7.03.83

В. Милевский:

О песне "звездочка". Мое мнение — это песня довольно-таки идейная. Через всю песню проходит красной чертой идея, что люди не должны песни петь о звездочке, а должны сами все делать. А что касается ладошки, то это оказывает, прежде всего, (влияние) на интеллектуал, на ум человека.

(спор)

Рыбалка:

Ну почему, мнения бывают разные. Вот, допустим, Устинов сказал, что это песня хорошая, Ланцберг сказал, что это песня плохая, и так далее...

Итак, кто берет слово?

Цой

(вопрос к Виктору Луферову):

Как на ваш взгляд позиция самого автора — барда, исполнителя, если не брать во внимание творчества "китов" наших? К чему сейчас тенденция идет, как вы оцениваете?

Луферов:

Ну я уже говорил к чему общая тенденция идет. Тенденция к размыванию всяких границ. Вот, собственно, и все. Я считаю, что по поэзии и по мысли все последующие поколения, после четверки этой (ну, в общем, пятеркой я бы назвал), по мысли и по силе выражения все остальные меньше гораздо и слабее. Другое дело, что появились другие компоненты: музыкальная, эмоциональная, гармонии, мелодики и прочая, и пр. Ну, опять, я не знаю, что будет дальше, но мне кажется, что жанр в массовом плане будет продолжать деградировать, т.е. та схема, которую я нарисовал, будет опущение к основанию пирамиды, т.е. он будет становиться все более массовым, клубов будет появляться все больше, они там будут петь свои песни, услышав песни, которые сочиняются в вашем клубе, и в первую очередь у ровесников своих, им будет это больше нравиться, чем песни Б.Окуджавы, как это подтвердил Саша, и эта ситуация будет продолжаться до того момента, когда огромное число клубов возникнет со своими непонятными какими-то авторами, которые будут непонятно о чем петь, т.е. смыкание с эстрадой и с низкопробными песнями. Но наряду с этим будут оставаться эти четверо и десятка два первоклассных, очень интересных авторов. А так, я уже сказал, что есть только одна надежда, что если будут появляться авторы, которые будут по своему уровню художественному (а он включает в себя очень многое — и поэзию, и музыку, и интонацию и т.д.)... Если не будет появляться новых талантливых авторов, то жанр вообще должен умереть, и останутся для нас, как остался Вертинский, с их пластинками... Вот мы и будем, поколение, которое за нами будут их слушать уже с пластинок и все.

Гусев:

Виктор, попутно вопрос можно? По этой же теме. Как Вы считаете, есть ли выход для КСП, чтобы избежать этого ощущения? И если есть, то какой? И еще сразу вопрос: можно ли считать театр самодеятельной песни для КСП таким выходом?

Луферов:

Ну, во-первых, все равно: смотря на каком материале будет этот театр основываться. Я считаю, что лучше (но где здесь грань провести, каждый для себя должен решить, это очень сложный вопрос) быть хорошим исполнителем хороших песен, чем петь свои слабые песни. Я бы для КСП видел бы смысл в сохранении культуры и самих себя, и в привлечении слушателей, потому что набор очень интересных песен велик, и на этом материале очень долго можно жить, работать. И в надежде на то, что клуб будет вариться в таком соку собственной культуры, то и авторы, которые будут в нем писать, которые пишут неотсебятчину вначале, которые будут ориентироваться на интересы клубов вокруг, например, Владивостока расположены, где требования очень маленькие (это в Московском клубе, где уже десятки авторов, и неспроста это возникает, там культура очень высокая по напряженности своей). А вообще, ребята. Это очень сложный вопрос, потому что талант нельзя запрограммировать, никто не программировал ни Окуджаву, ни Кима, никого. Это явление никто не программировал.

Гусев:

Ты немного неправильно меня понял, я имел в виду выход для клубов.

Луферов:

Для клубов, я уже говорил, — только творческий путь, творчество. Это один из выходов. Т.е. творчество должно быть положено в основу работы любого клуба и плюс опора на творчество ведущих авторов, т.е. их вначале надо перепеть все (песни), просмотреть внимательно, подготовить композиции, своего зрителя подготовить на этот хороший уровень, а потом уже мы показываем своих авторов. Если говорить о том, что мы слушали вчера, я повторяю: это замечательно, что человек пишет свои песни, но явлением искусства это не становится, а зритель, который пришел на фестиваль, он слышит не песни Окуджавы, Новеллы и Кима, которые явно являются произведениями искусства, а он принимает то, что звучит со сцены, он принимает это уже как точку отсчета, что это вот и есть самодеятельная песня и это хорошо. А на самом деле это хорошо в плане самостоятельного творчества, но в плане жанра, у которого есть такие высоты, это очень плохо. Поэтому я за то, чтобы как в школе: люди изучают вначале азбуку, клубы поставили бы себе целью просто в буквальном смысле прохождение этап за этапом творчества ведущих, а потом уж, если ты пишешь песни, пой их пока в своем кругу и наращивай свои силы, и выпускай уже тогда, когда что-то уже явно состоялось. Ну, это спасение вот такое, остальное все как мыльный пузырь разойдется, лопнет, хотя мне кажется, что все равно это и произойдет, потому что это стихийный момент. Но те клубы, которые примут эту концепцию, мне кажется, что это удержит их, их публику, все качественней станет: публика, зрители.

