Нас осталось мало:

Мы и наша боль.

Булат Окуджава

9 мая 2014 года великому барду российской поэзии Булату Окуджаве исполнилось бы 90 лет. Сколько о нем сказано и написано, а все кажется недостаточно и упущено что-то главное. В первые годы "явления Окуджавы" у Александра Володина, приятельствовавшего с Булатом, часто спрашивали:

– Что у него – голос хороший?

– Не в этом дело.

– Стихи хорошие?

– Не в этом дело.

– На гитаре хорошо играет?

– Да не в этом дело! – отвечал Володин. – У Окуджавы то, что диктуется свыше. Свыше!..

Какое-то волшебство. Колдовство. Завораживающий магнетизм. Все вроде бы простенько, без изысков и философских глубин, а проникает в душу. Теребит сердце. Вызывает ответный отклик. На мой взгляд, Окуджава пришел тогда, когда был необходим такой вот творческий целитель. Александр Галич затрагивал в своих песнях-балладах общественно-политические темы, то и дело поминая великого и кровожадного вождя. Владимир Высоцкий пел про несуразный и ужасный советский быт, про шизофреников поневоле, со вздохом-криком: "Всё не так, ребята!.." А Булат Окуджава исполнял свои песенки-романсы тихо, не надрываясь, в основном что-то сугубо лирическое – про ночной троллейбус, про шарик, улетевший из рук девочки, про циркачку на проволоке, про московские улицы, дворы и переулки...

Галич, Высоцкий и Окуджава – три горные вершины, появившиеся во второй половине ХХ века. Галич притягивал слушателей драматизмом сюжета, Высоцкий – хриплым голосом и обнаженными нервами. А Окуджава – тихим нутряным исповедальным фальцетом. Вроде бы пел он исключительно о мелочах, но мелочи эти как раз и составляли основу той советской жизни, в которой нам выпало пребывать и барахтаться.

Окуджава – коктейльный человек: армянин по матери, грузин по отцу, воспитанный няней (уж не Ариной ли Родионовной?) – простой русской женщиной из тамбовских краев. Человек книги. Исполнитель печальных песен. Достойный и знающий человек, наставник и учитель, хотя сам он говорил, что никогда никого не желал воспитывать и учить. Но, тем не менее, воспитывал и учил своими песнями и частично прозой. Призывал найти себя, не потеряться в толпе одинаково подобных сограждан. Главное: Окуджава не был обычным песенным развлекателем и не обещал несбыточного, типа "увезу тебя я в тундру". Он – врачеватель бед и несчастий. Душеспаситель. Он пел под свой незатейливый гитарный перебор, и его слова подчас звучали как спасительная молитва.

Готовясь писать об Окуджаве, я перебрал материалы из своего архива и выписал некоторые заголовки публикаций о нем: "Незабвенный Окуджава", "Семь струн, семь нот, семь бед", "Великий и печальный утешитель", "Эпоха Окуджавы", "Часовой любви", "Окрасивший время", "Учитель-словесник", "Товарищ Надежда", "Терпение и вера, любовь и волшебство", "Человек на букву "О", "Сентиментальный воин", "Архипелаг Булат" и т. д.

Тут даже не надо спорить: эпоха Окуджавы прошла. Сегодня на эстраде другие кумиры. Другие времена – другие песни. Но Окуджава остался в памяти и на слуху у всех рефлектирующих интеллигентов, у думающих интеллектуалов, у женщин, в груди которых бьется трепетное сердце; короче, Окуджава в основном для среднего и старшего поколения.

Жизненный путь

Булат Окуджава родился 9 мая 1924 года в Москве в знаменитом роддоме им. Грауэрмана (как приятно: и я там появился на свет и издал там свой первый писк). Отец Булата, Шалва Степанович Окуджава, был на партийной работе в Москве и Тбилиси, затем его направили на Урал, в Нижний Тагил руководить партийной организацией Уралвагонстроя. Ну а затем его расстреляли как врага народа. Обычная номенклатурная судьба того времени. Мать, Ашхен Степановна Налбандян, тоже была партийкой, ревностной и яростной. Зная многие иностранные языки, предпочитала говорить в семье на "языке Ленина". И тоже заплатила дорогую цену за верность партийным идеалам. Была репрессирована и сослана в Карагандинский лагерь.

В автобиографическом романе Булат Окуджава вспоминал те роковые ¬1930-е годы: "Далекий папа казался нарисованным и неправдоподобным. Призрачная мама появлялась на мгновенье, изредка по вечерам, если он (то есть маленький Булатик. – Ю.Б.) не успел еще уснуть, и, усталая после вдохновенного трудового дня, прижимала его к себе, но все как-то отрешенно. Судорожно, из иного мира, продолжая думать о чем-то своем..." Так и хочется добавить: о мировой революции и о счастье всех людей на планете?..

