сцене ее не слышно практически. Очень тихо. Им надо еще попасть в тональность. Ты представляешь, как это трудно? И петь в тональность. И в ритм, и в тональность. Особенно в первом отделении это было слышно. Кто-то подстраивался, а они с трудом. Во втором все как-то вот так: они успокоились немного, а тут еще момент волнения. Может сделать как-то уйти. Слушает чего же она там звучит, чего же ей начать? Ну, типа фона в цирке: вот эти ребята с гитарой, ну, пусть они будут на сцене, это не так уж страшно.

С. Рыбалка:

Здесь в песне был немножко такой момент: в отличие от пластинки, где был радиоспектакль, где все довольно просто в этом смысле, здесь надо было ввести действие, вот у меня тогда возникла мысль ввести туда группу музыкантов, которая постоянно там присутствует. Вот. Но это оказалось очень сложно. Потому что все хорошо поющие, в общем-то, были уже задействованы. Остальные хорошо поющие отличаются такой несколько слабой дисциплинированностью. Вот. В общем-то, было вообще туда привлечь к этому делу. И вообще это очень сложный момент: присутствие там этих музыкантов. Ну, я их мыслил себе так вот: примерно, как что-то такое вот вроде того же самого Мустафы, который присутствует здесь.

Сталина:

Да! Да!

С. Рыбалка:

И в то же время несколько выше, и как-то выражает свое отношение своей там мимикой, своей...всем, чем...ну, от этого осталась только группа музыкантов, в базаре которая.

Сталина:

Да, да, да.

С. Рыбалка:

Все. А остальное не удалось.

Сталина:

Базар и навел на мысль об этом, что необходимо их вытащить на сцену и видеть, что они делают и вовремя вступали, вовремя тональность. Все. Чтобы смотреться.

Щербаков:

Даже не певцов, даже вот именно, пусть будут два-три гитариста, больше не надо для этого. У вас же только гитара. Но, понимаешь, они должны быть отстраненные, как у Брехта. Они не в спектакле. Они вообще могут быть совершенно отдельно. Вот они стоят и играют, понимаешь? Их серьезные лица. Вокруг все веселятся. У них серьезные лица. Они другие. Вот это — спектакль, это они. Они даже вплоть до того, что помогут где-то декорацию передвинуть.

Наталья Филатова:

Так и было задумано вначале.

Сталина:

Ну, вы так и сделайте. Чтоб это сразу было видно, чтоб это вот просто бросалось в глаза. Это нужно снять немножко. Всякие эти шероховатости.

С. Рыбалка:

Ну, это уже получится совсем другой спектакль (ехидно смеется).

Голоса:

— Ну, и нормально

— Слава богу.

— Простор, дерзайте.

Гусев:

Сейчас идет разговор уже не по тому руслу, т.е. каждый предлагает свои видения. А вот один по одному видит, другой – по-другому.

Голос:

Нет, никто не заставляет их принять нашу точку зрения.

С. Рыбалка:

Самое главное, видимо оно так и надо. Потому что, видишь, оно в нескольких головах возникает само собой. Мы же не говорим о мелочах, что допустим, не стойте к зрителям задом и так далее, вот, по-моему, очевидно об этом говорить не стоит. А говорят о каком-то принципиальном.

Сталина:

А я хочу сказать еще, что я забыла, упустила один момент: Цой очень переживал и все говорил, что какой он артист? — Великолепный!!! Из тебя такой получился, такой получился бедняк

(Ха-ха-ха. Очень громкое.)

голос:

—Да, вот кстати. Была идея. Али бабы не было. Но был бедняк.

Сталина:

Цой был бедняк.

(Ха-ха-ха)

голоса:

— Босой...

— Пошел босиком.

Сталина:

У твоей пары немножко не хватало голоса. У ней не хватало силы голоса. Она терялась. Но с ее вот этими восточными, так сказать, штучками, которые она все время устраивала, это было тоже очень, вот, даже голос отсутствовал, не то, что он очень маленький, он был, но он маленький.

Голоса:

— Нет. У нее чистый и хороший голосок. Она пела очень чисто.

— И под Зейнаб партия, партия Зейнаб вот идеально подобрана по голосу.

Сталина:

Вы были очень в паре, вы были такие немножко не от мира сего.