Сталина:

Я дополню со своей точки зрения уже на конкретных делах, конкретных клубах, не просто "вообще". А вот как получается, что сейчас наша творческая группа с центровыми — Лешей и Сережей — возникла именно так, что именно их и побудила к творчеству. Поэтому клуб, с одной стороны, должен переварить ту "азбуку", которая обязательна, а с другой стороны, по-моему, главное, что слушая, общаясь, как-то соприкасаясь друг с другом, люди заряжаются настолько сильно творческой энергией, что вот даже можно построить график выхода этой энергии после фестиваля. Потом это идет опять на затухание, опять нужен фестиваль, какой-то заряд энергии опять к творчеству шел. И это очень радует: появление новых песен, как результат нашего общения. Мне кажется, наряду с "азбукой" нужно обязательно делать творческие отчеты на любом уровне. Неважно, достигает ли этот уровень высот или где-то смыкается с эстрадой, или это где-то уходит в цыганщину как у Саши, в какую-то своеобразную лирику. Это неважно. Все равно должен человек показать всем, что он делает, и почувствовать сам... Ведь мы же сами... вроде наших творческих лабораторий должно происходить. Если человек не будет выдавать свое своим слушателям, то, в общем-то, не будет творчества. Я приведу пример. В свое время, когда Вихорев начинал писать, он же писал вообще для очень небольшого круга, он сам рабочий, писал для подводников, и они (песни) не имели выхода дальше своего круга. И прошло очень много времени, пока все, что было написано им и собрано нами, и прослушано нами, не отлежалось, не отстоялось. И сейчас очень много ушло, как более легкий материал. Тяжелое осело на дно и дошло до вас, вы уже поете Вихорева сейчас, поете не все то, что мы пели. Вот так сейчас и творчество любого из нас. Пойте, накапливайте эту энергию и все, что получилось, время отожмет и у тебя, Витя, тоже есть также, да?

Луферов:

Ну, так, но...

Сталина:

Ну где-то там было много того, что сейчас уже ушло.

Луферов:

Сталина, простите, но у меня вообще много никогда не было. Это другое уже. Конечно, это тоже нужно. Но мое мнение такое: огромные фестивали, и уже публика сидит, и все прочее, а песни все равно звучат, к сожалению, на мой взгляд, третьесортные. Безусловно, именно этот процесс, это желание петь, именно он приведет к этому ощущению, деградации. И именно потому, что это стихия, управиться с этим будет невозможно. Владивосток — крупный город, здесь культура есть, но ведь расползается это по маленьким городам, и там клубы есть, и это они считают самодеятельной песней, и там они уже поют чепуху.

Сталина:

Так для этого существуют наши фестивали. Вот "первый парень на деревне". Когда он приезжает на наш фестиваль, он не проходит "первым парнем".

Луферов:

Я думаю, что это явление уже неуправляемое, вот в чем дело. Другое дело, что могут существовать культурные центры, но они должны ту дисциплину создать внутри себя, поле напряженности, требовательности, в первую очередь по этим образцам.

Алексей Щербаков:

Я подумал, как вас можно примирить? Я не говорю, что вы конфликтуете. Вообще, существует какой-то цех, у нас сложился свой цех, как масонская ложа. Так давайте, в своем цеху делать творческие отчеты с обязательной программой. У нас у каждого есть за плечами какой-то запас. А когда делается большой фестиваль, то он должен идти на хорошем, добром уровне. Если есть творческий отчет, то это для себя. Сами сели, разобрались: это хорошо, это плохо. На втором фестивале у нас присутствовали Сергей Крылов, Борис Вахнюк. Они очень детально разобрали то, что каждый из нас туда представлял. Саша очень хорошо сегодня сказал, что они сделали так: вот это у тебя хорошо, это надо доработать, это выкинь напрочь, и сказали почему. Но тут еще такая специфика: мы в своем поселке, допустим, не можем сделать большой фестиваль, мы поневоле занижаем этот уровень. Но ради того, чтобы вытащить с районов и приобщить какую-то часть людей. А большой город может сделать этот хороший, добрый уровень.

Гусев:

Как раз вот Леша затронул второй фестиваль, а именно перед фестивалем была та творческая лаборатория, о которой говорил Виктор. И если бы у нас перед каждым фестивалем эта лаборатория работала постоянно (там получилось, что она была за несколько дней до фестиваля, дня 3-4).

Сталина:

А как ты это сделаешь?

Гусев:

Я знаю, что некоторые барды, когда написана песня, обязательно показывают ее на суд своих товарищей, людей, разбирающихся в этом деле, компетентных.

Сталина:

Настолько ли они компетентные?

..............................................

Скажите, если их компетенция его удовлетворяет, тогда...?

Щербаков:

Простите, для этого есть большой уже форум.

...............................................

У нас нет возможностей, надо же исходить из возможностей и идти от маленького к большому.

