Песни Михаила Щербакова

Среди моих коллег по увлечению авторской песней есть и ее историки (я бы даже сказал – архивариусы), добросовестно фиксирующие на бумаге все достойное упоминания: кто, что, когда сочинил, спел, опубликовал и т. п. По их сведениям, первые песни Михаила Щербакова появились году в 1981–1982-м и поначалу исполнялись лишь в узком кругу друзей. Но, как не раз бывало (хвала вездесущему магнитофону!), каким-то чудом просочились наружу и довольно скоро обрели многочисленных почитателей среди любителей бардовских песен. Помню, как на нескольких конкурсах песенных фестивалей исполнители песен Щербакова становились лауреатами. И все-таки первое его выступление перед большой аудиторией состоялось только в конце 1987 года, а в программу того концерта, несмотря на настойчивые требования записок спеть старенькое, попало лиши несколько ранних песен.

Вспомним одно изречение, популярное в годы застоя. "Оптимист – это пессимист, видящий жизнь в розовом свете, а пессимист – это оптимист, знающий о ней кое-какую правду".

Так вот, когда слушаешь одну за одной песни Щербакова и время от времени вспоминаешь этот афоризм, не знаю, как у кого, но у меня сама собой возникает аналогия с шахматным матчем между Оптимистом и Пессимистом. Как водится, Оптимист – обладатель белых фигур, а противник его, вопреки преимуществу сильного цвета, порой в дебюте развивает инициативу и тогда одерживает красивые победы.

Должно быть, забавы для меня родила Земля

И, корни зажав в горсти, велела расти, расти...

И я, точно тополь, рос, высоко главу вознес,

А видел лишь мох, мох, мох...

И медленно сох, сох, сох...

Но чувствуется, несмотря ни на что, в счете все же ведет Оптимист. За ним победы в партиях, протекающих в русле острых диалогов. На каверзные вопросы Пессимиста у него всегда есть домашние заготовки.

Ах, ну почему наши дела так унылы?

Как вольно дышать мы бы с тобою могли!

Но где-то опять некие грозные силы

Бьют по небесам из артиллерий Земли.

В миттельшпиле, когда с доски исчезает часть легких фигур и наступает положение "неустойчивого равновесия", равно опасное для каждого из игроков, Пессимист морально сломлен:

Но – вот и опять слез наших ветер не вытер.

Мы побеждены, мой одинокий трубач!

Ты ж невозмутим, ты горделив, как Юпитер.

Что тешит тебя в этом дыму неудач? –

но в его адрес следует теперь не совет, а призыв, почти манифест:

Я здесь никакой неудачи не вижу.

Будь хоть трубачом, хоть Бонапартом зовись.

Я ни от чего, ни от кого не завишу.

Встань, делай, как я, ни от кого не завись!

Мировоззрение авторов новой волны 80-х годов формировалось за школьной скамьей в атмосфере, увы, двойной морали: про себя одно, вслух – другое. Тогда нередко говорилось не то, что думалось, делалось не то, что говорилось, а в итоге никогда не получалось то, что замысливалось.

Следуя повсеместно применявшейся в практике заповеди: "Спасение утопающих – дело рук самих утопающих", мыслящая часть молодежи сама пыталась найти выход из духовного тупика, ведущего в нигилизм. Поддержкой многим служило животворное творчество поющих поэтов старших поколений авторской песни – М. Анчарова, В. Высоцкого, Ю. Визбора, А. Галича, А. Городницкого, Б. Окуджавы, Н. Матвеевой, Е. Клячкина, Ю. Кукина, Ю. Кима и других. Глотками свободы, свежим ветром и незапыленным воздухом своих песен они демонстрировали подлинную гражданственность и честность перед собой и обществом.

В отличие от 50-х – начала 60-х годов в последние два десятилетия молодому человеку, желающему под гитару сказать свое слово, уже было на кого равняться.

И, что бы ни плел, куда бы ни вел воевода,

Жди, сколько воды, сколько беды утечет,

Знай, все победят только лишь честь и свобода,

Да, только они, все остальное – не в счет...

Несмотря на терминологическую чересполосицу и отсутствие серьезных теоретических исследований по авторской песне, сегодня мало кто отважится оспаривать самостоятельность этого направления в искусстве со своими законами развития, традициями, школами, классикой. Где новое ищется по принципу: "Каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить...".

Об этом же есть у Щербакова:

Мужайтесь же, о братья, исполнившись усердья,

Творите, что хотите, покуда хватит дня.

А длительного счастья, покоя и бессмертья

Я дал бы вам с лихвою, да нету у меня.

Еще не раз эпоха то радостью, то болью

Наполнит наши струны и наши голоса.

И будем мы друг друга дарить своей любовью,

Пока своей любовью нас дарят небеса.

Из истории искусства известны два генеральных пути его развития: традиционный – когда существующие формы наполняются новым содержанием, и революционный, отметающий старые правила, беспощадно заменяя их новыми. Вспомним хотя бы Маяковского, Мейерхольда, Пикассо, Шостаковича... Но есть еще и третий путь развития, лежащий на стыке различных направлений, школ, творческих методов и приемов. Новое качество дает сплав свойств исходных компонентов.

Если посмотреть на музыкально-поэтическое творчество М. Щербакова в искусствоведческом ракурсе, то представляется, что в авторской песне он один из немногих, кто работает на стыке авторских интонаций, сразу трех совершенно непохожих друг на друга маститых художников слова и звука – это Б. Окуджава, Н. Матвеева и Ю. Ким.

В статье "Запоздалый комплимент" ("Литературная газета" от 3 апреля 1985 года) Б. Окуджава, обращаясь к Ю. Киму, восторгается его смелостью поэта-первооткрывателя: "Я приверженец традиционного стиха, строгого— престрогого, у меня там всякие четкие ритмы и формы... А между тем я пытаюсь погрузиться в это как бы антиритмическое, позволить себе нарушить, но у меня ничего не получается, а у Этого получается: природа. "Как гром, гремит команда : "Равняйсь, налево или на-пра-во!.."" Вот это "как бы" и есть, видимо, та степень риска, за которой уже катастрофа. Может быть, я боюсь катастроф. А этот не боится."

Обратите внимание на такие разные по ритмике и лексике песни Щербакова, как "Я исполняю все", "Мое королевство", "Вишневое варенье", "Балаган"... Здесь заметно влияние возвышенных поэтических образов Окуджавы ("Изгиб божественной руки всегда один и вечно новый..."), свободного ритма Кима, его блестящего дара эквилибриста словами и мастера стилизаций – и романтического песенного мира, созданного фантазией (сродни Грину) Н. Матвеевой, с неизменными капитанами, моряками, пиратами, вообще людьми странствующими, беспокойными.

У Щербакова в его песнях присутствует это все сразу, вместе, используется как художественный прием. Сплав – а не смесь, потому и – ново, потому его песни узнаваемы, потому можно не сомневаться в самостоятельности его авторской позиции и интонации. Бронза – это уже и не медь, и не цинк. Это металл иного качества.

________________________________________

Данная статья была опубликована в сборнике "Возьмемся за руки, друзья!" (Москва, "Молодая Гвардия", 1990 г., стр. 361–366). Помимо статьи, в книге имеются тесты и ноты песен "Балаган", "Май", "Я исполняю все...", "Мое королевство – 2", а также фотография молодого Михаила Щербакова с гитарой. По-видимому, это – "sister-article" статьи из "Молодежной эстрады" (1988, № 5), упоминаемой в библиографии в книге "Другая жизнь". По крайней мере, в предисловии автор-составитель сборника Л.П. Беленький в частности пишет:

"Эта книга готовилась довольно долго, в течение ряда лет, раздел за разделом. Но прежде они становились выпусками рубрики "Возьмемся за руки, друзья!" репертуарного сборника "Молодежная эстрада". Правда, читатели, собравшие все шестнадцать журналов, в которых, начиная со второго номера 1986 года, появилась новая рубрика, могут заметить существенные изменения и дополнения, что, впрочем, закономерно. Нет, порядок выпусков, их направленность в книге полностью сохранены. Но периодика есть периодика, а книга – совсем другое дело. Вот почему автор-составитель счел возможным дополнить рассказы о создателях самодеятельных (авторских) песен и о движении КСП (клубов самодеятельной песни) в целом подробностями, которые из-за недостатка места в журнальном варианте приходится, сожалея, опускать. Меж тем, как мне кажется, более точные штрихи биографий, нюансы "технологий творчества", документальные сведения... – именно все это, в совокупности, и позволяет хотя бы в первом приближении представить такое сложное, многоликое, внешне противоречивое явление, каким оно видится не только любителям, но и литераторам, музыкантам, искусствоведам..."