(громкий дружный смех)

Сталина:

Но. Но. Маленькое но. Вот там все эти сытые, все эти довольные, все сытые, Наташка, понимаешь, такая прямо ух, какая баба! И вдруг на фоне этих всех: Венцлав там тоже ведь пузатый (смех). А они какие-то немножко, шизнутые немножко: восторженные такие, спокойные. Прекрасно вот.

С. Рыбалка:

Тут о моментах коллективного творчества. И почему собственно ради репетиции стоило все это делать? Например, вот, каким образом шло, вот воплощение этого базара. Я вот, к сожалению, не видел, как оно там получилось: ну так с боку мне не очень понравилось. И вот на последних репетициях было довольно неплохо, особенно на предпоследних. Вот. Значит, с начала это был вообще тихий ужас, значит. Все собирались сюда, значит, и громко кричали.

Голос:

Громкий ужас.

С. Рыбалка:

Ну, громкий ужас. Значит, пришлось разделить этот базар на какие-то действующие лица, т.е. пришлось ввести двух продавцов за прилавком, там, двух этих, группу музыкантов поставить, после чего появилось желание группу музыкантов, появилось желание, вижу, во все эти самые дела вставлять. Вот. Потом появилась, значит, вспомнился рассказ Берковского о том, как бродят там коровы по этим Восточным базарам. Корова, по идее, должна была там тоже, заполнить все это пространство. Дальше.

Голос:

Эксцентрично.

С. Рыбалка:

Дальше, дальше, дальше, дальше, дальше. И самое вот интересное, когда вот эти мои мысли кончились, и каким-то образом надо было переходить к появлению главных действующих лиц на сцене, вот, как-то совершенно стихийно, когда вот первый раз вот прошел довольно удачно весь этот первый базар и все собрались вокруг Мустафы послушать, что он говорит, и там значит старший брат — брат Касым и тут Валера вдруг, значит, вдруг раз и вышел значит из этого. Только зря вот он кажется, подушку при себе держал в качестве музыканта, он мог бы сначала быть худеньким. Даже если бы он при зрителях все это туда всунул и сразу бы преобразился бы в этого Касыма, в общем, как это было на этой первой репетиции вот этот момент, это было бы очень здорово. И тут же все эти действующие лица: этот борец за идею Хасан. Да? "Одному кувшин — другому дворец?" Вот. Якобы. Вот. Значит, все это получилось вот таким образом.

Сталина:

Найдена была совершенно прекрасно, была отрубленная голова.

С. Рыбалка:

Отрубленная... но, к сожалению, там был тюрбан, это вообще получалось так, но вот Валера забыл переодеть свою тюбетейку.

Голос:

Товарищ в кимоно. Каратист.

С. Рыбалка:

Всякие там лажы, каратэ и так далее. Все это было найдено здесь.

Голос:

Несколько суетно немножко было.

С. Рыбалка:

Суетно было не несколько, но все это было ужасно.

Голоса:

— Знаете, чего вам еще не хватало? Вам не хватало просто элементарно сцены для репетиций, вот этой сцены ДК "Дзержинского"?

— Это да.

— По достоинству каждый себя ведет.

— Тут эксцентрично, понимаете. Не жить, не суетиться, несколько было немножко это.

— И вот элементарная дорожка и так далее. Вот когда разбойники поют свою песню и прыгают. Была бы сцена, вы бы не сталкивались.

— Это уже мелочи.

— Это было бы элементарно: туда, сюда.

Наташа:

Мы репетировали на большой сцене.

Голос:

На большой?

Наташа:

Да. На большой.

Голос:

Ну вот, эта была как раз меньше и вас стало.

С. Рыбалка:

Даже декорации некуда было ставить.

Голос:

Надо было именно на этой.

Сталина:

В общем, не оставляйте, бога ради, не оставляйте.

Норкина Елена:

А то, что сам Али баба сидел и на гитаре играл? Хорошо?

Леша Щербаков:

Вот так!

Сталина:

Прекрасно! Только он играл невпопад с тем, кто играл за сценой.

Щербаков:

Луферов точно пел песню Окуджавы про то, что мне говорят, что форум — это действительно в Древнем Риме. Помните, а я хочу сказать, что это портит все, что я хочу сказать, а то, что рынков не было в Древнем Риме — это как раз то, что я хочу сказать, т.е. не надо же на догму уходить.

Сталина:

Знаете, шахматисты...

