Вступление

Скажите честно, вы читаете, так называемые, вступительные статьи в книгах? Те, что пишут всякие литературные критики или "друзья" автора. Честно признаюсь, лично я, по собственной инициативе, не прочитал ни одной. Иногда приходилось. Когда в школе приходилось писать реферат или сочинение по тому или иному произведению, то именно в такой статье всегда можно было найти кучу заумных фраз и расплывчатых выражений объёмом на несколько тетрадных листов, необходимых для выполнения плана по количеству "воды" и превращения своего труда в такое нудное чтиво, что даже учительница не могла осилить сие творение и обычно ставила хорошую оценку исключительно за красивые глаза и былые заслуги. Неужели, это единственное предназначение подобных статей, авторами которых являются люди, в большинстве своём достаточно умные, из числа тех, кто никогда не полезет за словом в карман? Я понимаю их как бизнесменов, им за это платят гонорары, но не дано мне их понять как личностей творческих. Неужели им абсолютно безразлично, будут или нет, востребованы читателями их литературные изыскания? В общем, немного поразмыслив, я решил, что в моей книге, вступительная статья (называйте как хотите) будет абсолютно нового типа. Никаких общих фраз и рассуждений ни о чём. Кроме того, я даже возьму эту неблагодарную работу на себя. И поверьте, у вас не возникнет желания, зевая от скуки, пропустить эту, довольно важную часть моей истории. События начнут разворачиваться прямо отсюда, не дожидаясь "официального" начала произведения, то есть главы под номером один.

Как вы думаете, трудно ли стать меломаном в наши дни? Казалось бы, ответ напрашивается моментально — нет! В самом деле, способны ли телепередачи, вроде "Фабрики звезд" или бесконечных "Песен года" вызвать у человека любовь к музыке или же попытку понять её? А что приходит в голову, когда слушаешь и смотришь всевозможных Сливок, Стрелок, Жасминов и Виагр? Знаю, знаю... но мысли эти совсем не о музыке. Западных исполнителей вообще задвинули на второй план. Мы словно берем пример у французов — свято "блюдем" честь родного языка и родной музыкальной культуры. Только где же вы, французские рокеры или, хотя бы, попсовики мирового масштаба? Ау! Да и не в языке, пожалуй, дело. Вряд ли какому-нибудь настоящему ценителю искусства полегчает, если Андрюша Губин вдруг запоёт на английском. Вам никогда не доводилось смотреть индийский MTV? Ууу... зрелище, скажу вам, незабываемое. Видать, у них тоже всё в порядке с чистотой и девственностью местной эстрады, поскольку забугорные звёздочки подаются в строго дозированном виде. Итак, кое-что из лучшей индийской двадцатки 1998 года: второе место Селин Дион со своим душещипательным вселенским плачем по Лео Ди Каприо, а на первом, Вишванатанг Дишмаджортонг* с супер-хитом, очень напоминающим любимую песню туповатого индийского таксиста из рекламы Kit Kat, после первых минут прослушивания которой, даже настоящий гурман и ценитель этих шоколадок вынужден был поделиться с поющим парнем самым сокровенным.

Вы не поверите, но я вам со всей ответственностью заявляю: "Двадцать лет назад всё было точно так же". Была и "Песня года", был "Голубой огонёк", было даже музыкальное радио "Маяк". И приветы тогда тоже передавали. Нет, конечно, не так как сейчас, в любое время дня и ночи: "Здравствуй, дорогое радио, передайте, пожалуйста, привет моей любимой девушке, Клаве, и скажите, что я её очень люблю". Ведущий: "Вау! Обязательно! Где бы она ни была, как бы далеко она от вас не находилась, волна нашего радио всё равно накроет её! Кстати, а где же сейчас ваша девушка?" "Ну, так это, она, вот, рядом со мной сидит..." В те годы все было немного по-другому. Приветы передавались в строго отведённое для этого время: между двенадцатью и часом дня. Чётко в обеденный перерыв. Радиопередача так и называлась: "В рабочий полдень". Звонить туда было невозможно, заявки на приветы принимались исключительно в письменном виде: "Уважаемая редакция, пишет Вам дружный трудовой коллектив доярок совхоза "Тупик Ильича". Наш главный животновод, Элеонора Викентьевна Мамалыга, отмечает сегодня свой 50-летний юбилей. Мы долго выпытывали у неё название её любимой песни. И лишь после пятой стопки за её здоровье, она не выдержала, и оседлав бурёнку, заголосила на бис: "Снегопад, снегопад... если женщина просит, бабье лето её торопить не спеши"... Поэтому, просим Вас поставить русско-грузинскую народную композицию из серии "чего же хочет женщина" в исполнении народной артистки Грузинской ССР Нани Брегвадзе. Ведущий: "Уважаемая, Элеонора Викентьевна! В столь знаменательный день... тра-ля-ля... тра-ля-ля... примите сердечные поздравления от коллектива редакции программы "В рабочий полдень"... ля-ля-ля... доите побольше молока коровам на радость и приумножайте закрома Родины... тра-ля-ля... советское сельское хозяйство — самое сельское хозяйство в мире.... А теперь, песня". Ну как, плодородная почва для выращивания меломанов? И тем не менее. Они ведь были и тогда. Они есть и сейчас. Они, я надеюсь, будут появляться и далее, несмотря на всевозможные происки национальных продюсеров, с каждым годом всё сильнее и сильнее, насаждающих свою национальную попсу.

Хорошая музыка, она с нами всегда, неважно, что вы не услышите её по ТВ, радио или на "шаровых" концертах под открытым небом, посвященных предвыборной агитации за президента, губернатора или мэра (нужное подчеркнуть). Есть CD плэйеры, магнитофоны, компьютеры. Диски можно купить в магазине, нужную песню, хоть и с большим трудом, но пока ещё можно отыскать в Интернете. Было бы желание, было бы стремление. И в один прекрасный день, вы почувствуете, что не только можете отличить по первым аккордам Криса Де Бурга от Казаченко, но и легко определить, где, по-настоящему качественная музыка, а где, извините, Верка Сердючка. Серьёзно. Главное, не опускайте руки и не поддавайтесь на провокации отечественных музыкальных "мэтров". А будут ли называть вас меломанами или ещё как-то, по большому счёту, значения не имеет. Хорошая музыка — она у вас в душе. А как говорил уважаемый Джон Бон Джови: "Я знаю, что если я пишу хорошую песню, то и спустя 20 лет мне будет не стыдно спеть её снова". Да, ведь до сих пор, мы с удовольствием слушаем Битлов, Элвиса Пресли, Фредди Меркьюри. Даже среди представителей поп-музыки (прошу не путать с попсой) есть свои классики жанра — ABBA, Madonna, мальчик Жора (в смысле, английский популярный певец, Boy George). Но кто, извините, через 10 лет станет слушать Доктора Албана или группу Тату?!