Итак, счастливого детства у Булата не было. По существу, мальчик рос без родителей: сначала они были очень заняты работой, потом и вовсе исчезли из дома. Булатом занималась бабушка Мария Вартановна, а потом тетя Сильвия. Разве все это не сказалось на формировании души и характера юного Булата? Еще как!.. Но, тем не менее, это почти не сказалось на его первоначальном миропонимании, и он рос обычным "красным мальчиком", как впоследствии он себя назвал. Бредил экспедицией Папанина на Северном полюсе, героями Арктики – челюскинцами, полетами Валерия Чкалова и других сталинских соколов. Булату хотелось подвига, славы и обязательно смыть незаслуженное пятно сына врага народа.

Романтический подросток писал стихи. Его хвалили, и у Булата кружилась голова от похвал. А тут подоспел июнь 1941 года. Война. Булату 17 лет, он учится в 9 классе и рвется на фронт. Пока там не оказался, успел немного поработать слесарем и токарем на оборонном заводе. В апреле 1942-го его все-таки призвали и направили в запасной минометный дивизион. А потом передовая. Смертельные бои, холод, голод, лишения, опасность – все это научило молодого солдата мужеству и привило ему мужскую закалку. Под Моздоком Окуджаву ранили. Попал в госпиталь, подлечился и вернулся на фронт, служил радистом в тяжелой артиллерии. В апреле 1944-го был демобилизован.

И что осталось от военного опыта? Неприятие войны, отторжение ее как чего-то нечеловеческого, негуманного. И никакого геройства, никакого пафоса. Одна боль. "Ах, война, что ж ты сделала, подлая..." – в ранних песнях.

Здесь птицы не поют,

деревья не растут,

и только мы плечом к плечу

врастаем в землю тут...

Это уже значительно позже: "Горит и кружится планета..." Что главное на войне? Выжить и победить.

До свидания, мальчики.

Мальчики, постарайтесь вернуться назад...

Булат Окуджава вернулся. Посчастливилось. А далее послевоенная жизнь. Надежды и еще не изжитые иллюзии. "Многие из нас были идеалистами, впоследствии обманутыми историей", – скажет позднее Окуджава. В 1945 году Булат поступил в Тбилисский университет на филологический факультет. Щеголял в полувоенной форме и пользовался уважением как фронтовик. "Тихое восхищенное "ура" сопровождало меня по университетским коридорам. Улыбки и комплименты обволакивали меня и убаюкивали", – вспоминал то время Булат.

На одной из сокурсниц Булат женился. И зачем так рано? О, молодость не рассуждает, молодость действует. Молодая семья получила распределение в среднюю школу Калужской области, в село Шамардино. Розовые очки пришлось снять, ибо началась суровая трудовая жизнь. Платили учителям крохи, и пришлось перебиваться с хлеба на картошку.

Из воспоминаний Окуджавы: "...Я снимал угол в домике на окраине. Стояла гнилая осень. Ученикам я не нравился, и они отравляли мое существование. Друзей не было. Жить не хотелось..." Этот трудный период Булат (как и полагается булату) сумел выдержать, пережить, устоять на ногах. Помогала поэзия: Булат писал и писал.

Неистов и упрям, гори, огонь, гори...

В Калуге вышла первая книга "Лирика" (1956). "Это была очень слабая книга, написанная человеком, страдающим калужской провинциальной самонадеянностью", – так отзывался маститый Окуджава о своем первом печатном опусе. А потом пришла реабилитация родителей, и Окуджава перебрался в Москву. Покончил с учительством и стал редактором, сначала в издательстве "Молодая гвардия", а затем в "Литературной газете". К этому времени Булат приобрел уже некоторую популярность, сочиняя песни и исполняя их под гитару. Но если быть точным, то это были не песни в традиционном восприятии, а поэтические произведения, ориентированные на слово.

Интересно вспомнить реакцию одной из газет, куда Булат послал свои первые стихи. Как он вспоминал: "Пришел ответ, в котором мне посоветовали "побольше читать Пушкина и Лермонтова"". Однако Окуджава упорно продолжал сочинять, а потом начал петь свои стихи под гитару, сначала в узком кругу, в домах друзей и знакомых, а с 1960 года – в публичных залах. В Москве Булат какое-то время был в некоторой блокаде: власти не разрешали концерты Окуджавы в больших залах, только в домах культуры, библиотеках, институтах. А когда Окуджава, выражаясь современным языком, раскрутился, то запрещать его было невозможно: Булат пошел в народ.