А. Щербаков:

Самое хорошее у шахматистов было две фигуры, эти две фигуры стоят на доске.

Голос:

Можно было и одну поставить.

Щербаков:

Можно было и одну.

С. Рыбалка:

Мне не удалось их убедить, что им нужно сидеть заголенными по пояс.

Сталина:

Конечно.

С. Рыбалка:

Считают — порнография.

(смех общий)

С. Рыбалка:

Шахматы и сидят два амбала таких, а на них смотрят, это же...

Щербаков:

Красиво.

С. Рыбалка:

Правильная фигура.

Сталина:

Разве это молодежь?

С. Рыбалка:

Поднимет, посмотрит, потом опять поставит.

Мурафа:

Нет, пусть лучше сидят.

Щербаков:

Сидят и смотрят абсолютно отрешенно.

С. Рыбалка:

Как истуканчики. Их как мебель уносят.

А. Щербаков:

Тут дорожка, они открыты постоянно и все вокруг них идет.

Мурафа:

Это было. "Белое солнце пустыни", это было, там старики сидели, то же самое, не смотря на взрывы.

А. Щербаков:

Когда с них чалмы сдувало.

С. Рыбалка:

Видимо, на меня подействовало, когда были КВНы и зеленоградская команда показывала фильм какой-то "Похищение века" что ли, проезжает машина скорой помощи, они там медики, а двое сидят по каким-то чертежам ползают, на них наезжает машина, машина проезжает, у них на спине протекторы, а они все ползают, до того въелось. Но я, честно говоря, об этом не думал.

Сталина:

Это твоя первая проба?

Щербаков:

А еще, кстати, очень ценное, что можно взять в этом плане, вот последние "Веселые ребята", где Леонид Сергеев выступал.

С. Рыбалка:

Я не видел.

Щербаков:

Не видел?

С. Рыбалка:

Я вообще последнее время почти ничего не вижу.

Наталья Филатова:

Нет, не удается посмотреть.

Щербаков:

Там Сергеев выступал и они давали миниатюры с подстрочником, я не имею в виду, что это к "Али бабе" имеет отношение, простите.

Сталина:

Подстрочник — это другое.

Щербаков:

Я понимаю, т.е. они там делают, у них идет какая-то сценка, вообще имею в виду к театру, не к "Али бабе", еще раз подчеркиваю, а сзади идет какой-то текст, они на этом деле играют, т.е. через это попробовать — это даст пластику, чтоб они не пели...

Сталина:

Нет, это уже все, это наиболее...

Щербаков:

Это техника.

С. Рыбалка:

У нас осталось еще полчасика на негативные стороны.

Радохлеб:

Знаете, почему-то никто не говорит о том, что больше всего бросалось в глаза, чисто технические детали, то, что не было слышно слов и фон в микрофоне. Понимаю, что вы не виноваты.

С. Рыбалка:

Мы виноваты как раз.

Радохлеб:

В последних рядах очень много было не слышно, народ сидел и мучался, всем хотелось послушать, о чем же там говорят.

А. Цой:

Техника на грани фантастики.

Щербаков:

Что-то у вас с колонками.

Сталина:

А потом не хватало еще одного микрофона между этими двумя.

Наталья Филатова:

Первый вообще не работал.

С. Рыбалка:

Вообще для таких залов не нужно никаких микрофонов, вообще привыкать без микрофонов.

Мурафа:

Акустика очень хорошая.

Щербаков:

У тебя (С. Р.) гитара забивала их вообще.

С. Рыбалка:

Я же не слышал ничего.

Сталина:

Вот Наталье никаких микрофонов не надо. Это я понимаю — преподаватель. Детям надо рассказывать так, прекрасная дикция, никаких микрофонов не надо.

Гусев:

Сколько у вас репетиций было, Сергей?

С. Рыбалка:

Фактически мы репетировали отдельные сцены сначала двумя составами, ну, в общем-то, всерьез мы начали после нового года. Только один день недели мы посвящали после нового года, два дня ремонту. Надо было ремонтировать потолки, перекрытия. Довольно скучная работа. Просто мы подлизали то, что было, подчистили. Два дня в неделю возюкались с этой штуковиной, а один день уходил на это. Я очень понимаю тех ребят, которые... случались всевозможные... ну просто... ну срывы. Это очень много сил надо на это дело.

Филатова:

Если бы репетировалось все хотя бы месяц, пусть не с октября. Всего-то месяц, но каждый день, было бы по-другому. А то вот от воскресенья до воскресенья. Некоторые пропадают, как-то не получается, получается в месяц одна-две репетиции.

С. Рыбалка:

И одного человека, допустим, нет, допустим, вот, последняя сцена — это 20 минут спектакля. Вот там..."ай, хороший плов"... и прочее все, там нужны четыре исполнителя: Али баба, Зейнаб, Фатима и Хасан. Одного из них нет — все, выпадает. Допустим, остальные сцены все у них сделаны. И очень сложно было убедить. Люди говорят, что я занят, у меня то-се, значит, и так далее. Это не пустые слова о том, что нечто требует жертв, это действительно требует. Еще по части организации и концерта, сделали определенный шаг назад и с этим тоже придется бороться.

Голос:

Какой шаг назад, от чего?

С. Рыбалка:

В части организации, неорганизованности. Очень большое количество суеты присутствует своей собственной во всех этих делах. К сожалению, не очень хорошая традиция нашего клуба. С этим придется...

Голос:

Ну, это уже ваше внутреннее.

С. Рыбалка:

Нет, я просто предупреждаю, что если с этим мы сразу не кончаем, то это иногда переходит в традицию, с которой очень трудно справиться. Очень сложно сделать что-то действительно стоящее и даже взяться за это. И даже убедить себя в том, что это по силам, что это нужно. Все поглощает пустое общение и так далее. Может оно не пустое, особенно если в результате появляется настоящая дружба. Это опасный момент.

Голос:

Вопрос у меня такой: что дальше вы наметили? Ваши творческие планы. Будете доводить этот спектакль или готовить что-то новое?

С. Рыбалка:

Этот мы будем обязательно доводить. О других надо думать. Луферов уже называл какие-то вещи, допустим, те, которые есть. Может быть, что-то из них. Но я, честно говоря, пока не знаю.

Щербаков:

Ты еще не привык к своей новой роли режиссера. Кстати, насчет негативных черт, единственное, что хотелось бы сказать. Может быть, имело смысл раздать пригласительные бесплатно?

Сталина:

А, хитренький какой.

Щербаков:

Это не хитренький, люди приходят. Вчера сказали, что это... ну, не готово, это нельзя выпускать. Не потому что это плохо, это прекрасно... Но это именно не готово чисто технически, а пока это не готово технически, это нельзя делать за плату.

С. Рыбалка:

Ну, вопрос о деньгах, это вопрос довольно сложный, дело в том, что раз определенное количество труда в это заложено, и я не сказал бы что халтурное, то значит, любая работа должна быть как-то оплачена и так далее.

Щербаков:

Это да, но ведь деньги не вам идут.

Гусев:

Не совсем, почему... Если, допустим, репетировали. Работа у вас проделана колоссальная, практически ту цель, которую вы преследовали, вы ее добились. Это очень здорово.

Щербаков:

Но нельзя становиться на такой позиции, чтобы всякая работа, особенно наша, оплачивалась.

С. Рыбалка:

Просто по-другому нельзя было провести все это дело. Я бы с удовольствием все это сделал, но каким образом. Дело в том, что все должно быть здесь... То есть, нам нужно было убедить всех наших тех, от кого это зависело, в том, что здесь пойдет колоссальный финансовый плюс и идеология само-собой.

Щербаков:

Ну, нельзя так.

Сталина:

У вас нельзя, а у нас...

Мурафа:

Нет определенной программы по этому вопросу. Там делают так, в других местах по-другому. Пока нет положения единого, значит, им так удобно, пусть делают. Чем они виноваты, что положения нет.

Щербаков:

....поверить, что ты можешь это сделать, но какое к этому имеет отношение эта самая материальная сторона. Ведь это же можно...

Гусев:

На этот вопрос тебе как раз и ответили. Себя-то они убедили в том, что они могут. Мало того, они не только себя, они и нас убедили в том, что они могут. А вот там это надо было еще убедить. Убедить, заставить поверить в то, что здесь готовится, да деньгами. Там их не убедишь ничем кроме денег. Вот когда ты раздаешь платные билеты, тогда они думают — ага, если мы заплатили, так неужели они там ничего не делают. Это элементарный прием.