Вот я и хочу рассказать, как же всё это было. Как доходило до сознания индивидуума понимание той музыки, которая и через 20 лет будет по-прежнему актуальна. Это не мемуары, скорее "взгляд со стороны, отягощённый сильным эффектом присутствия". К огромному сожалению, на территории бывшего СССР, как раньше, так и сейчас — народу вбивают в голову "любовь" к музыке, мягко говоря, неудовлетворительного качества. А люди у нас уж чересчур доверчивы и принимают близко к сердцу всё, что вещают им большие дяди и тети из телевизоров или радиоприемников. Мы привыкли, что за нас всё решают, и теряем способность сами определять, чего же мы собственно хотим, что нам нравится, да и вообще, каким путем двигаться дальше. В музыке, как в жизни — можно просто бездумно принимать всё то, что спускают на тебя "сверху", можно "читать между строк", фильтруя "своё и чужое", а можно и вовсе отказаться впитывать в себя, доносимую извне информацию, и просто попытаться найти собственную музыкальную отдушину. Здесь у каждого должен быть свой выбор. И он должен быть осознанным. Пусть кто-то скажет: "Я обожаю группу "Корни" за их непревзойденное исполнительское мастерство, за красивые и мощные голоса, за то, что их песни заряжают убойным зарядом энергии..." Конечно, если бы я от кого-либо услышал нечто подобное, то наградил бы этого человека взглядом, полным сочувствия и сострадания. Но заметьте, некто высказал своё собственное мнение. Оно весьма спорно, но достойно уважения, потому что эти утверждения взяты не с потолка, а представляют собой более менее определенную позицию, возможно, сформировавшуюся под влиянием многочасового прослушивания всех альбомов данной команды. Но может быть и по-другому: "Та мне всё равно, что слушать. У меня, вот, радио играет, мне прикольно". Увы, тот самый случай, когда за человека уже все решили, а ему от этого ни холодно ни жарко. И, к огромному сожалению, таких очень много. Но мне симпатичны люди, у которых есть собственное мнение, которым не безразлична та музыка, которую они слушают. Если бы я в свое время не пытался найти "свою" музыку (а временами мне нравились абсолютно противоположные и несовместимые направления), то в моей фонотеке сейчас бы валялись, от силы, с десяток кассет и пару дисков из серии "Золотой граммофон", а радиоприёмник был бы настроен на волну "Русского радио" или какого-нибудь "Хит-ФМ"; при этом, я ходил бы по улице, насвистывая: "голова моя глупая, безногая, безрукая", и отсылал эс-эм-эсы в поддержку смазливых девочек, участниц программы "Шанс" (есть такая передача на украинском ТВ, чем-то напоминающая российскую "Фабрику звёзд", главная идея которой заключается отнюдь не в поиске молодых талантов, а в демонстрировании всевозможных ужимок и кривляний неких личностей, обозвавших себя продюсерами, и их богемных друзей).

Вы можете быть поклонниками рока, диско, кантри или даже шансона — я снимаю перед вами шляпу только за то, что вы чётко знаете, почему вам нравится ваш любимый музыкальный стиль.

Многие, должно быть, будут удивлены, обнаружив в дальнейшем, помимо рассказа о музыке, коротенькие рассуждения, связанные с политической ситуацией описываемого временного отрезка. Казалось бы, какая может быть связь между политикой и музыкой? В цивилизованном мире её практически не видно. Политики решают свои вопросы, музыканты, знай себе, играют музыку в своё удовольствие. Иногда музыкантам может нравится тот или иной политический деятель. Тогда по своей, подчеркиваю, собственной инициативе они могут отыграть на импровизированном концерте в поддержку этого человека, если он баллотируется на какую-нибудь выборную должность. Например, Джон Бон Джови или Мадонна поддерживают кандидата в президенты США Джона Кэрри. И что же, вообразите себе ситуацию: Кэрри вызывает обоих в свой кабинет. Джон и Мадонна скромно сидят возле двери на краешках стульев, нервно и застенчиво улыбаясь мэтру. Тот, погрузив своё тело в большое и красивое кресло из крокодильей кожи, закидывает ноги на стол, и закурив сигару, с ухмылкой сообщает: "Ребята, выступите на концерте в мою поддержку, бабки плачу реальные, в обиде никого не оставлю. После моего избрания Джон будет назначен министром культуры, а Мадонна министром по делам молодежи. По рукам?" И Джонни с Мадонной радостно соглашаются, клятвенно обещают петь здравицы в честь любимого кандидата и выступают на бесплатном концерте под открытым небом для металлургов Питтсбурга, которых добровольно принудительно выгоняют на мероприятие, по разнарядке от центрального комитета демократической партии штата Пенсильвания, под угрозой увольнения с работы. И понурые пролетарии, как по команде, зычным басом хором скандируют за Бон Джови: "Итс май лайф, энд итс нау о невер", и эротично, в такт Мадонне, виляют бедрами, шепча с придыханием: "Холд ми, кисс ми...о, бэйби, джастифай май лав... ууу...оооо". А в конце шоу, на сцену выходит сам Керри, обещает порядок, мир и стабильность, и в обнимку с секс-символами Америки запевает американскую народную песню о "Мэри, пони и ковбое Джо". Представляете себе такую картину? Я с трудом. Вот только у нас, все эти штучки — в порядке вещей. Для наших представителей шоу-бизнеса, выборы — это такая же урожайная пора для "стрижки купюр", как и летний концертный "чес" по черноморским побережьям Крыма или Кавказа. Есть, однако, в этом деле кое-какие подводные камни. К примеру, в запале горячей любви к народному избраннику, главное, не перепутать имя правильного кандидата с его злейшим оппонентом. Подобную непростительную ошибку, на предвыборном концерте в городе Павлоград, Днепропетровская область, в поддержку кандидата в президенты Украины от власти, Виктора Януковича, допустила "мега-звезда" российско-болгарского фольклора, папаша небезызвестного "перепела" и "неутомимого борца с журналистским беспределом" — Филиппа Киркорова, Бедрос Киркоров. Отпев своё, он всплеснул руками и продекламировал, казалось бы, заранее зазубренный текст: "Украина будет великой, если выберут... Ющенко! Только за него голосовал бы я!"** После чего, весело и вприпрыжку покинул сцену. Уже за кулисами, до него или до самого дошло, или ему популярно объяснили, какую досадную оплошность он допустил. Болгарский темперамент берет вверх, и Бедрос бегом возвращается на сцену. Отпихивая в сторону конферансье, пытающемуся лично популярно объяснить недоумевающим зрителям, за кого же нужно правильно голосовать, он спешит признать, что был не прав. "Ребята, я так волновался, я так волновался, что перепутал фамилии. Я хотел сказать, не Ющенко, нет, конечно же, вам следует голосовать за Януковича! Только за Януковича". Услышав ободрительный гул зала, слегка переходящий в истерику, у посланника солнечной Болгарии снова появляется блеск в глазах и он, вдохновленный успехом, выдает следующее изречение: "Но я точно знаю, что Украина будет великой, если её президентом будет Виктор Федорович... Ющенко!!!"*** И помахивая микрофоном, словно кавалерист саблей, Бедрос разворачивается к публике спиной и бодренько скачет за кулисы. Зрители громко аплодируют и давятся от смеха. Думаю, что ранее ни одно его выступление не удостаивалась столь бурных оваций, как в тот вечер в Павлограде!****