Со временем страсти вокруг Окуджавы улеглись. Выходили поэтические сборники, прозаические произведения, проходили концерты, звучали песни Окуджавы во многих кинофильмах – и "Госпожа удача" в "Белом солнце пустыни", и "Кавалергарда век недолог" в "Звезде пленительного счастья", и, конечно, потрясшая многих песня из "Белорусского вокзала":

И значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Песню к "Белорусскому вокзалу" Окуджава писал по заказу режиссера Андрея Смирнова, и, написав, Булат думал, что слова пройдут, а мелодия – нет. Однако и мелодия понравилась Альфреду Шнитке, который писал музыку к кинофильму. Песня "Мы за ценой не постоим" стала поистине народной.

В начале 1990-х Окуджава был нарасхват за рубежом, получал дипломы и признания. И родина сподобилась на признание, присудив Булату Государственную премию (1991). Но выступал он с концертами все реже и реже. С годами Окуджава обрел холодноватую корректность, что отметил в своих воспоминаниях Юрий Нагибин, написав о Булате: "Холодный и проницательный". О себе Окуджава стал частенько говорить: "Я – домосед, склонный к одиночеству". В основном жил в Переделкине. Разумеется, к нему часто приезжали друзья, почитатели, корреспонденты газет и журналов, но по свидетельству жены: "Через час я видела – ему уже скучно, он хочет с книгой на диванчик..."

Слава, вообще говоря, штука утомительная: она хороша по молодости, хотя в молодые годы она редко к кому приходит, а в старости излишнее внимание и неумеренные восторги обременительны. Только утомляют... "Все глуше музыка души..." А тут еще прибавился "Плач по Арбату":

Я выселен с Арбата,

арбатский эмигрант,

В Безбожном переулке хиреет

мой талант.

Кругом чужие лица, враждебные места.

Хоть сауна напротив,

да фауна не та...

А еще после 70 лет начинает беспокоить здоровье. Обычная история: то там кольнет, то здесь заболит. И это тоже не прибавляет оптимизма бывшему "веселому барабанщику". Когда-то в былые годы Окуджава призывал:

Встань пораньше, встань пораньше,

встань пораньше,

когда дворники маячат у ворот.

Ты увидишь, ты увидишь, как веселый

барабанщик

в руки палочки кленовые берет...

Нет, раньше не получается. Хочется полежать подольше, прийти в себя, поразмышлять. А еще приходится подбадривать себя:

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба – то гульба, то пальба...

Не оставляйте стараний, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

Это слова из стихотворения "Моцарт на старенькой скрипке играет..." О Моцарте? Нет, о себе, бедном, старом и любимом со взбадривающим обращением к самому себе: "Не расставайтесь с надеждой, маэстро..."

И булатовский маэстро держался до поры до времени. А потом Париж...

Прощальные слова

Расхожая фраза: увидеть Париж и умереть. Вот в этом Париже и ушел из жизни Булат Шалвович Окуджава. "Московский Б-г умер в Париже" – один из заголовков некролога. Он не был изгнан, не эмигрировал, просто поехал в столицу Франции – и заболел... Сначала Окуджава навещал своего друга Льва Копелева в Кельне, простудился, но все же поехал в Париж. И пришлось там ложиться в госпиталь. Пять французских врачей обнаружили разные болезни, в том числе астму, а вдобавок случилась пневмония и кровотечение от открывшейся язвы. Поначалу ничто не предвещало трагического, но трагическое произошло: 12 июня 1997 года Булат Окуджава скончался в возрасте 73 лет.

Поползли слухи: не так лечили, не уберегли, угробили... На все домыслы старый француз-врач развел руками: "Безнадежно. Человек в таком возрасте и с таким букетом болезней из этой ситуации не вылезает. Врачи могут многое, иногда врачи делают чудеса. Врачи не могут одного: отменить смерть".

В одной из последних песен "Французские фантазии" Окуджава писал:

Если есть еще позднее слово, пусть

замолвят его обо мне.

Я прошу не о вечном блаженстве,

о минуте возвышенной пробы,

где уместны, конечно, утраты

и отчаянье даже, но чтобы

милосердие в каждом

движенье и красавица в каждом окне.

Смерть Окуджавы потрясла многих, и не только его поклонников. Казалось, что такой человек должен жить вечно. Народ лишился своего последнего подлинного романтика России ХХ века. Из Парижа прах Окуджавы перевезли в Москву. Прощание с ним состоялось на Арбате, в Театре имени Вахтангова. Нескончаемым потоком шли люди под непрекращающимся дождем. Плакало московское небо. Уход Окуджавы оказался под стать его песням – негромкий, несуетливый, без пышности и шелухи фальшивых слов...

Ведущий рубрики – Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия