В Архангельске в Большом зале Поморской филармонии состоялась творческая встреча с известным российским ученым, литератором и бардом Александром Городницким. Перед концертом мы взяли у него интервью.

— Александр Моисеевич, Визбора, Высоцкого пела вся страна. Почему сейчас формат "звезд" так изменился?

— Официальная эстрада всегда была для одного контингента, а те песни, которые любим петь мы с вами, когда нам плохо или хорошо, на кухне, у костра — совсем другие, и нам не нужны "звезды", чтобы слушать их. То, что звучит с эстрады сейчас, — это пошлость, серость. Авторская песня ныне в арьергарде на фоне наступающего звериного мира стяжательства, наркоты, порнухи и отсутствия духовности. Этот мир предлагает нам жить по законам уголовной зоны. А то лучшее, что пели раньше, — это тихий разговор, попытка спасти душу.

— Что вы скажете о песнях Митяева, Розенбаума, Иващенко и Васильева, которые звучат сегодня с эстрады? Ведь именно эти авторы пришли на смену Визбору и Высоцкому.

— Авторская песня, это когда человеку есть что сказать людям, как было что сказать Галичу, Высоцкому, Окуджаве. Эта песня никогда не была на эстраде, только в оппозиции. Авторские песни исполняли поэты с гитарами в руках. Сейчас распространяются КСП, проходят фестивали, все хотят петь и играть, это хорошо, но. Что касается авторской песни, то есть группы поэтов, поющих под гитару, то она умерла вместе с шестидесятниками. Я люблю Митяева, Розенбаума — но это уже не поэты с гитарой в руках. У них неплохие тексты с блестящим исполнением, большим актерским обаянием, но это другая культура. А следом идет еще эшелон, где "и труба пониже и дым пожиже".

— Каковы, по-вашему, характерные признаки российской авторской песни? И кого из молодых авторов вы бы отметили?

— Авторская песня — глубоко национальное российское явление. Во-первых, она опирается на народное творчество, на литературные корни, а во-вторых, нигде, как в России, эта песня не была зациклена на гражданственности, социальных проблемах, на том, что душу рвет. Сейчас этого нет, и мне хотелось бы отмежеваться от того, что звучит по телевидению, радио... Хотя есть несколько молодых авторов, таких как, например, Григорий Донской из Перми, которые могут продолжить дело.

— А где для вас началась авторская песня?

— Не на "московских кухнях", как утверждал Окуджава, ибо я не москвич, я — провинциал, ленинградец. Авторская песня для меня началась на Крайнем Севере, в экспедициях, у костров, где работяги наши, а они в основном из зэков, пели: "После трудного дня спят товарищи", "Черные сухари", "Закури, дорогой, закури". И когда я спрашивал по глупости, кто автор, они отвечали: "Слова народные, автора скоро выпустят". И я перестал спрашивать. В России авторская песня — то безымянное, что хочется петь самому. Если на Западе песенке подпевают, пританцовывая, то у нас поют либо от тоски, либо это ритм солдата в тяжелом походе, либо пахаря, который давит на плуг. Это другая жизнь и другая просодия песен.

— Вы — океанолог, написали об этом книгу "След в океане". А что у вас в работе сейчас?

— Недавно вышла научная книжка "В арктических шельфовых морях". Только что была напечатана моя статья в журнале "Природа", которая называлась "Под парусами Крузенштерна". В ней восстанавливается история исследований на паруснике.

— Вы занимались поисками Атлантиды. А сейчас ее ищут?

— Ищут возле Лиссабона в море. Но ищут неинтересно, не научно. И поэтому от своей модели, которую я излагал в статьях и на телевидении, не отказываюсь. Нужны деньги и экспедиция, чтобы это проверить. Не могу не похвастаться, что я по существу первый геолог, геофизик, который попытался обосновать корректно с позиции современной тектоники, где, как и почему Атлантида могла погибнуть. Есть два района, где ее следует искать.

— В книге "И вблизи, и вдали" вы писали, что переезд в Москву восприняли мучительно. Как вы сейчас воспринимаете родной Питер?

— Я в Москве с 1972 года, но, приезжая в Питер, дышу свободно. Что же касается питерской интеллектуальной среды, от нее, кроме архитектуры и нескольких человек интеллигенции, от Гергиева до моего друга Кушнера, мало что сохранилось. Здесь есть общее с Архангельском. Вот у вас праздник пройдет, и все в таком же упадке и останется. Потому что это "правда" для начальства. Потемкинская деревня. То же самое и в Питере — городе окрашенных фасадов. И грустно все это, потому что, как писал Ключевский, центр России, ее опора — это не столица, а провинция.