Сталина:

Хочешь, я тебе скажу. Вот я могу признаться всем (мне стыдно в этом признаваться, но я признаюсь, что 30 вечеров Высоцкого, которые мы провели на Камчатке, из них пяток

найдется, которые я дала шефски, а остальные я вынуждена была давать платно и извиняться перед залом, что, товарищи, эти деньги идут не в мой карман и даже не в клуб. Эти деньги идут в обком комсомола, чтобы они имели возможность иметь привлеченку и хоть изредка посылать нас на какие-то фестивали.

Щербаков:

Я с Вами совершенно согласен.

Сталина:

И, понимаешь, какой паразитизм. На интересе к Высоцкому делать деньги обкому комсомола, чтоб нас отправили на фестиваль. Это же, это же, я не знаю. Это беспредельный маразм.

Щербаков:

Это необходимость. Я видимо не могу понять Вас, а вы меня. Любой концерт, любая хорошо обкатанная программа, любой вечер — они должны быть платными. Я согласен. В этом есть необходимость, беседа, бог с ним, но она должна быть закончена, то есть должна быть завершенная программа, нельзя, в принципе, для большой аудитории...

Татьяна Денисова:

Не в данном конкретном случае, а в принципе о необкатанных программах, платных.

Щербаков:

Первый раз, а потом, безусловно, когда это будет все.

Сталина:

То же самое было с Высоцким. Была первая программа, вообще импровизированная, триста человек зал. Каждый раз триста человек. Мы что делали даже. Мы продавали билеты обкома комсомола на все 3 вечера, потому что иначе мы не то что пятьсот, тысяча пятьсот, мы вообще бы не вместили, никогда не обслужили. То есть это совершенно вынужденное, чтобы нам зал этот дали, нам надо было за него заплатить. Ну, где я возьму деньги заплатить за вечер, который я же сама провожу, нигде, кроме как собрать рубли. А мы, знаете, что мы делали вначале, когда клуб только начинался. Когда у нас вообще ни копейки не было. Мы желтенькую коробочку ставили у выхода на прослушивании, когда люди только слушали и говорили. Кому не жалко, не больше рубля, пожалуйста, вон в ту копилку. Вот так было, а что делать? Вроде не имеем права это делать, вроде мы нарушаем самые основные принципы. Вот если бы я эти деньги собирала, или он эти деньги собирал и клал в свой карман или на обогащение клуба, или там еще на какие-то дела, вот это преступление.

Щербаков:

Не о том речь. Нельзя брать деньги за незаконченную работу.

Голос:

Ой, берут деньги за такие фильмы незаконченные.

(овации)

С. Рыбалка:

Оля Городецкая вчера высказывалась.

Голос:

Я уже говорила: микрофоны, мизансцены.

Щербаков:

Ребята, разум, технические недоработки прекрасно все хорошо. Принцип хорош, работа хорошая.

Сталина:

Не пускайте профессионалов.

Гусев:

Сталина, ну почему?

Гена Певек:

Не пускайте профессионалов, не надо их пускать. Они не артисты, не профессионалы, а профессионалы — режиссеры, сценаристы и т.д. привыкли работать уже с подготовленным материалом, который его поймет с полуслова, который знает, как сделать этот жест, который знает, как нужно плакать на сцене, смеяться и т.д. И он начнет их распихивать, рассовывать по углам. У них это начнет не получаться. Они будут куклами.

Сталина:

Не надо, не надо, не надо.

Гусев:

Это надо в самом начале, когда они только готовили, вот это надо было бы в самом начале.

Н. Филатова:

Мы подумаем и делаем как нам удобно.

Голос:

Да оставьте им творчество.

Щербаков:

Гена очень точно сказал, что он начнет их ломать, этот профессионал. Он будет делать так, как надо ему. А это не будет получаться.

Филатова:

Теперь по семинару, кто чего получил, кто чего как.

Голос:

Во-первых, получилась экспромтом хорошая форма. Клубы выступили экспромтом и их потом обсудили. Вот если в следующий раз они вздумают в следующий раз.

Н. Филатова:

Теперь знайте, на любой семинар везите программу.

Голос:

Ребята, давайте, ради бога. Я же уверен, что если за год, полгода, 3 месяца клуб будет знать, что ему надо будет подготовить на 20, на 30 минут программу и, приехав, здесь будет прослушан, то можно подготовить программу и потом уже обсудить.

С. Рыбалка:

Дело в том, что все должно было проходить, как написано там. И эти сбои были буквально за неделю. Там все тянулось до последнего. Из того же "Зеркала" человек исчез внезапно. И "Секунда" окончательно потеряла всякую надежду, вот буквально на один день им не успели позвонить из Комсомольска там, тогда они бы были обязательно. Кстати, с этой .............., дело в том, что здесь мы, хотя и далеко друг за другом, по сравнению с теми местами, здесь оформляется такой коллектив региональный, мы уже вообще-то знаем друг друга и в принципе тех же людей приглашать мы можем. Как-то используя все эти точки, потом это было бы конечно накладно по финансам для каждого из нас в отдельности, в результате, если бы мы сообща делали все эти вещи, и касательно фонотеки, то что говорить, Сталина, тогда это надо делать, по-моему, как-то вот, все нужно, нужен обмен, но дело в том, что пока что это все трудно делать. Если бы это было сделано полтора года назад, все что делается здесь. Это было бы сделано одной ногой, включая командировки той же "Секунде" и т.д. и т.д. Потому что тогда была такая возможность у нас, совет молодежных клубов тогда существовавший, об этом мы говорили на прошлом семинаре, год назад здесь, но, в конце концов, такого канала нет, крыльев буквально никаких нет, нет возможности реальной. Понимаю, что там были объективные причины для всех этих дел оснований для той же комиссии ЦК комсомола, которая здесь тогда была. То, что действительно бывали случаи, когда идет не совсем по назначению все эти средства, но в данном случае все оказалось так, что мы просто без рук.

Галя:

Татьяна, вопрос... возможность такая будет все восстановить? Приглашения...

Татьяна Денисова:

Будет, будет через 1,5 — 2 года.

Голос:

А вот эти полтора года не возможно замыкаться, теряться..?

Татьяна Денисова:

Только вот что я думаю, что комсомол сейчас тоже открещивается — нам они не нужны, эти клубы. Самим работы хватает, а Министерства культуры СССР, они сейчас как-то завязались на это, выработают сейчас они постановление, которое готовится, очень много появится, включая информационные сборники, обязать журналы, пластинки издавать самодеятельных авторов, нам записано оказать всякую методическую помощь, проводить семинары руководителей клубов, то о чем я говорила. Наверное, я пришлю это ребятам во Владивосток, сейчас созвонюсь с Москвой, попрошу постановление, это постановление готовится на уровне ЦК КПСС, потому что в нашей песне в Баку один товарищ срифмовал "онанизм — коммунизм", т.е. был такой фестиваль, много есть вещей, которые повредили нашему делу, и срифмовал это так, что в совершенстве овладел двумя этими науками. Ведь сегодня как: не потому нас разгоняют, что мы неуправляемая стихия, а потому что посчитали, что очень много евреев, сионистские настроения в нашем течении, есть диссидентские настроения. И другая официальная позиция — зачем мы пишем эти песни. Для нас достаточно пишут Жоры Максисяны, Шаинские, Мартыновы и прочая ерунда, что мы не поем. Поэтому, когда мы доим их: обратите на нас внимание, очень сложно. Легче запретить, легче закрыть, но такого не будет, чтоб закрыть. А вот на это нужно время — года 1,5-2. Да, выработки нормальных уже тогда...

Сталина:

Таня, я на это скажу вам всем с позиции старого человека. Это уже 3 или 4-е перекрывание нам дыхалки за 20 лет. Переживем. Все опять будет нормально. 68-й год если кто помнит. Там вообще наглухо все было перекрыто. Настолько, что я даже поверила, что уже больше ничего нет.

Т. Денисова:

Когда приходится объясняться по каждой еврейской фамилии, простите мне, я очень хорошо отношусь к этим людям, но когда меня вызывали в КГБ и я объясняла на пальцах, что это очень уважаемые люди, у меня не было много доводов. Я говорила по Клячкину, приносила пленки, крутила, слушали сидели: "Нет, это не подходит, нет, это все не то". Кто такой Андреев? Приглашала Андреева к доктору филологических наук. "Нет, это все несерьезно. Вот давайте пригласите Бичевскую, это мы знаем". Но она к нам не поедет. У нее аппаратура одна 5 тонн, куда же нам ее приглашать, у нас другие мероприятия. Ребята, вы, может быть, даже недооцениваете того, как сегодня и КГБ, и управление культуры, и, что самое интересное, обкомам совсем было безразлично, а сейчас и они получили установки обратить внимание. Не запрещать, но и не рекомендовать. А вот мало найдется людей, которые возьмут под свою ответственность все-таки проводить это. Установки запретить — нет, а вот не рекомендовать — есть. Поэтому нам нужно сплотить свои ряды, более четко самим выразить свою... И пережить это. Потому что у нас в этот год, он еще только начинается, и в Норильске запретили фестивали, было где-то из 6-ти городов всего. Норильск — это та организация, где проводит облсоюзпроф у них, люди очень серьезные, первые люди города проводят норильский фестиваль. И то уже объявили, что в этом году фестиваля не будет. Этот фестиваль будет областной и, может быть. В 84 году мы съездим к ним. Я возьму в ЦК все эти документы по подготовке... то, что сейчас планируется, а тогда вы, ребята, может, распишите и разошлете. Документы интересные.

Сталина:

Сережа, как быть с августом вашего фестиваля?

С. Рыбалка:

Это будет зависеть от резонанса на наш марш (хе-хе).

Сталина:

Во-первых. А во-вторых, давайте без резонанса. У меня такое предложение есть: в августе собраться независимо от официальных организационных вопросов. Шамора есть Шамора. Туда можно приехать с палаткой и рюкзаками. И, в конце концов, если нам даже официально не будет никаких разрешений, то послать каждому записочку: "Ребята, такого-то числа мы вас ждем на Шаморе". И я думаю, что мы все равно соберемся и попоем.

Т. Денисова:

Ну, знаете... Кто был в Ташкенте в прошлом году? То же самое произошло там: когда все туда съехались, т.е. не разрешили никому на сцену выйти, и все стояли в своих кучках, и по 30 человек минимум. Каждый костер был оцеплен. Одна маленькая деталь. О себе скажу. Мне запретили официально проводить в Тынде фестиваль. Так запретили, что даже в этом инструктивном письме "О некоторых недостатках в работе с самодеятельными авторами прошла строчка: "В Тынде имела место попытка проведения фестиваля". Попытка, как говорится, не пытка. И когда мы прочитали это постановление, т.е. наш замминистра, и мы писали официальное письмо Пастухову: или эту строчку убрали из этого постановления или вообще как-то пересмотрели. И я вам скажу, что прошел у нас 7-ой фестиваль, мы назвали его 7-ой концерт. У нас были Ташкент, Рига, Тихвин, Миша Радохлеб из Комсомольска-на-Амуре. Кому нужно, те приехали. И никто меня за это потом не ругал. Вот до фестиваля я думала вообще собраться и уехать, хоть во Владивосток отдохнуть, потому что это были звонки обкома партии, горкома, постоянные встречи в отделе культуры и пр.

Сталина:

Что же ты предлагаешь?

Т. Денисова:

Я предлагаю делать это очень тихо и не создавать вокруг этого шумихи, этого ажиотажа. Потом, может, есть и смысл посылать во многие города приглашения, потому что мы разошлем, а люди... Я тоже считаю, что нам здесь всем вместе в августе собраться обязательно нужно. Но все-таки, это может обернуться тем, что — не дай бог — кому-нибудь войдет в головку разогнать нас — они могут. Дни самодеятельной песни — прекрасное название. Они все боятся слова "фестиваль" как огня. Я свой восьмой фестиваль в Тынде назову или концерт или смотр-конкурс, пусть вас это не пугает, потому что мне официально запретили фестивали проводить.

Сталина:

В конце марта мы хотели фестиваль проводить. Нам не разрешили, но зато мы хотим в конце марта провести отчетный концерт КСП, т.е. провести неделю самодеятельной песни. А фестиваль у нас будет в июле месяце по разрешению ЦК комсомола, потому что будет 60-летие камчатского комсомола. 7, 8, 9 число в июле месяце обком комсомола уже берет на себя. Поэтому это для вас информация такого рода, что если кто-то поедет, то имейте в виду, что тематика будет под эгидой обкома. Поэтому готовьте. Планируем мы делать это на природе. У нас есть такое местечко Кузьминки, и там рядом большая поляна, где туристские слеты проводятся. И обком хочет. Чтобы фестиваль был в лесу, в июле. И гала-концерт тоже на природе. 24 марта, кто хочет к нам попасть, у нас есть Люба Шпак, подойдите к ней, назовите свои ФИО и год рождения, место работы, чтоб мы точно знали, на кого готовить вызовы. Вызов у нас очень сложный, мы для этого уже сейчас каналы пробиваем, я обещала в исполкоме провести вечер Высоцкого. Подумайте, кто может приехать.