А тем временем наступил 2005 год. На украинском телеканале "Интер" уже седьмой день не прекращается "мыльный телемарафон" под названием "Песня-2004". Воистину, безгранична "музыкальными талантами" земля постсоветская. Многие "звёзды" выходят на сцену даже без музыкантов. В самом деле, а зачем они там вообще нужны? Синтезатор, компьютер, фанера — вот они основные атрибуты участников подобных мега-шоу. Навевает нерадостные мысли, однако "Дискотека 80-х", на которую я случайно попал, переключая каналы, не выдержав очередной порции "Песни", всё же настроила на положительный лад. Смахнув скупую мужскую слезу, вызванную внезапно нахлынувшими воспоминаниями из того времени, я улыбнулся. Эти воспоминания одолевали меня все сильнее и сильнее, и это странное смешанное чувство меланхолической грусти и неописуемого восторга вызвало настоящую бурю светлых и положительных эмоций в моей душе. Давным-давно, в конце 80-х, в каждую новогоднюю ночь, будучи ещё подростком, я честно вымучивал традиционные трёхчасовые "Голубые огоньки", чтобы по их окончанию насладиться сорокапятиминутной подборкой "мелодий и ритмов зарубежной эстрады". После чего, практически без сил, падал на диван и засыпал с чувством, присущим в то время каждому советскому гражданину, чувством глубокого удовлетворения...

Примечание:

* — имя и фамилия данного исполнителя вымышленные.

** — Виктор Ющенко — представитель оппозиции на выборах президента Украины 2004 года. Главный конкурент и непримиримый противник Януковича.

*** — Виктор Фёдорович — это имя, отчество Януковича; а Виктор Андреевич — имя, отчество Ющенко.

**** — на момент написания этих строк, результаты президентских выборов в Украине ещё не были известны.

Часть I. Миллион лет до нашей эры

Начало

Всё это начиналось давным-давно. На дворе стояла весна 1984 года. СССР "по самое не хочу" погряз в застое. Бушевал тотальный дефицит. Когда в наш Днепропетровск, провинциальный украинский городок с миллионным населением, завозили пепси-колу, то за ней выстраивалась очередь просто угрожающих размеров, ничуть не меньше, чем в ленинградский Эрмитаж. Везло далеко не всем, поэтому приходилось пить лимонад "Дюшес", эдакую сильно газированную воду из-под крана, подкрашенную неким химическим веществом желтого цвета. В этом же году, никому не известная ватага парней из Нью-Джерси, во главе с юным, но не по годам целеустремленным, Джоном Бон Джови, выпускает свой дебютный альбом, который явился началом большого пути в истории одной из самых успешных рок-групп конца XX века. Тогда же, в голове десятилетней девочки с простым русским именем Катя и не менее простой фамилией Лель уже зародились слова и музыка к песне "Муси-пуси", которой спустя почти 20 лет будет суждено стать символом российской эстрады со всеми вытекающими отсюда последствиями. На тот момент, мне, простому советскому пионеру из простой еврейской семьи тоже исполнилось 10 лет. Ранее и я баловался "песнописанием", но достигнув столь зрелого возраста, несколько отошёл от сочинения подобных хитов. Жизнь била ключом, требовались новые ориентиры и идеалы. И как раз тогда, у нас дома появился музыкальный центр "Радиотехника", состоявший из акустической системы (2 колонки мощностью по 30 Вт каждая), усилителя и проигрывателя виниловых дисков. Всё это показалось мне настоящим чудом советской техники. Я смотрел на аккуратные, отполированные, сверкающие блоки с широко раскрытыми от удивления глазами. Ничего подобного мне никогда видеть не доводилось. До этого, у нас был один проигрыватель, который по дизайну больше напоминал переносную электрическую печку. Его динамики располагались где-то внутри могучего корпуса, а звук, издаваемый ими, местами напоминал отчаянный визг целого хора мартовских котов, которым одновременно прищемили хвосты. Головка же звукоснимателя методично царапала пластинки, со временем приводя их в полную негодность. Так что, покупка музыкальной аппаратуры "нового поколения" привела меня в неописуемый восторг и заставила глянуть на мир музыки более пристальным взглядом. В нашем доме было достаточно много дисков, оставшихся в наследство от старого аппарата. Однако, часть из них, по указанным выше техническим причинам, воспроизводить было невозможно. Оставшуюся же груду винила иногда приходилось слушать, скрипя зубами, поскольку даже в то время мой нежный детский слух с трудом воспринимал музыкальных героев эпохи застоя вроде "Песняров", будущей примадонны Аллы Борисовны и неких сомнительных эстрадных звёзд стран социалистического лагеря: "Скальды" (Польша), "Цурците" (Болгария), "Савои" (Румыния)... Хотя попадались и довольно интересные экземпляры. Например, альбом Клиффа Ричарда 1979 года, изданный на болгарской студии грамзаписи. Был ещё диск голландской поп-группы "Teach-In". Их песни чем-то напоминали композиции легендарной ABBA, хотя, в то время я и не догадывался о существовании знаменитого шведского квартета. У "Teach-In" было два очень известных хита, которые наверняка знакомы многим. В конце 70-х, с песней "Ding-a-dong" голландцы побеждали на конкурсе Евровидения. Наш более поздний слушатель имел честь познакомиться с ней в интерпретации дуэта "попсовиков из глубинки": Алёны Апиной и Мурата Насырова. Ну, помните, там пелось что-то про белые/синие/темные ночи, которые вероятно были дней короче. Вторая же их вещь "All Alone", уже через много лет после распада группы, вошла в саундтрек к небезызвестному оскароносному киноэпосу "Титаник". Обе эти песни как раз и присутствовали на том диске, который я слушал с превеликим удовольствием и "заездил" буквально до дыр. Что интересно, очень часто на обложках альбомов зарубежных исполнителей названия песен вообще не печатались на языке оригинала. Т.е. их можно было прочитать на русском, на болгарском, а то и на румынском языках, но только не на английском.

Без всякого сомнения, в те годы я не мог, ни то, что самостоятельно покупать пластинки, но и никак влиять на их покупку родителями. Помню, однажды, я увидел в магазине диск с популярной тогда песней про малиновку. Может быть, кто-то помнит, там был такой припев: "Прошу тебя, в час розовый напой тихонько мне, как дорог край березовый в малиновой тра-ля-ля". Ее исполняли "Верасы". Короче говоря, я скромно попросил отца купить этот диск. На что получил ответ, который, в терминах нынешнего времени, звучал бы примерно так: "Ты что, с ума сошёл?! Как можно слушать такую дешёвую попсу?!" Конечно, в то время такого понятия как "попса" ещё и в помине не было, но, видимо, где-то в далеких глубинах подсознания оно существовало всегда и имело довольно четкое определение. Впрочем, стили музыки тогда тоже никак не классифицировались. Такие термины как "рок", "поп", "кантри" или, не приведи господи, "нью-вэйв" были практически неизвестны обывателю. Вся популярная музыка объединялась под одним ёмким словом "эстрада". Она была двух видов: "советская" и "зарубежная". В общем, в нашем доме так и не зазвучал хит про маленькую птичку малиновку. А жаль... Хоть и простая да незатейливая песенка, но на фоне нынешних "ой, люли мои люли... в море теплом, в море синем", звучала на достаточно приличном уровне. Как говорится, всё познается в сравнении.

