Программу ведет Петр Вайль. Участвуют театральный критик Радио Свобода Марина Тимашева, беседовавшая с поэтом Юлием Кимом, и корреспондент РС во Франции Семен Мирский.

Петр Вайль: В московском Театре Оперетты состоялась премьера русской версии знаменитого французского мюзикла "Нотр-Дам де Пари", литературной основой которого стал роман Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери". Партию Квазимодо исполняет популярный московский рок-певец, лидер группы "Танцы Минус" Вячеслав Петкун. Переводы текстов песен сделал Юлий Ким. Мюзикл рекламируют по всей Москве. На премьеру пришли Михаил Касьянов и Юрий Лужков. Возле здания театра – джипы и "Мерседесы". Спекулянты торгуют билетами по 6 тысяч рублей. На премьере мюзикла побывала театральный критик Радио Свобода Марина Тимашева.

Марина Тимашева: Мюзикл перенесен в Москву из Франции, то есть музыка Ричардо Кочанте, сценография Кристиана Ратца, либретто Люка Плямондона, режиссура Жиля Маю и так далее. Полный двойник знаменитого французского спектакля. Идея кальки принадлежит Александру Вайнштейну, Екатерине Гечмен-Вальдек и Владимиру Тартаковскому – тем же людям, которые продюсировали мюзикл "Метро". Принцип подбора артистов – прежний. Некоторые исполнители – профессионалы, другие – любители. Выделяется один только Александр Маракулин – исполнитель роли священника Фролло, он – профессиональный артист театра "Летучая мышь". Остальные (Феб – Антон Макарский, Клопен – Сергей Ли, Вячеслав Петкун – Квазимодо, Светлана Светикова – Эсмеральда) поют неплохо, но, во-первых, слышен дурной призвук советской эстрады, а во-вторых никто не помог им проявить себя драматическими артистами. Все вместе – зрелище вполне эффектное – свет, цвет, подвижные декорации, танцующая массовка, несколько легко запоминающихся и выразительных мелодий. Особенно хороши огромные колокола, роль языков которых играют тела танцоров.

Есть вещи просто анекдотические: цыганка Эсмеральда исполняет арабский танец живота, а Поэт Грингуар (Владимир Дыбский) с равным вокальным энтузиазмом пропагандирует католический собор и парижский бордель. Есть вещи банальные: например, танец, примитивно иллюстрирующий переживания героев. Но основная проблема не в этом. Она – в том, что не следовало переводить текст на другой язык. Даже если автор перевода – любимый Юлий Ким. По моей просьбе Юлий Ким рассказал, как работал с оригинальным либретто:

Юлий Ким: Передо мной был подстрочник, каждая строка отдельно была переведена по-русски, затем передо мной был не то, что французский текст напечатанный, а главным образом – пленка с французским вариантом и пленка с английским вариантом. Безусловно, это в значительной степени авторизованный перевод, и иначе быть не могло, потому что, скажем, английский язык соответствует французскому гораздо больше, чем русский. Есть там такой центральный зонг "Belle", – "Belle" переводится четырехсложным русским словом "красавица". Есть, так сказать, отдаленный односложный эквивалент, который лучше не произносить. Они слово "Эсмеральда" поют с двойным ударением. В одном случае – "ЭсмеральдА", в другом случае "ЭсмерАльда", так как французская традиция позволяет воспринимать и то, и то одинаково. Русская – только "ЭсмерАльда", и английская только "ЭсмерАльда". Англичане как-то вывернулись, и я тоже выворачивался, как мог. Конечно, главной моей задачей было такую придумать речь, такой русский текст, который слушался бы естественно, как будто все сочинено по-русски изначально, вот как. При этом, конечно, желательно было максимально не отклоняться от первоисточника.

Марина Тимашева: Видимо, с мюзиклом надо поступать, как с оперой – петь его на языке оригинала. Во-первых, язык страны соответствует мелодиям той же страны, но может никак не подходить мелодиям другой. Во-вторых, не понимая текста, человек живет общими ощущениями. А вот когда вы слышите "горбун цыганку полюбил", вам становится смешно в самый неподходящий момент ("а он циркачку полюбил, она по проволоке ходила" и далее – по Булату Окуджаве). И еще смешнее, когда Фролло запевает " умирал я, любя" (это приехало из пушкинских "Цыган": "Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня, я тебя не боюсь, умираю, любя"). Однако не все стихи переведены самим Кимом:

Юлий Ким: Доброхоты и инициаторы, и сочувствующие, и так далее изо всех сил слали свои версии переводов. Катя Гечмен-Вальдек, которая этим всем руководила, говорила, что у нее вся машина переполнена этими вариантами. Так что, когда пришла пора уже окончательно утверждать сочиненные тексты, получилось, что мои тексты завоевали абсолютное большинство, а именно, из 51 текста – 47 моих. Остальные приняты в другом переводе, и там даже есть какие-то строчки из других переводов, из других вариантов, автор текста Люк Плямондон ревностно следил за тем, чтобы не шибко от его стихов убегали.