С. Рыбалка:

Так. Внимание. Мы там вряд ли сумеем что-нибудь сказать. Большая просьба наговорить кучу комплиментов в адрес организаторов. Потом у меня была мысль закончить все эти семинарские действия где-то через год более серьезным, на высоком уровне разговором. Все-таки, я надеюсь, что сюда смогут приехать такие товарищи, как тот же Андреев, и т.д. Поэтому я на Камчатку послал эту бумажку, трудно понятную, видимо.

Сталина:

Да, трудно.

С. Рыбалка:

И пожелание по темам, по докладам. Может быть, есть у кого-то сомнения, стоит ли это делать, я тоже хотел бы услышать. Пока еще у нас есть такая возможность проводить подобные вещи. Я не знаю, сохранится ли она.

Сталина:

Если это стоит и нужно — именно на регионе.

С. Рыбалка:

Причем, все эти семинары, вот эти два, которые здесь проходили, они, прежде всего, имели целью обучение тех, кто здесь был. Т.е. и нас, и Находку, и Камчатку. В прошлом году не удалось заполучить всех этих докладчиков сюда, но удался обмен опытом. Я думаю, камчадалы много получили, даже, наверно, больше чем мы. Поэтому, я советую подумать. Может, уже сейчас есть наметки каких-то тем, которые всех волнуют. Надо подумать до конца и либо сейчас сказать, либо в письмах прислать. Этому могут помочь и материалы Денисовой и наши материалы, у нас как-то был стихийный разговор, который поставил ряд вопросов, которые мы, слава богу, сумели разглядеть среди всего этого, а ответить на них — это... Ваше мнение?

Т. Денисова:

Может быть, надо сделать Владивостокский клуб центром. Потому что всем бы хотелось в своем, но у нас нет нигде возможности больше собираться, как во Владивостоке.

Сталина:

Через год можно ставить вопрос.

Т. Денисова:

Мы сейчас говорили на перспективу, на март 84-го, только центр — Владивосток и именно нашему ДВ-ному и Сибирскому региону надо здесь собираться. И готовить все свои предложения сначала сюда, а потом уж в рабочем порядке вырабатывать программу следующего семинара. Может быть, есть смысл секции какие-то устраивать. Наша неорганизованность не позволяет нам сегодня где-то обсуждать одни проблемы, потом другие.

Сталина:

Я хочу одно только попросить: давайте соберемся человека 4, кого интересуют документы. Вы сейчас говорите общие слова, я хочу совершенно конкретно................. и документы. Надо сесть и обменяться, найти время, когда скажи нам, чтоб мы это обязательно сделали до отъезда, потому что это вот такая необходимость. У каждого документы есть, у каждого соображения.

Голос:

Нет, сейчас это не разговор.

Щербаков:

Я хочу сказать. Называется все это семинар, дни самодеятельной песни. Это прекрасно, но в него всунуты 6-7 концертов, мы просто не успеваем. Если делать по секциям, мы не успеваем за этот срок сделать. Я что имею ввиду: по теме этого семинарского занятия были "Зеркало" и "Секунда" и "Али баба", 3 из семи. Автор нужен, я согласен, но его надо либо до, либо после.

С.Р.:

На заключительном.

А. Щербаков:

Ну, понимаешь — как-то со временем неувязочка получается. Может сократить количество концертов, мы ведь, в принципе, не за концертами сюда приехали. А в принципе обменяться. За счет того, чтобы получить вот эту роскошь...

Рыбалка:

Я тебе покажу программу прошлогоднюю, где там было совершенно другое: Ой сколько заседаний! Ну, давайте попозже приходить, в 10 это не реально, это не проснется никто. А сейчас с 11...

Сталина:

Ты просто не был на прошлом. А сейчас, учитывая прошлое, он сделал по-другому, теперь он должен сделать, учитывая, так как было. И так бесконечно.

С.Р.:

Всем спасибо.