На виниловом фронте без перемен

В середине 80-х, на отечественном рынке звукозаписи стоял полный штиль. Да и слово "рынок", применительно к реалиям тогдашней жизни, звучало как-то неуместно. Рынок был просто молочным братом базара, того, на котором продавались мясо, овощи и фрукты. А в остальном, слово было плохое, ассоциировавшееся с капитализмом и несчастным эксплуатируемым пролетариатом. В общем, это было не наше. Мы же, под руководством коммунистической партии, жили в стране давно победившего социализма. К 2000 году, партия обещала нам молочные реки и кисельные берега – всё это называлось весьма туманным термином "коммунизм", где от каждого будут брать по способностям и ему же отдавать по потребностям, и где деньги "умрут", как чуждый советскому народу символ буржуазного строя. Не было рынка — не было и конкуренции. В магазинах продавались колбаса, сыр, творог одного единственного сорта. На бутылках молока, кефира и ряженки вообще отсутствовали какие либо этикетки. Разница заключалась лишь в цвете крышек. Сорт пива был тоже один — "Жигулёвское". Причем летом, оно, как правило, практически не продавалось. На разлив шла жидкость, в основном из грязных жёлтых железных бочек, которое на месте разливалось в трехлитровые банки (сорт "баночного" пива) или... в дырявые целлофановые кульки. В последнем случае нужно было срочно принимать единственное решение: либо присосаться к нему сразу, не отходя от бочки, либо со скоростью спринтера бежать домой, чтобы не успело полностью расплескаться сквозь многочисленные маленькие дырочки, и переливать в более подходящую тару. В мире звукозаписи исключений не наблюдалось. Студия грамзаписи "Мелодия" была тоже единственной в стране. Её возможности были ограничены, поэтому ассортимент выпускаемых пластинок никак не мог удовлетворить отечественного слушателя. Впрочем, и качество записи на дисках было похуже, чем на зарубежных аналогах. Да, я не оговорился, импортные диски тоже продавались. В основном, болгарские. Вот ведь как интересно вышло. Получается, болгары ещё в те далекие годы умудрялись обеспечивать музыкой наших неприхотливых слушателей. Наверное, каждый помнит, как в середине 90-х, рынок стран постсоветского пространства заполонила пиратская CD продукция болгарского производства. Стоили эти диски на порядок меньше фирменных, а в плане качества, ничем им не уступали. Правда, в 80-х, "левых" пластинок ещё не было. Диски были лицензионные, пиратство пока не поощрялось. Болгары же, в основном, продвигали своих доморощенных талантов, которые мало кого здесь интересовали. Хотя, изредка, радовали поклонников музыки альбомами западных исполнителей. Кроме уже упоминавшегося Клиффа Ричарда, они выпускали пластинки "Boney-M", а также умудрились выдать легендарный "Thriller" Майкла Джексона. Но достать такое можно было, разве что, в столице нашей тогдашней Родины, Москве, да и то, выстояв пару часов в очереди. В более провинциальных городах, на прилавках магазинов лежали лишь творения восточноевропейских исполнителей. Однако и эта продукция долго не залеживалась. В СССР был большой спрос на всякого рода импортные товары. Это объяснялось очень просто. В отношении качества они значительно превосходили отечественные аналоги, а их оформление и дизайн заметно радовали глаз, значительно контрастируя с поделками советской лёгкой промышленности. О такой вещи, как маркетинг, советским производителям ничего известно не было. Да и зачем, собственно, в отсутствии-то конкуренции? Народ всё равно будет брать всё, что дают. "Мелочами", вроде раскрашивания этикеток на бутылках или моделированием одежды и обуви по современным стандартам, абсолютно никакой необходимости заниматься не было. Как там у Маяковского: "Вы любите розы!? А я на них срал. Стране нужны паровозы. Стране нужен металл"! Эти слова очень чётко отражали направление маркетинговой политики Советского Союза. В общем, "любители роз", коих в стране, почему-то, было подавляющее большинство, старались брать "импорт". По умолчанию, считалось, что и импортная музыка была лучше отечественной. Так что, "звёзды" эстрады из социалистических стран раскупались на ура.

Альбомы же музыкантов капиталистического мира удостаивались чести быть изданными на студии "Мелодия" только с санкции идеологического отдела коммунистической партии. Шансы получить такую привилегию были преимущественно у исполнителей, выражавших глубокую симпатию социалистическому строю и нещадно критиковавших империализм и капитализм. Таким был, к примеру, американский певец Дин Рид. На худой конец, достаточно было иметь черный цвет кожи, поскольку все представители африканского континента, а также их потомки, в более развитых странах, изначально приписывались к угнетаемым народам и автоматически считались друзьями СССР. В эту категорию попадали немцы из "Boney-M". Конечно, бывали и исключения. Уважались и почитались французы. Вряд ли, мастер лирической музыки Джо Дассен протестовал против капитализма и изливался в дифирамбах Советскому Союзу. Тем не менее, он был очень популярен. Издавались его пластинки, на нашем ТВ демонстрировались концерты с его участием. Но всё это происходило очень давно, поскольку Джо Дассен умер ещё в 1980 году. Хотя, именно с его песнями у меня связано много приятных ностальгических воспоминаний из детства. Ещё одним представителем, точнее представительницей, французской популярной музыки, из тех, что раскручивались в СССР, была Мирей Матье. Маленькая и хрупкая женщина с невероятно мощным голосом. За это её называли второй Эдит Пиаф, поскольку внешнее сходство со знаменитой певицей сочеталось с похожими вокальными данными. Пела Матье в стиле "французский шансон". Здесь, конечно, попрошу не путать с, так называемым, "русским шансоном". Французские шансонье не исполняли песни о ворах, ментах и Маньке-проститутке. Их музыка передавала атмосферу популярных в Европе, в до и послевоенные годы, кабаре. Всё это, конечно, было рассчитано на любителя, каковым, лично я не являлся, посему подобные мелодии меня практически никак не трогали. Что же касается инструментальных ансамблей, то здесь под первым номером шел оркестр Поля Мориа, композиции которого полюбились советскому слушателю, в основном, за музыкальное участие во многих демонстрировавшихся в СССР французских фильмах. Нельзя не упомянуть и о группе "Space", во главе с нестареющим Дидье Маруани. В начале 80-х, они даже приезжали с концертами в нашу страну. Причём, этот вопрос решался едва ли не на самом высоком правительственном уровне. Всё же космическая тема нам была очень близка. Ведь в то время, наши корабли вовсю бороздили космические просторы Вселенной, и возможно это отчасти объясняло тот факт, что группе дали "зелёный свет" для выступлений на советской эстрадной сцене. Я недаром подчёркиваю этот "космический фактор", ибо в остальном, электронная музыка "Space" никак не вписывалась в идеологию преобладания "серой массы" над отдельно взятой личностью, взятой на вооружение местными строителями коммунизма. И уже сам факт появления в СССР музыки подобного плана мог косвенно свидетельствовать о грядущих переменах.

Однако, были исключения и противоположного плана. Например, английского коммуниста Рода Стюарта (Rod Stewart), одного из спонсоров коммунистической партии Великобритании, не особо жаловали в высоких правительственных кругах. В чём было дело — не знаю, могу лишь высказать свои предположения. Видимо, взгляды на женскую сексуальность у Рода и идеологов нашей партии кардинально отличались. Секс-символами официальной советской эпохи являлись колхозница с серпом (из знаменитой скульптуры "Рабочий и колхозница"), девушка с веслом (тоже из монументального творчества), а также женщины-космонавты в "облегающих" скафандрах и значками на груди, с изображением Ленина. Поэтому, несложно прийти к выводу, что песни с названиями вроде "Hot legs", даже исполненные верным ленинцем, никаких не отражали точку зрения лучших представителей советского народа по поводу истинных женских прелестей.

ВИА — неофициальный рок

Как вы уже поняли, особым разнообразием, музыка, доходившая, а точнее сказать, доносимая до советского слушателя сквозь плотные кордоны цензоров из идеологического отдела КПСС, не отличалась. На телевидении всё было как сейчас. Те же "правильные" исполнители, те же "правильные" песни. В роли нынешних Аллы Борисовны, Филиппа, Кристины и Сердючки, без которых ныне не обходится ни одно музыкальное мероприятие, выступали та же Алла Борисовна (тогда ещё просто Алла Пугачева), Валерий Леонтьев, Иосиф Кобзон, Валентина Толкунова, Лёва Лещенко (тогда без Винокура). "Хавал" ли все это "пипл"? По-моему, это мало интересовало тех, кто составлял все эти телевизионные концертные программы. Главное, насколько тот или иной исполнитель приходился по душе текущему "генсеку", его родственникам и прочим боссам партии. Если реальный рейтинг "избранных" исполнителей был ниже плинтуса, то его искусственно поднимали до отметки всенародной любви. Рок-музыки, как чуждой прогрессивному социалистическому строю, в стране не существовало. Но это официально. А неофициально, для того, чтобы не использовать термин "рок", для групп, играющих музыку этого плана, придумали совершенно безобидное название ВИА (вокально-инструментальный ансамбль). Что же это за явление?

Обратимся к энциклопедии Кирилла и Мефодия:

ВИА (вокально-инструментальный ансамбль), тип музыкального коллектива, возникший на советской эстрадной сцене в середине 60-х годов 20 века ("ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ"). Обычный состав — около 10 человек, несколько вокалистов без ярко выраженного лидера, духовая и ритм-секции, гитары, клавишные. Стилевая основа ВИА — соединение элементов бит-музыки с музыкальной и поэтической лексикой советской массовой песни. Наиболее популярные ВИА 70-х — начала 80-х годов: "САМОЦВЕТЫ", "ПЛАМЯ", "ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ", "АРИЭЛЬ", "ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА", "ПЕСНЯРЫ", "ИВЕРИЯ", "ЯЛЛА" и др. Типовой репертуар ВИА включал песни, сочиненные самой группой, обработки народных мелодий и песни советских композиторов. В конце 70-х годов ряд ВИА начали обращаться к крупным музыкальным формам (мюзиклы "Орфей и Эвридика", "Тиль Уленшпигель" у "ПОЮЩИХ ГИТАР", "Емельян Пугачёв" у "АРИЭЛЬ"). В конце 80-х годов ВИА были вытеснены рок-группами, в середине 90-х годов репертуар и манера ВИА стали предметом возрождения и стилизации.

Что ж, без всякого сомнения, эти группы вносили некоторое разнообразие в сахарно-официозную советскую эстраду. Более того, подавляющее большинство участников ВИА имели за своими плечами музыкальное образование. Так что, чего чего, а профессионализма им было не занимать. Естественно, в роли основных вдохновителей подобных коллективов выступали представители западной рок-музыки. Особенно, это ощущалось у наших первых ВИА. Отсюда пошло копирование мелодики западных групп, да и многие ранние ВИА обязательно включали в свой репертуар песни на английском языке. Стоп машина. Вот здесь, как говорится, коса на камень и находит. Большинство отечественных критиков считало и считает этот факт одним из основных минусов вокально-инструментальных ансамблей. Логика просматривается следующая: "у нас, у советских, собственная гордость, Запад нам не указ". У нас, как всегда, свой путь. Видя впереди проторенную дорожку, мы всё равно свернем налево. Куда-нибудь в лесную чащу, поближе к непроходимым болотам. Как говорится, комсомольцы сами себе трудности создают, сами же их потом и преодолевают. Петь на английском было плохо. С одной стороны, да, действительно, в 70-80-е годы количество людей, сносно владеющих хотя бы одним иностранным языком, было ничтожно мало. То есть, смысл слов был бы для большинства не понятен. Но, главное ли это было в музыке? С другой же стороны, русскоязычные тексты песен уводили далеко в сторону от "корней", тех самых западных вдохновителей: "The Beatles", "Rolling Stones", Bob Dylan. Терялась духовная связь с "мэтрами" рока и ... мы, чётко следуя заветам Ильича, шли своим "правильным" путём. Аранжировки начали делать под нашу музыкальную действительность, тексты часто попахивали штампами: о Родине, о космосе, о дружбе народов, о скромной платонической любви. Таким образом, новоявленные ВИА стройными колоннами вливались в ряды многотысячной армии представителей советской эстрады, полностью растворяясь в её монолитном единообразии.

Из запомнившихся мне ВИА, выделю группу "Земляне". Их музыку с некоторой натяжкой можно было назвать хард-роком русского разлива. Им удавалось сочетать довольно агрессивное рок-звучание с мелодичностью. Несомненно, визитной карточкой группы можно считать легендарную композицию "Трава у дома", возглавившую в 1983 году "парады популярности" многих молодежных изданий. Ни сейчас, ни тогда, не оставляла меня равнодушным и их лирическая баллада "Поверь в мечту". "Земляне" были профессионалами своего дела, и групп их уровня в СССР было не очень много. Ну, а как можно говорить об эпохе ВИА, не упомянув Юрия Антонова — настоящего гения советского поп-рока 80-х годов, композитора, музыканта и певца, лучшего хитмейкера того времени. Нет смысла перечислять все его хиты, потому что на это уйдёт слишком много места и времени. Напомню лишь некоторые классические вещи: "Белый теплоход", "Крыша дома твоего", "Мечта сбывается", "Лунная дорожка", "Море"... Общий тираж его пластинок составил 47 миллионов экземпляров. И главный рекорд Антонова никем из современных эстрадных исполнителей нашей страны до сих пор не превзойдён — за 15 дней — 28 концертов в СКК им. Ленина в г. Ленинграде, на каждом концерте присутствовало 14 тысяч зрителей.

Для меня же, первым прорывом в мир "другой" музыки, не похожей на ту, что постоянно доводилось слышать по ТВ и радио, был сборный альбом "Парад ансамблей". Он состоял из композиций групп, в современном жаргоне, называемых "не раскрученными". Альтернатива, так сказать. Сюда входили: вышеупомянутые "Земляне" с песней "Поверь в мечту", "Круиз" со своим "Волчком" (самое тяжёлое звучание на альбоме), "Москва" (Да, да... именно из этого коллектива, спустя несколько лет, получится единственная на территории шестой части суши группа, игравшая в стиле "софт-метал". И одними из продюсеров их дебютного альбома станут, на то время уже супер-звезды мирового масштаба, Джон Бон Джови и Ричи Самбора. Речь, конечно же, идёт о группе "Парк Горького"). Песня "москвичей" называлась "НЛО". Она звучала жестковато, немного необычно и на меня особого впечатления не произвела. Далее шли узбеки из этнической группы "Ялла" со своим мегахитом "(Учкудук) Три колодца", "Ариэль" с ностальгической вещью "В краю магнолий", потом белорусская и эстонская команды. Завершали этот парад парни, из абсолютно неведомого мне тогда, коллектива "Машина Времени", с песней "За тех, кто в море", которую, без сомнения, можно назвать лучшей в их творчестве. Конечно, в то время, мне тяжело было судить о том, насколько качественной была эта музыка. Выпущенные в тот же период, дебютный альбом Bon Jovi, "Reckless" Брайана Адамса или "Pyromania" Def Leppard, дойти до меня, ну никак, не могли. Так что, музыка советских поп-рок групп или ВИА начала 80-х, явилась для меня первой ступенькой той лестницы, что вела наверх, к пониманию замечательной музыки, имеющей приставку "рок-".

Часть II. Тени исчезают в полдень

Время перемен

1985 год. После смерти третьего, за последние три года, генерального секретаря Партии, к власти приходит относительно молодой, немногим за 50, и амбициозный Михаил Горбачёв. Уже то, что передвигался он без посторонней помощи и о, чудо! свои речи произносил, не пользуясь неотъемлемым атрибутов своих предшественников, бумажкой, в считанные месяцы сделало его необыкновенно популярной личностью. По одному взгляду Михала Сергеича чувствовалось, что этот человек пришел не только для того, чтобы тихо и мирно провести остаток жизни на высшем государственном посту. Казалось, что-то должно измениться в наших жизнях. Существование советского человека в период расцвета эпохи застоя напоминало барахтанье в болоте глубиной по пояс: утонуть нельзя, но и выбраться невозможно. С приходом Горбачёва, лексикон пополняется новыми чудными словами: перестройка, демократизация, гласность. Причём, первое стало настолько популярным во всем мире, что в западной прессе оно давалось даже без перевода. Команда нового "генсека" взялась за дело столь рьяно, что уже через пару месяцев после прихода к власти, организовала широкомасштабную кампанию "по борьбе с пьянством и алкоголизмом". Здесь всё было как обычно: задумка хорошая, а исполнение... Народ выводился из состояния алкогольной зависимости огнём и мечом. Очереди за водкой напоминали картины из Бородинского сражения: "смешались в кучу кони, люди..." Спиртного стало мало, но количество желающих его употребить, почему-то, не уменьшалось. Для того чтобы заодно ограничить доступ населения и к "напитку богов", начали повсеместно вырубать виноградники. Естественно, ответной реакцией обалдевшего народа стал расцвет индустрии самогоноварения. Одним из методов борьбы с несознательными гражданами, занимавшимися этим исконно русским бизнесом с тысячелетней историей, было ограничение свободной продажи сахара. Теперь он реализовывался исключительно по талонам. В общем, жить стало не лучше, но, однозначно, веселее.

Solo Italiano

И в этот, судьбоносный для страны период, я начинаю потихоньку увлекаться итальянской популярной музыкой. Эх, итальянская эстрада! Какая мелодичная музыка, какой мелодичный язык и как много приятных ностальгических воспоминаний! Не было необходимости знать итальянский, чтобы понять, о чём поют эти ребята. Смысл слова "аморе" был ясен и без словаря. Оно встречалось во всех песнях, и не возникало никаких сомнений — они поют о красивых и возвышенных чувствах! А нести ахинею на эту тему, как мне тогда представлялось, было уделом исключительно отечественных эстрадных звезд. Символом итальянской эстрады в СССР считался непревзойденный Адриано Челентано — плейбой, комедийный киноактер и певец. Отдавая должное его незаурядным актёрским способностям (фильмы: "Укрощение строптивого", "Бинго-Бонго" и т.д.), вынужден признаться, что, как певец, он никогда меня особенно не впечатлял. Трудно объяснить причину такого неадекватного восприятия, возможно, он вкладывал в песни слишком много, присущего ему, артистизма, что делало их немного фальшивыми и "неживыми". Опять же, всё познавалось в сравнении...