Марина Тимашева: Следующий мой вопрос отнюдь не случаен. Юлий Черсанович, это вы перевели текст "Belle", который исполняют втроем Квазимодо, Фролло и Феб?

Юлий Ким: Это изобретение принадлежит целиком Сусанне Церюк, мой вариант не имеет с этим ничего общего.

Марина Тимашева: Квазимодо, Фролло и Феб поют "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой" (просто "Египетские ночи", а не "Собор Парижской Богоматери"). Так было во французском оригинале?

Юлий Ким: Там буквально этого нет, но почему-то Люк Плямондон сочинил похожую на это строчку в монологе Квазимодо, это меня до сих пор изумляет, я забываю его об этом спросить. Квазимодо у него там поет в этом куплете буквально следующее: "О Люцифер, – иносказательно, – прошу тебя помочь овладеть Эсмеральдой". Эта строчка повторяется затем в самом финале, когда все трое поют одновременно, они поют именно это, опять обращаются к дьяволу с просьбой, чтобы он им помог. Так что в какой-то степени эта мысль была у Плямондона, и она прозвучала вот в переводе Сусанны. Но, что касается Квазимодо, я с вами согласен –там три разных любви, и вот, к сожалению, эта строчка их все уравняла.

Марина Тимашева: Следствие установило, что ответственность за то, что приключилось в мюзикле с произведением Виктора Гюго, лежит на французской стороне. Странно защищать Гюго от французов, но Квазимодо у него ЛЮБИТ Эсмеральду. Если Квазимодо поет вместе с Фебом одну и ту же арию, то чем отличается звонарь Собора Парижской Богоматери от красивого ничтожества? Вынести такое можно только, если не читать романа Виктора Гюго.

Петр Вайль: Станет ли этот мюзикл в России столь же ярким явлением поп-культуры, каким он стал во Франции, где мировая премьера спектакля по роману Виктора Гюго состоялась в 1998-м году? И еще вопрос – существует ли объяснение феноменального успеха Нотр-Дам де Пари на Западе? Слово корреспонденту Радио Свобода во Франции Семену Мирскому.

Семен Мирский: Существуют как минимум две категории энтузиастов мюзикла "Нотр-Дам де Пари" во Франции. Первая, достаточно ограниченная в численном отношении – люди, видевшие мюзикл на сцене, люди оценившие постановку Жиля Маю, хореографию Мартина Мюллера, фантастические костюмы Фреда Сатталя. Количество этих людей исчисляется тысячами. Что же касается не тысяч, а миллионов, то миллионы французских, канадских, английских и так далее обожателей спектакля вообще не видели его в театре, и для них "Нотр-Дам де Пари" связан всего лишь с одним единственным именем – с именем автора музыки Ричардо Кочанте, написавшего песню "Belle" за несколько лет до того, как вообще родилась идея ставить музыкальное представление по роману Виктора Гюго.

Не будет преувеличением сказать, что "Нотр-Дам" ознаменовал собой окончательную победу хореографии и музыки в ее самых популярных, точнее, самых массовых проявлениях над театром как таковым. Факт, что в труппе, ставившей парижскую премьеру "Нотр-Дам" зимой 1998-го года, практически не было актеров. Были певцы, танцоры, акробаты, клоуны, но актеров не было, ибо в актерах не было нужды.

О судьбе российской версии этого мюзикла можно только гадать. Хотя, если высказанная мной концепция верна, то этому представлению будет труднее обеспечить себе триумф России, чем во Франции, или, скажем, в Канаде, ибо российский зритель, даже молодой, все-таки больше ориентирован на театр, чем зритель западный. Хотя, впрочем, здесь нетрудно и ошибиться. В конце концов, и сам роман Виктора Гюго, 200-летие со времени рождения которого вылилось во Франции в общенациональный праздник – Гюго писал своего горбуна из "Нотр-Дама" в достаточно молодом возрасте – ему не было еще и 30. Вот выписка из дневника Виктора Гюго, датированная 1830-м годом: "Я по горло завяз в "Нотр-Даме", и по мере того, что я пытаюсь продвигаться вперед, гора бумаги на моем столе растет. Боюсь, что скоро она достигнет высоты башен Собора Парижской Богоматери".