Екатерина Асмус: Юлий Черсанович, какие самые ранние впечатления детства остались у вас в памяти?

Юлий Ким: Как ни странно, одно из самых первых воспоминаний – военное. Родители мои были репрессированы: отец – Ким Чер Сан – погиб, мать – Нина Валентиновна, осталась жива, была заключена в лагере. После того как их арестовали в 37–38-м, нас с сестрой взяли к себе дед с бабкой. Жили они в городе Наро-Фоминске. Мое первое воспоминание – это немецкие самолеты, которые довольно низко пролетели над двором. И я почему-то их запомнил. Второе воспоминание тоже связано с войной. Осень 1941 года, мрачный ночной вокзал, длинный состав, никаких огней, так – отсвет какой-то вечерний... Вдоль эшелона идут две фигуры – комендант поезда и моя тетка, которая приехала за нами. Она нас забрала из Наро-Фоминска последним эшелоном, а на следующий день туда вошли немцы...

И я еще помню, что мы – бабушка, нянька наша и мы с сестрой (деда к тому времени уже не было) – пробирались по вагону, переполненному ранеными, которые ругались на нас со всех сторон, потому что в темноте мы пробирались весьма неловко. Это одни из первых воспоминаний детства.

– Ваши предки по линии матери были русскими?

– Я прямой потомок фамилий Всесвятских и Успенских. Это фамилии духовного сословия. Успенская Елизавета Осиповна, моя бабушка, была врачом. А вот отец деда (тоже врач), то есть мой прадед, Василий Павлович Всесвятский, был главным священником в храме большого села "Уготский Завод" Калужской губернии. Сейчас Уготский Завод – это город Жуков, потому что рядом, в деревне Стрелковка, родился Георгий Константинович Жуков. И прадед мой, Василий Павлович, его крестил. У прадеда было три сына, один из них мой дед Валентин Васильевич, Павел Васильевич, дочь Анна. Николай Васильевич был врачом. Задолго до революции в тех местах свирепствовал тиф, и доктор Николай Васильевич вылечил будущего маршала Жукова от тифа. Мои предки были настоящие земские интеллигенты. Они основали больницу, занимались школами, лечили, учили, помогали, словом, были в гуще народной. И когда пришла советская власть, они продолжали свою просветительскую деятельность. Моя мать Нина Валентиновна Всесвятская была учительницей, мой дядя землемером, все это передавалось по наследству.

– Какие отношения у вас с родственниками отца, корейцами?

– Языка корейского я не знаю. Не так давно меня вытащили в Сеул. А я и не упирался, охотно туда поехал. Было замечательное человеческое общение, но сказать, чтобы я как-то проникся этой культурой, что она стала для меня родной и близкой, я не могу.

– Юлий Черсанович, это Ваша семья привила Вам любовь и интерес к музыке?

– После ссылки моей маме, как и другим репрессированным, было разрешено жить за сотым километром от Москвы. И мы поселились в городе Малоярославце Калужской губернии. Маме разрешили преподавать в школе и жить при школе. Мы жили в большой комнате, которая была одновременно складом учебных пособий, в основном географических и исторических карт. Жили мы там вчетвером: мама, бабушка и мы с сестрой. Несмотря на страшную бедность и полуголодное существование, жилось нам там весело. Там постоянно кипела жизнь какая-то: стенгазеты, вечера, монтажи, выступления, концерты, танцы, хоровые кружки... Стояло полуразбитое фортепьяно, на котором я подбирал на слух какие-то мелодии – это и была вся моя музыкальная школа...

– Стихи тогда же стали сочинять?

– Глядя на свою матушку, которая занималась стихотворным творчеством напропалую, я тоже начал рифмовать довольно рано. Она все время сочиняла что-нибудь для школьных мероприятий – всякие веселые или сатирические стишки. А песни я стал писать уже в институте. Там Визбор был перед носом – трудно было этим не заняться. Но всерьез песнями я начал заниматься только на Камчатке.

– А песни для кино как родились?

– Первый опыт в этом плане у меня состоялся в 1963 г. – фильм Теодора Вульфовича по сценарию Эдварда Радзинского "Улица Ньютона, дом 1". Режиссер взял несколько готовых вещей, написанных мною на Камчатке, и свою самую первую песню на заказ "Фантастика-романтика" я сочинил именно для этого фильма. Ее потом долго пели.Кстати, самыми любимыми для меня остаются песни, созданные в содружестве с композитором Геннадием Гладковым – к кинофильмам "Обыкновенное чудо", "12 стульев", "Дульсинея Тобосская", "Формула любви". С удовольствием исполняю их на концертах.

– Вы живете час временить в России, а часть – в Израиле?

– Да. Так случилось в моей жизни по некоторым, весьма трагическим, обстоятельствам. Я переехал в Израиль на полтора года, это было связано с болезнью, а затем кончиной моей первой жены, а затем и с моей болезнью. Я там непрерывно провел около двух лет. Естественно, это было возможно только при наличии гражданства. Я получил это гражданство, о чем совершенно не жалею. Меня и раньше интересовали и волновали события, связанные с этой страной. В первую очередь потому, что там проживает довольно много моих друзей и приятелей. Но не только поэтому. Для меня это была крайне интересная страна. Я, правда, всерьез не подумывал о том, чтобы туда переехать на постоянное место жительства, но судьба распорядилась так, что это произошло. И теперь у меня два паспорта. Россия – это родная страна. Она для меня – мать, а Израиль – это двоюродный, но дядюшка. Тоже родной, тоже по-своему любимый, хотя наши отношения не насчитывают и двух десятков лет.

– Говорят, Вы придумали фееричное празднование Нового Года в Израиле?

– Да! У нас традиция: Новый год встречаем в иерусалимском доме Губермана уже на протяжении многих лет. Он выступает в роли Деда Мороза, а я – Снегурочки. Игорь где-то достал для меня рыжие косы, которые я смущенно перебираю руками. Натягивает мне спереди два каких-то полушария вместо груди. Сам цепляет бороду и старается басить, что при его фальцете непросто.

– Все остальные члены вашей семьи живут в Москве?

– Да, моя дочь Наталья – закончила журфак, она член редколлегии журнала "Психология". Растут две любимые внучки и внук – старшая учится в РГГУ на филологическом и она поет. Сестра Алина – врач-фтизиатр, а ее сын – Марат Ким – график и художественный директор известной фирмы, выпустившей "Доктора Живаго".

– Ваша жена тоже пишет песни?

– Нет, она – пенсионерка и мощной рукой держит тыл. И главное – тщательно следит за моим здоровьем.

– Юлий Черсанович, чего Вам в жизни не хватает?

– Чаще всего времени, чтобы оптимально распределить силы для работы.

– Кого вы больше всех любите из бардов?

– Михаила Щербакова, конечно. На меня всего сильнее действует Щербаков, большая часть репертуара Булата и, конечно, очень сильно — Высоцкий. Чрезвычайно хороша и еще недооценена Новелла Николаевна Матвеева.

– Юлий Черсанович, как Вы считаете, жива ли авторская песня?

– Она бессмертна. Каждое поколение воспитывается на опыте поколений предыдущих. Классикой же становится все то, что отбирается временем.

Екатерина АСМУС,

Санкт-Петербург, для "Русской Америки, NY"