Летом 1985 года, у нас дома появилась пластинка, неизвестного мне итальянского трио "Ricchi & Povery". Это переводилось на русский, как "Богатые и бедные". Название коллектива, без проблем, вписывалось в идеологические рамки, и его можно было трактовать, как "отражение горькой действительности загнивающего капиталистического общества" или "Италия — страна контрастов". Первой песней на этом альбоме была знаменитая "Мать Мария" с заводным припевом: "Ма-ма-ма... ма-ма Мария ма...". К тому времени, я, уже не один десяток раз, переслушал все диски из нашей, не столь уж богатой, домашней фонотеки. Даже "Teach-In" порядком поднадоели, не говоря о "Скальдах", "Цурците", болгарке Маргарите Храновой и югославском ВИА Саши Субботы. В этом плане, "Ricchi & Povery" явились для меня глотком свежего воздуха. Их музыка и манера исполнения, достаточно сильно, отличались от всего того, что мне доводилось слушать ранее. Так что, "Мать Мария" стала хитом №1 в моём скромном домашнем чарте. Хотя, в целом, тот альбом был скучноват. Подавляющее большинство песен представляли собой медленные и нудные композиции, а моей юной душе явно не доставало хорошей порции драйва. Но прошло всего несколько дней, и всё перевернулось с ног на голову. Виной всему стал еще один, доселе неизвестный мне, итальянец Тото Кутуньо (Toto Cutugno), пластинку которого, нам с отцом посчастливилось приобрести в центральном универмаге. Естественно, не без выстаивания в огромной очереди. Помню, шансы попасть в число счастливчиков таяли с каждой минутой. Людей, стоящих впереди, было чересчур много, количество пластинок ограничено. Но вдруг, рядом, чудесным образом, открывают вторую точку продажи, и понадобилось ещё лишь 10 минут, чтобы заполучить столь ценный виниловый экземпляр. Обложка, однако, не впечатляла. Я-то ожидал, что она будет представлять из себя нечто, являющееся вершиной дизайнерского искусства, а увидел лишь неприметную фотографию исполнителя на лицевой стороне альбома и названия песен на обратной. Когда вернулись домой, сразу же поставили диск. Я остался абсолютно равнодушен к услышанному. А, вот, родители просто не находили слов, чтобы выразить своё восхищение. Я, то и дело, слышал, доносившиеся из центральной комнаты (так сказать, нашего мюзик-холла), их восторженные восклицания: "Вот это вещь!", "Какая замечательная песня!" и т.д. Признаться, я был весьма озадачен. "Что же, черт возьми, они нашли в музыке этого итальяшки?!" — вопрошал я. Чтобы получить окончательный ответ на свой недоуменный вопрос, мне пришлось взять инициативу в свои руки и послушать альбом в полном одиночестве, дабы оценить его ушами независимого слушателя. Я сделал это один раз, затем второй, третий и... Меня прорвало! Да! Вот эта замечательная музыка, это мастерское исполнение, этот мощный с хрипотцой голос — всё казалось просто фантастическим! Я готов был слушать его каждый час, не переставая наслаждаться великолепным вокалом и удивительной мелодичностью. "Эврика!" — кричал я в экстазе, словно Архимед, выскочивший из ванны, разрешив, наконец, задачу про массу тела, погружённого в воду. Я тоже что-то нашёл в своей жизни. На тот момент — это были песни Тото Кутуньо, без которых, все мои предыдущие эмоциональные переживания казались серыми и лишенными всякого смысла. Я бегал по квартире и пел: "Ла шатеми кантаре... соло итальяно", "О, донна, донна миа". Было ощущение, что итальянский язык больше не представляет для меня никаких сложностей. Я знал наизусть значения всех слов из названий песен, благо, фирма "Мелодия" всё-таки удосужилась запечатлеть их на языке оригинала. Похоже, набирал ход процесс переоценки ценностей. Всё, что я слушал раньше, меркло по сравнению с ЕГО музыкой. Так, Тото Кутуньо стал моим исполнителем номер один, продержавшись на вершине почти два года.

Вот так и началось моё серьёзное увлечение итальянской эстрадой. Однако не всё было так гладко и замечательно. У меня отсутствовали личные сбережения, что делало невозможным самостоятельную покупку дисков, а клянчить деньги у родителей, я считал недостойным занятием. Тем более, как я уже неоднократно упоминал, приобрести записи подобного плана в нашем городе было практически невозможно. А даже, если их и "выбрасывали" в продажу (термин из застойного прошлого, обозначающий появление на прилавках магазинов дефицитного товара), то его моментально сметали "охотники за дефицитом" — граждане, рыскавшие по городу в рабочее и нерабочее время, с целью купить какой-нибудь дефицит, причем без разницы, что именно — от чешского чайного сервиза до плюшевых гномиков. Чем больше выстраивалась очередь, тем ценнее являлась добыча. Действовали по принципу: "авось в хозяйстве пригодится". Так что, для того, чтобы хотя бы получить возможность принять участие в "битве" за какие-нибудь "сокровища", необходимо было оказаться в нужное время в нужном месте. Существовал, правда, "обходной" вариант, а именно: свои люди, работавшие в области торговли. Тогда можно было зайти в магазин или на склад с "чёрного" входа, как в знаменитой миниатюре Жванецкого, протянуть большой пустой мешок и, как там, у Хазанова, сказать волшебные слова: "Я от Иван Иваныча". После чего, без проблем, получить всё, что душе угодно. У нас же в знакомых "иван иванычи" не водились, посему оставалось лишь уповать на чудеса.

Телевидение тоже не баловало концертами итальянских звезд. Нет, раз в год, первый канал честно показывал фестиваль в Сан-Ремо (очень популярный конкурс итальянской песни), но происходило сие действо, обычно в пятницу, часов в 11 вечера. В те годы, во всех школах была шестидневная учебная неделя, поэтому, лично для меня, просмотр исключался. Видеомагнитофонами, как правило, обладали лишь члены семей высокопоставленных партийных шишек. Однако обычные магнитофоны уже не являлись предметом роскоши. У нас, к тому времени, тоже появилась простенькая монофоническая "Весна". Так что, некоторых исполнителей можно было записать с телевизора, естественно, только звуковое сопровождение. При этом, запись изобиловала репликами переводчиков с нашей стороны, которые нагло врывались в песню со своими дурацкими комментариями, типа, "в этой песне, Джанлука поёт о том, как любовь, словно острая шпага, протыкает насквозь его хрупкое и страстное сердце". Рекламы, к счастью, тогда на ТВ не было. По крайней мере, восторгаться преимуществами зубодробительной пасты "Буратино", в томительном ожидании выхода на сцену любимого исполнителя, не приходилось. В первом же конкурсе в Сан-Ремо, который мне удалось прослушать в виде магнитофонной записи, мой кумир занял лишь четвёртое место, что привело меня в жуткую ярость. Конечно, направлена она была не в адрес Кутуньо, ведь его песня со "скользким" названием "Голубая мечта", на мой взгляд, была явно лучшей среди всех остальных, а в адрес необъективного и продажного жюри. Как же, эти люди, ни черта не понимавшие в настоящей музыке, отдали первое место какому-то молодому выскочке с совершенно дурацким именем, Эрос Рамазотти.

Как бы там ни было, песни Тото Кутуньо прочно удерживали первые позиции в моём хит-параде. Чуть позже, я выяснил, что он пишет и для других известных исполнителей. Среди них фигурировали такие известные личности, как Джо Дассен, Челентано, Далида. Наконец, на одной старой пластинке Людмилы Гурченко, мне удалось обнаружить песню, автором которой опять же был Кутуньо. Нет, конечно, он лично не писал для Гурченко, просто тогдашняя примадонна советского кино и эстрады, выражаясь современным языком, сделала "римейк".

Постепенно увеличивалась моя "итальянская" фонотека. Добавились диски Пупо, Аль Бано и Ромины Пауэр. С телевизора записывалось всё, что пелось на итальянском языке, в том числе, новые песни Тото, концерт Пупо и Фиордализо в Москве, Риккардо Фольи, Умберто Тоцци, не брезговал и Челентано. Я считал себя достаточно продвинутым в музыкальном отношении парнем. Советскую эстраду уже на дух не переносил. Все песни, звучавшие на русском, казались мне лишёнными всякого смысла. В плане исполнительского мастерства, на мой взгляд, наши и рядом с итальянцами не стояли. В чём-то, моё отношение может показаться предвзятым, но, справедливости ради, скажу, что советская популярная музыка начала откровенно скатываться к тому примитиву, что сейчас именуется не иначе как "русская попса". Новые талантливые исполнители не появлялись на ТВ, а от старых, в лице ранее упомянутых, Аллы Пугачёвой, Валерия Леонтьева, Иосифа Кобзона, уже начинало подташнивать. Пугачёва уже делала первые шаги в сторону нынешней "мадам Брошкиной", исполнив два "супер-хита": про белую панаму и о любителе чрезмерной игры на русском народном инструменте типа балалайка : "брынь-дрынь-дрынь-брынь... о своей любви пробалалаю", которые можно смело назвать прообразами современных "муси-пуси" и "джагга-джагга". Короче говоря, итальянцы являлись властителями моих музыкальных пристрастий и я, с вечно присущим мне юношеским максимализмом, считал, что лучше музыки на свете нет и быть не может.