Сталина:

На первый фестиваль сюда у нас еще очень все было тяжело, мы собрали трех человек жюри и прослушали всех, кто может приехать и чуть ли не голосованием всех сразу находящихся в зале выбрали, кто может ехать. Другого выхода не было. На этот фестиваль мы уже немного по-другому ехали, уже было выявлено творческое ядро. Кто смог освободиться из этого ядра, тот и приехал. И вы сразу почувствовали разницу между первым приездом и вторым. Если там ехали просто так, то тут уже был коллективчик песенный. А вот что будет дальше — неизвестно. Потому что это все зависит от того, как пойдет дело в самом коллективе.

Щербаков:

Но в любом случае в коллективе если люди остаются, они ведь хуже уже не будут, их восприятие самодеятельной песни на ступень ниже не упадет.

Беспорядочные голоса:

Голос:

Если ты воспитан на хороших, добрых традициях, допустим, на этих столпах, опять же к ним возвращаясь, то, в принципе ты от них никогда не откажешься и в принципе все, что ты будешь набирать нового, ты будешь по их меркам равнять и поэтому, я согласен, что путь наш во мраке, это безусловно...

Щербаков:

...воспитывайся, воспитывайся, но не сравнивай ея, нет, сравнивать — это не наше дело, но мы в нашем кругу...

Сталина:

...вот у нас 15 поющих, но если будет проходить фестиваль в том же Владивостоке, ведь мы же не пошлем любого, кто может освободиться. Если мы такого пошлем, то не с целью выступить, а с целью посмотреть. А если мы посылаем кого-то с целью выступить, то такого, который, по нашему мнению, не испортит вас, не будет ниже хорошего среднего уровня. Возможно, мы ошибаемся, но это покажут записи фестиваля. И каждый из нас, в принципе, не дурак и может понять, что тот поет хорошо, а этот — плохо, точнее, не поет, а самовыражается. Ведь в конечном счете все, что мы делаем — это форма нашего самовыражения, суть в том, что мы пытаемся свою душу донести до окружающих.

Гусев:

И правда, вот почему-то большинство клубов, когда готовятся к фестивалю, тоже проходят прослушивание и перед прослушиванием — еще что-то, какую-то даже подготовку. Все работают в поте лица. Фестиваль прошел, и идет не обязательно вечер, а какой-то концерт. Так к этому концерту никто не готовится. Вот есть программа, есть названия песен. У меня это есть, я пришел, положил его перед собой и спел — и все. Это считается подготовкой. Но, простите, если ты к фестивалю вот так готовишься, а потом, после фестиваля, ты выходишь, показываешь это так, то разве можно это с чем-то сравнивать? Я говорил именно об этом, вот именно об этой постоянной творческой мастерской, не о той, чтобы постоянно приезжали барды и прослушивали — это хорошо, это плохо. Кто-то сказал — я не помню — "фестиваль — это праздник". Пусть это праздник, но это прежде всего работа. Но почему-то после фестиваля, этого праздника, экзамена, мы от этой работы начинаем отказываться, начинаем, честно говоря, гнать халтуру (в основном).

Луферов:

Потому что этот уровень напряженности и отдачи может, к сожалению, выдерживать только профессиональный коллектив, а из самодеятельности далеко не каждый. Я представляю, ребята из Владивостока все дни проводят как сейчас, они же не могут каждый день так проводить. Здесь опять столкновение профессиональных и самодеятельных проблем. Но все равно в разговоре Сережа что-то извлечет и ребята из других клубов извлекут, какие-то ценные моменты для дальнейших действий.

Гусев:

Я просто вспоминаю, ребята у нас ездили на Норильский фестиваль (я сужу не только по откликам наших ребят, но и Вахнюка, Крылова, по откликам ребят из Норильска). Туда они приехали, во всяком случае, двое исполнителей, выше гораздо среднего уровня, т.е. показали свою работу. Туда они приехали с этим, а когда они приехали обратно, у нас стали организовываться эти программы. Да, действительно, семья, работа, то, другое, третье... Мы вышли с этой программой. Ребята ждали нас, ждала публика. Публика была готова слушать, но когда они... Не вышел тот уровень, который был на фестивале. Большинству из этой публики мы дали прослушать кассеты, которые были на фестивале. И тут висит объявление, что Магаданский КСП будет выступать, среди них там такие-то и такие-то, которые принимали участие в фестивале в Норильске и стали лауреатами. Народу собралось очень много, был полный зал. И что получается? Выходят эти ребята, которые стали лауреатами на Норильском фестивале, их не слушают, на них не то чтобы не обращают внимания, от них ждут того, что они давали-то на фестивале, они выходят и дают не то что ниже, а вообще низкий уровень по сравнению с Норильским фестивалем. От них-то ждут работы. Они выходят не работать, а отрабатываться, отпеваться.

Сталина:

Это говорит о самом главном...

Гусев:

Это как раз о самом именно главном и говорит, да, естественно, каждый день нельзя собираться вот так вот в клубе, у каждого свои заботы.

Татьяна:

Так что же, работа только в клубе, что ли?

Щербаков:

Так выход-то простой.

Гусев:

Основная работа — да.

Татьяна:

Увы и ах, грош цена такой работе.

Сталина:

Нет, Танечка, подожди секундочку, не горячись. Насчет грош цены, я тебе скажу очень простую штуку, как практика показала, двухлетняя практика, мои собственные наблюдения, что человек, который привык работать профессионально, он работает так как нам не одному не снилось, понимаете, а тот кто не умеет работать, он считает, что ему творчество придет само собой, с неба свалится.

Вот подготовка к вечеру Б.Окуджавы, совершенно характерные дела, или к вечеру Ю.Кима. Сережка с Лешкой за подготовкой вечера Юлия Кима перелопатили вот такой пласт и выдали материал, который они впервые получили, на уровне всех, все одинаково получили, но только двое сделали, а остальные сидели, потому что те профессионалы ребята, наигранные, сработанные, они могли это переварить, выучить, сделать, подать, могли переработать и сделать. А вот дилетанты, мы. Которые гитару держат полчаса в день, а то может быть час в неделю, ты судишь по Сережке. Сережа твой тоже почти профессионал.

Татьяна Булгакова:

Да причем тут Сережка...

Сталина:

Нет. При том же Сережка; потому чтобы владеть песней, ее нужно постоянно петь, держать инструмент и практически не выключать магнитофон. Кто из нас может себе такое позволить? Кто слушает, сколько в неделю? Час, два...

Щербаков:

Не травите душу...

Татьяна Булгакова:

Вот вчера как раз, когда Виктор показывал нам эксперимент, как раз именно эту проблему и затронул, как раз об этом он и сказал.

Сталина:

Какую?

Татьяна Булгакова:

Т.е. какая работа происходит в клубе?.....................Тоже продолжает работать.

Гусев:

Разумеется, с этим никто не спорит.

Сталина:

Где и когда? 8 часов на работе. Где и когда?

Щербаков А.:

Там была сказана очень хорошая фраза, про то, что это профессиональная публика, которые сыграны уже, они знают эти темы. Приходят и начинают импровизировать. Есть культура, есть определенная культура, которой многим из нас, пожалуй, большинству из нас не хватает, нету ее у нас, где ж ее взять, этому надо учиться, это значит, что где-то что-то надо бросать.

Рыбалка:

Ну не только это.

Щербаков:

Не только это.

Рыбалка:

Это желание и...

Цой:

И желание.

Щербаков:

Во-вторых, возможности, т.е. желание это само по себе.

Татьяна Булгакова:

Возможности человека беспредельны, поэтому, говорить, что где-то там работает, где-то чего-то, как спать хочется, это не дело.

Сталина:

Кому надо, тот занимается.

Татьяна Булгакова:

Вот именно, кому надо тот занимается. И тот же Сережка, то же Сережка... Он и работал на двух работах, и с ребенком сидел и занимался, между прочим, и гитарой.

Сталина:

Я про это и говорю. А я о чем?

Татьяна Булгакова:

Он сидел, ему надо было, он находил.

Сталина:

Ну а я о чем говорю? Я об этом и говорю, что за 3-4 месяца одни товарищи не смогли выучить даже слов, а другие вот такой пласт перелопатили.

Татьяна Булгакова:

Ну значит одни так хотели, другие так хотели.

Сталина:

У одних был навык работы, у других не было навыка работы.

Щербаков:

Одни умеют, вторые не умеют, не знают, как подойти.

Гусев:

Одним навык работ дал клуб, а другим навык работы не дал.

Сталина:

Не клуб.

Гусев:

А чего?

Сталина:

А жизнь, жизнь, природа.

Рыбалка:

Сволочной вопрос, а что теперь делать с другими?

Сталина:

С какими другими?

Рыбалка:

Ну вот те, которые не такие.

Сталина:

Не знаю, не знаю, не могу понять, это вопрос для меня тоже непонятный, что делать с другими.

Ф.Галя:

Не пускать на сцену.

Рыбалка:

Это, в общем-то, упирается и довольно таки...

Сталина:

Упирается, он не случайно и всплыл этот-то разговор.

Рыбалка:

И человек вроде бы не плохой.

Прокопьева:

И приходит смысл, нужны ли они?

Сталина:

Кто?

Прокопьева:

Всякие другие, в клубе.

Сталина:

В клубе? Обязательно, обязательно.

Денисова Татьяна:

.............................

Им это не надо, а нам надо. Мы тратим на них время, хотя бы это время тратили бы на, ну до чего мы договорились, которого и без того мало, на свою какую-то, узнавание вот таких вещей и с этим уже приходить к людям, а мы тратим на тех людей, ну просто случайно попали, они могли с таким же успехом сидеть в подъезде и т.д. Это может быть та ситуация, о которой мы все говорим потому, что уже даже невозможно закончить.

Сталина:

А я закончу. Вот я, например, тоже пришла к такому убеждению, когда нужно в клубе, это совершенно железно, что членом клуба может быть работающий человек. Не слушающий, не по посещению, не по приходу, не по каким-либо другим критериям. Нет других критериев, кроме работы! Работаешь — член клуба, не работаешь — значит, ты просто присутствующий.

Денисова:

А сущность работы?

Сталина:

Работой нести совершенно определенную нагрузку в клубе.

Рыбалка:

Обычно это видно.

Сталина:

Это всегда видно. Это тот самый актив, который ведет работу в клубе, а остальные ходят как только время или приходят так (улюлю) и ушел.

Прокопьева:

Повторите, как часто.....................

Сталина:

Ну, они же ведь посещают каждый день, каждый раз клуб, они составляют вообще-то те 50 человек, которые сейчас в клубе есть, но из 50 человек, тех, кто работает — 10-15, остальные, значит, это все получаются цилиндрические дела, в центре — центр, правление, актив, а дальше по убывающей вот так расходится. Это не пирамида, это расходящийся круг, где-то в центре — ядро, а дальше идет вот, вот, вот, и неизвестно куда уходит.

Луферов:

Это практически форма любого сообщества, любой группы.

Щербаков:

Владивосток, есть у вас люди, которые свободные художники, я не говорю про клуб, я говорю про Владивосток, я здесь с 4-го числа, и могу составить представление вообще о том, вот с кем я здесь встречаюсь, на этих семинарах и на этих днях СП. Есть свободные художники, которые делают то, что они считают для себя нужным, т.е. они от клуба довольно уже далеки, они выступают, они поют, они работают над своим репертуаром. Есть трудяги, которые душу на алтарь человечества кидают и которые стремятся затащить как можно больше народу, вот к этому самому делу приобщить. В какой-то мере это спасти может, это громкое слово, не спасти, ну, честное слово в любом случае поделиться, да. Вот они делятся, понимаешь. Ну вот у тебя, вот я более, чем уверен, Сережа, у тебя очень мало времени, чтоб совершенствоваться самому и у очень многих точно также, понимаешь, потому что вы слишком много отдаете для других, я не говорю, что это слишком плохо, это прекрасно. И тебя уже не переделаешь, ты никогда, допустим, трудно очень, я не говорю, что никогда, может быть, все может быть, но тебе очень трудно будет уйти в свободные художники, ты себя там не на месте будешь чувствовать. А вот есть еще вот эта масса, которая, вот действительно приходит посмотреть, ну потребители. Так? И всегда в любом клубе их большинство. Так вот почему они нужны. В принципе без них, ну я не знаю, ну вот когда входишь в эту роль трудяги, и если у тебя не будет тех, над кем ты трудишься, то, что ты вообще можешь делать. Без них просто не найдешь дела.

Рыбалка:

Эти потребители смыкаются с теми производителями.

Щербаков:

Да, я не спорю, когда надо, да.

Сталина:

Самое смешное, что эта проблема стояла и 20 лет назад. Когда первые четверги собирались в доме, первый раз — было 4 человека, потом 5, 10, 15, через месяц 40 человек собралось в доме и невольно я посчитала, сколько из них актив и пассив и оказалось на 40 человек было 10 человек актива, остальные были пассив. Что делать?

Голос:

Пообщаться.

Сталина:

Пообщаться? Что значит пообщаться? Те, что пришли, актив, общаться, теряют возможность поговорить, т.к. им мешают те, кто пришел просто покурить и похалаболить ба-ла-ла. Они им мешают. Потому что, те, кто хочет общения, активные люди, которые хотят, авторы вот пришли пообщаться, а...... — разжижают.

Татьяна Денисова:

Сталина, знаешь, я еще о чем думаю. Мы сегодня говорили об этом. А может быть мы нашли бы людей, которым сегодня не повезло, они не зашли в этот переулочек, не поднялись на 4 этаж, но им просто не повезло, понимаешь. И может быть, сегодня есть задача в том, чтобы создать какой-то костяк из вот этих трудяг, избавиться вот от этих людей, которые случайны.

Сталина:

Я об этом и говорю.

Татьяна Денисова:

И пойти сегодня вот в те же подворотни, в те же подъезды искать ребят, притаскивать их сюда и вот это будут те трудяги...

Сталина:

Нет.

Татьяна Денисова:

Будут, Сталина, я проверила это на себе. И вот именно это тот случай.

Сталина:

В подворотни я не пойду искать.

Гусев:

В Магадане у нас это проверяли, делали такой опыт. У нас в Магадане был президент Петр Акимов — это вообще человек такой направленности, что он значит всех воспитывает, всех тащит из подворотни. Значит, направленность клуба была — это ходить, ну, по подворотням (смех) и, ну, поскольку там у нас было 4-5 человек, организовать костяк, именно тот костяк работающих, у нас не работающих не было, все работали. Причем мы работали действительно так: мы сидели ночами, утром потом шли на работу, там с большими головами сидели, вот, пошли по подворотням... Мы набрали из подворотни, вот сейчас от них избавиться не можем (смех), избавиться... И причем, ты понимаешь, они как прикрепились. Они прикрепились то как — мухи на бочке с медом, ведь не отлепишь вот так вот. Так мы не только с подворотни набрали. Дело дошло до того, что практически... у нас есть такой каток, на котором все катаются, там, значит, у нас там играет эстрадная музыка — все катаются. Приходим на каток и вплоть до того, что Петр Акимов ходит вот с этим вот...

Щербаков:

С опер сотрудником.

Гусев:

Нет, с микрофоном...

Голос:

И пел.

Гусев:

Нет, он не поет, он журналист по профессии. Подходил, спрашивал и пытался вот даже на катке убедить как-то людей, чтобы затащить их как-то в клуб. Приходили и оттуда. Ну, одни приходили — уходили, другие приходили... и практически это осталось вот... набрали мы их из подворотни, ну ведь мы сейчас от них избавиться не можем. Они точно также не работают, как не работали в подворотне, так они не работают и у нас.

Луферов:

А теперь выгонишь, они тебя и побьют, да, в общем. (смех)

Сталина:

Если говорить о концентрической форме, то ведь, в конце концов, она замыкается слушателями и чем больше слушателей в наш круг, тем больше приток в центр, ведь это же обязательно, потому что... Ну как мы: маленькое ядро, предположим в десять человек, да, оно же...

Голос:

Обрастает.

Сталина:

Обрастает обязательно. Обрастает, и слушателей больше появляется. И поэтому, что получается, задача клуба в общем-то создать такое ядрышко внутри — рабочее, чтоб вот оно не распалось, не смотря ни на какие завихрения вокруг слушателей, актива, пассива. Это может быть только из-за работающих людей. Вот и все. Так сказать все мы.

Луферов:

Я хотел бы добавить, фактически к этому костяку; такую идею, что если предположить, что клуб так или иначе не должен оставаться в своем качестве на одном месте, но в качестве так выдаваемого фестивалями, то по идее круг, он должен стремиться к тому, чтобы расширить круг, безусловно, своих приверженцев и все-таки по возможности... Все равно завтра будем обсуждать. Все равно к этому имеет отношение, к сегодняшнему разговору, к сегодняшней вашей постановке. Вы все это делали своими руками, т.е. рисовали. Это ваши ребята рисовали? Да и сами в общем ставили. Но мне кажется просто, если думать о том, чтобы выходить...Т.е. я что хочу сказать? Ведь есть самодеятельные театры, которые достигают высокого уровня. Я знаю в Челябинске студенческий театр "Манекен", там, видимо, очень талантливый режиссер, который, в общем, задача в первую очередь его. И наверно, в любом наверно клубе зависит насколько будет талантлив и интересен этот клуб, зависит, по крайней мере, от его организационного таланта. В данной ситуации от товарища Рыбалки. Если он сумеет, мне кажется, привлечь на свою сторону какого-нибудь режиссера, художника, все ж таки, и вместе с этим костяком, сделать какой-нибудь набор, создавать все равно еще один путь дальше как можно. Как бы я например стал двигаться честно говоря если б я уже остался, не ушел бы в профессионалы, то безусловно вот этот путь, путь усиления качества и набор людей и актеров каких-то и т.д. и т.д. Т.е. все равно, вот если один из путей — театр песни в итоге. Вы что не показывали театр песни?

Сталина:

Одну из программ.

Виктор Луферов:

Удавшуюся, не удавшуюся — на каком уровне мы не будем говорить, но это, безусловно, попытка к театру песни. Поэтому, путь все равно лежит к помощи профессиональных людей, которые выше по своим... Но доброжелательно. Не то, что они начнут это резать, это резать и д.т.

Сталина:

Это очень сложно. Найти людей, которые бы доброжелательно отнеслись к нашим делам.

Галя Фом. (радио):

Ребята, это вот в чем дело. Я тоже, кстати, был человек, который согласился бы работать с клубом, согласился бы со спектаклем, по какой причине, но от услуг отказались. Т.е. я о чем хочу сказать, нельзя все-таки... Я согласна с Виктором на 100%, нельзя замыкаться, ребята, потому что, получается, понимаете, с хорошего дела не то, что пародия на него, но получается 50% того, что задумано. И вот Виктор не зря на свои программы, на то, что вы хотите сделать, вы хотите пригласить нескольких режиссеров, все-таки для себя взять то, что вам нравится. Я понимаю, что для Сергея, наверно, было страшным то, что его не поймут. Что его зарежут или еще бог знает что. Но ведь что-то рациональное можно взять от каждого профессионала, чем-то он может помочь. Поэтому нельзя замыкаться, ребята. Даже вот в той же газете... Проще. Но во всем буквально я вижу — вот это — вот, но не знаю, могут ли на 100% попасть в точку, вряд ли, потому что надо знать ....., знать эту проблему досконально, а это очень сложно. Но замыкаться нельзя, потому что вы, вы замкнуты очень сильно, круг КСП. Нет из института искусств, нет филологов, никого нет. Вы понимаете? Да, не случайно это. И Виктор об этом говорил. Почему нет художественной интеллигенции? Не случайно это.

Сталина:

За 20 лет моей жизни в КСП было 2 человека на моем веку профессионалы занимающиеся... Владимир Фрумкин и Юрий Андреев. Вот я знала двоих. Вы представляете? Вот сколько лет я занимаюсь этим и вот только два человека действительно вошли в наше дело и действительно так сказать внесли, уже со своей научной точки зрения, оценили, осмыслили, были ведущими нашего клуба.

Галя (радио):

И, в общем-то, помогли вам?

Сталина:

И, в общем помогли. Но это только два за двадцать лет. Это на весь Ленинград два человека! И Фрумкина уже нет, а Андреев бедствует. Где ты найдешь профессионалов, которые захотят с нами связываться?

Луферов:

Нет! Ну, смотря ради чего.

Наташа Барабаш:

Но ведь речь идет не о методологии, а о конкретных каких-то вещах. Ведь можно договориться. Всегда можно.

Сталина:

Да, что значит договориться?

Наташа Барабаш:

Договориться, оказать какую-то конкретную помощь в виде консультаций, ведь проколы в спектакле они элементарные, ведь любой профессионал это исправит, ну за час... И еще, есть какие-то такие вещи, которые на профессиональный взгляд они сразу же видны.

Галя Ф.:

Да ведь был человек.

Сергей Рыбалка:

Оставьте на завтра.

Прокопьева:

Ребята, мы о театре песни говорим?

Луферов:

Нет, просто о путях развития клубов, вот о чем речь идет.

Сталина:

Я не о вас говорила, может быть, эти люди и есть, может быть, мне не повезло, но на моем веку их не было.

Луферов:

Надо спросить Сережу, клуб их искал связи с актерами, с художниками, пытался ли он законтактовать?

Сталина:

Если бы он пытался законтактовать, то того, что мы сегодня увидели, мы вообще не увидели.

А.Щербаков:

Тут бы было такое!.. Они бы сказали так, либо вы нам доверите что-то сделать и поставить как мы это видим, либо на фиг нам это надо.

Сталина:

Ничего бы вы не увидели.

Барабаш:

Вы говорите о том, что бы они сказали, когда попытки не было.

Гусев:

Если об этом говорится, значит, были когда-то предприняты попытки.

С. Рыбалка:

Тихо. Внимание. Чтобы прекратить до завтра все эти вещи, скажу, мне все это хотелось доделать так и потом получить по мордам за все что есть, понимаете. И, кроме того, были опасения, что может сорваться с людьми при этом. Поэтому хотелось пусть...

Сталина:

В черновом варианте....

С. Рыбалка:

Показать. Конечно, я не думал, что он будет такой черновой, местами получалось у нас и лучше, но об этом надо завтра говорить.

Сталина:

Не самоуничижайся.

С. Рыбалка:

Мне хотелось просто послушать мнение потом, по готовому.

Сталина:

Очень интересно все получилось.

Галя Фом.:

Здесь очень большая ответственность, когда на аудиторию, деньги берут.

Луферов:

Нет, Галя, все равно публика шла с радостью на это представление.

Наташа Барабаш:

Перед публикой должна быть какая-то ответственность.

Галя Фом.:

Публика своя была очень.

Луферов:

Все правильно, так КСП на этом и держится, она тоже держится на своей публике в первую очередь.

Сталина:

Во!

Луферов:

Другое дело, вести себя дальше и публику...

Сталина:

Нет, нет, нет.

Галя Фом.:

Публику все равно не будет удовлетворять такой уровень потом.

Барабаш:

Публика приучится к этому уровню и потом вам же будет...

А.Щербаков:

Да не будет такого уровня.

Сталина:

Да не так это.

Н. Филатова:

Давайте этот разговор на завтра.

Прокопьева:

А какая тема разговора была, продолжение вчерашнего?

Луферов:

Нет, начало было такое... Было очень много тем. Семинар по проблемам самодеятельного песенного творчества.

Сталина:

Вот они проблемы все и вылезают.

Луферов:

А завтра обсуждение спектакля "Али-бабы", коснулись в плане перспектив, развитие клубов вообще, а не "Али-бабы" как такового.

Гусев:

На втором Билибинском фестивале Вахнюк сказал такую вещь...

Луферов:

Разговор прокручивается, надо заканчивать как-то.

Гусев:

Ему задали (Вахнюку) вопрос, почему зачастую клубы не обращаются за помощью к профессионалам.

Сталина (к Денисовой Татьяне):

Таня, ты завтра во сколько здесь будешь?

Таня Денисова:

Ребята, я буду здесь завтра в 11 часов, я привезла некоторые документы.

Сталина:

А я принесла пленку.

Таня Денисова:

Я принесла газету "Менестрель", все 10 номеров Московской газеты, вы можете посмотреть, там все написано и о проблемах самодеятельной песни, вот Виктор знает, завтра по Окуджаве принесу, по Высоцкому принесу, можно будет до 4-х часов познакомиться.

Луферов:

Сфотографировать бы по идее надо.

Сталина:

На рем можно пустить?

Таня Денисова:

Да, очень хорошая перепечатка.

Сталина:

Приди не в пол-одиннадцатого, а в десять.

Таня Денисова:

Нам просто ехать до четвертой строительной, это черти куда, я просто боюсь, что я не могу добраться. В 11 часов я завтра буду.

Сталина:

Уже расходимся.

Щербаков:

Сейчас Саша насчет Вахнюка скажет, погоди.

Вторая сторона:

Таня Денисова:

Допоемся, а как мы будем дальше жить, ребята, давайте жить дружно.

А.Цой:

А стоит ли?

Таня Денисова:

Стоит. Дело хорошее. Девочки, с 8 марта вас. До завтра в 11 часов.

А. Щербаков:

Говори, Саша.

Гусев:

Когда Вахнюку задали такой вопрос, почему клубы зачастую не обращаются к профессионалам, он ответил на это, что для того чтобы профессионал смог помочь даже в своей области даже квалифицированно клубу самодеятельной песни, для этого ему необходимо быть клубником, т.е. клубником не в том плане, что он должен быть членом клуба, он должен разбираться в специфике клуба самодеятельной песни, это не просто самодеятельность, к которой мы привыкли. Вот пришел в самодеятельный театр, ты взял и поставил: у тебя есть самодеятельные актеры, у тебя есть самодеятельные исполнители, ты поставишь им задачу — они исполнят. Это надо еще научить человека исполнить, так как ты это видишь и так, чтобы это подошло к специфике клуба.

Сталина:

Прекрасная статья Татьяны Кузнецовой.

Гусев:

Минуточку, Сталина, я не закончил. Извините. У нас в Магадане был такой случай, мы хотели поставить программу по Никитиным, это то, с чего мы решили начать знакомить людей с азов. Потому что по Окуджаве у нас не было материалов, готовиться к нему нужно было очень долго, а чтобы людей познакомить, дать какую-то затравку. Мы решили с Никитина. Мы собрали материал по Никитиным, там были ребята, которые что-то знали о Никитиных, где-то встречались, собрали свой материал, собрали с клуба художественной самодеятельности, еще там собран был материал, и мы посмотрели, что у нас материал-то собран, а сценария для программы у нас нет. А потом мы решили обратиться к профессиональному режиссеру, режиссеру самодеятельного театра, мы пришли к режиссеру и сказали: "Помогите нам, пожалуйста". Она сказала, что вы хотите сказать вот этой программой, ну естественно, каждый сказал, что он хочет сказать, она составила нам эту программу, говорит: вы, ребята, ничего не составите, мы говорим, а почему. Потому что эта программа, надо писать сценарий, сценарий написан — это надо поставить, надо все посмотреть. Хорошо, говорим, вы нам сможете помочь? Это будет очень, очень и очень долгая и кропотливая работа, т.е. короче говоря, человек сам. Как потом уже выяснилось через время, она сразу нам дала понять, что она режиссер самодеятельного театра. К сожалению, у нас не выпускают ни режиссеров, ни методистов, вообще никого не выпускают, кто профессионально был бы близок к самодеятельной песне, нет таких людей. И для того, чтобы профессионал смог четко помочь клубу самодеятельной песни, для этого он должен повариться вот в этой кухне, потом он может чем-нибудь помочь. Единичным авторам-исполнителям, да, можно поработать с режиссером, он ему поможет. Это единичный автор, по клубу профессионал может помочь, только если он будет в клубе, если его здесь нет — никакой помощи быть не может.

Луферов:

Я думаю, что ты процентов на 80% прав.

Гусев:

Я не утверждаю, я высказал свое мнение.

Луферов:

Я думаю, что профессиональный человек может быстро составить вам список самых явных проколов и самых явных недостатков, которые можно по внешнему параметру убрать, не вникая в суть, чего вы там хотите сказать.

Гусев:

На месте проколов-то надо что-то вставить.

Луферов:

Это просто изъяны, которые вы сами можете убрать, я в этом уверен, вот в чем дело.

Щербаков:

Если он сам захочет этим заняться, с маленькой оговоркой.

Галя Фом.:

Ребята, маленький конкретный пример. Готовились к фестивалю политической песни два парнишки из ДВИМУ, пришла девочка из телевидения, режиссер она, ребята попросили помочь сделать этот цикл песен, она с ними позанималась час при мне. Ребята, они заняли первое место, она говорила им элементарные вещи, самое простое, они уловили и поняли и заняли первое место. Час работы, вы понимаете...

Т.е. речь идет о самых элементарных вещах, о самых простых.

Луферов:

Законы сцены везде одинаковы. Вы не рождаете нового театра со своими законами, как там Тратовский или кто-то еще, который ищет несколько лет совершенно новую пластику и т.д., нет все равно этого, поэтому все и ставится на какие-то точки, акценты какие-то и все становится гораздо на другом уровне.

Прокопьева:

Для нас явным считается, что к зрителю желательно не поворачиваться задом и говорить громче, чтобы слышали зрители — это два аспекта, которым мы посвящены и всего лишь, а для любого режиссера главное не только это.

Галя:

Не надо быть КСПшником...

Прокопьева:

25-30 основных, которые для начала простые только вот эти два.

Гусев:

Я имел в виду не это. Сколько вы работали над этой программой?

С. Рыбалка:

Это завтра. Все.

Прокопьева:

И считаем, что нам никто не поможет, 10 тезисов назовешь.

С. Рыбалка:

Завтра.

(конец разговора)