"Запад нам поможет"

Шло время. Постепенно приоткрывался "железный занавес". "Холодная война" стала медленно уходить в небытие. Запад уже не казался неким зловещим анклавом, населенным сплошными "поджигателями войны". Президент США, Рональд Рейган, описываемый в советской прессе, не иначе как "кровожадный монстр из преисподни", улыбался телекамерам и жал руку Михаилу Сергеичу Горбачёву. Разрешалось потихоньку говорить о недостатках социализма и чуть-чуть хвалить капиталистический строй. Гарлем, который считался местом сосредоточения прогрессивной негритянской общественности Нью-Йорка, оказался едва ли не самым криминальным районом города. Да и у американцев начал рассеиваться образ страны Советов, как огромной территории, покрытой вечной мерзлотой, где по улицам свободно разгуливают белые медведи, а все люди ходят в шапках-ушанках, выпивают в день ведро водки и круглые сутки стоят в очередях. Однако для американских музыкантов, дорога к советскому слушателю всё ещё была закрыта. По крайней мере, официально. Зато, более близким в географическом отношении, европейцам, был дан зелёный свет. Это, конечно, не означало, что моментально на советскую сцену хлынули сотни, жаждущих покорить не избалованного хорошей музыкой советского слушателя, групп и исполнителей. КПСС ещё принадлежала основная и направляющая роль в деле воспитания отечественной молодёжи. Тем не менее, дверь в западную музыкальную культуру открывалась всё шире и шире. Процесс становился необратимым. Здесь уже, пожалуй, можно расстаться с мрачным коммунистическим прошлым. Напоследок, хочу привести несколько примеров, за что, в 70 — 80-е годы, в СССР могли запретить тех или иных иностранных исполнителей.

Известную далеко за пределами своей родины, английскую панк-группу Sex Pistols, считали пропагандистами культа насилия и жестокости. Да и вообще, группа с таким названием уж никак не могла звучать в нашем теле и радио эфире, поскольку считалось, что в Советском Союзе секса не было и нет.

Хард-рок команду KISS советские власти обвинили в фашизме и антикоммунизме. Ходили ужасные слухи о том, что название группы расшифровывается как "Kinder SS" ("Дитя СС"). Да уж, наверняка этими страшными дядьками в масках пугали перед сном непослушных детей.

Black Sabbath, Iron Maiden и Scorpions окрестили мракобесами и запретили за пропаганду садизма и мистицизма. Ну, насчет "чёрных субботинцев" ещё понять можно. От рассказов о том, что вокалист Sabbath, Оззи Озборн (Ozzy Osbourne) глотает на концертах живых летучих мышей, даже у самых стойких и идейных борцов с мракобесием, кровь застывала в жилах. Но как в эту категории умудрились засунуть добрейших Скорпионов, которые пели исключительно о любви и мире во всём мире, остаётся загадкой.

Pink Floyd и Van Halen считались ярыми антисоветчиками. В чём заключалась антисоветская пропаганда в творчестве этих команд, история умалчивает. Хотя, в одной из песен Pink Floyd есть такие слова: "Брежнев взял Афганистан". Видимо, такая наглая и неприкрытая "ложь", порочащая честное имя, светлейшего из светлейших, дорогого Леонида Ильича, и явилась поводом для того, чтобы сделать музыку группы недоступной для советского слушателя.

Но, наиболее вульгарно оскверняли светлые чувства советских трудящихся, отвлекая их своими прелестями от такого честного и благородного занятия как строительство коммунизма, две американские поп-дивы: Донна Саммер (Donna Summer) и Тина Тернер (Tina Turner). Они были признаны развратными певицами.

Часть IV. Катастрофы, футбол и диско

[/b]1986. Жизнь, такая какая она есть

1986 год, в различных энциклопедиях, именующийся не иначе, как "год несчастий и катастроф", стал одним из самых "чёрных" в современной истории человечества. Всё началось 28 января. Через 73 секунды после старта, в воздухе взорвался Спейс Шаттл "Челленджер" — гордость американской космической программы. Семеро, находившихся на борту, членов экипажа погибли. Сам момент запуска корабля записывался для телевизионного блока новостей, и таким образом, миллионы телезрителей всего земного шара, в том числе, и нашей страны, стали свидетелями этой душераздирающей картины. Вообще, политика освещения всевозможных катастроф в отечественных СМИ имела достаточно специфический характер. Наши телезрители, радиослушатели и "читатели советских газет перед едой" получали полную и достоверную информацию об авиакатастрофах, кораблекрушениях, землетрясениях, техногенных авариях, происходивших в странах капиталистических мира. Исключение составляли лишь террористические акты. Здесь получалась довольно пикантная ситуация. Как и уголовники, считавшиеся в сталинские времена "социально близкими" элементами, в отличие от политических узников и прочих "врагов народа", так и террористы уже в более поздние времена имели такую же "привилегию". Свои студенческие годы, многие из них проводили в московских ВУЗах. История умалчивает, как они "учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь", но зато доподлинно известно, что спустя некоторое время автомат и взрывчатка ждали их в специальных лагерях, где под присмотром инструкторов из стран социалистического блока из них готовили пламенных борцов за извращённые идеалы Маркса-Ленина. Официально, конечно, ни о какой поддержке терроризма и речи не шло. Однако в прессе информацию о терактах либо замалчивали, либо подавали в таком виде, что у обывателя складывалось впечатление, будто взрывы пассажирских авиалайнеров устраивали, доведённые до отчаяния капиталистической эксплуатацией, несчастные пролетарии. Совсем противоположная картина наблюдалась в отношении катастроф, происходивших в Советском Союзе. Наши самолеты никогда не падали, корабли не тонули, газ на производстве не взрывался, серьёзные аварии с человеческими жертвами на автодорогах тоже происходили где-то не у нас. О случившемся сообщали лишь в том случае, если скрыть произошедшее было невозможно по ряду объективных причин, как например, столкновение в воздухе двух самолетов в 1979 году, на одном из которых, на очередную игру футбольного чемпионата летела команда высшей лиги "Пахтакор" (Ташкент). Любые техногенные аварии считались уделом капиталистического мира. Всё объяснялось просто: пренебрежение проблемами экологии, хищническое отношение к природным и человеческим ресурсам, что присуще исключительно западному миру и развивающим странам, не ступившим на путь развития социализма. Ну, а первопричиной всего считалась маниакальная погоня за "длинным долларом", которая, в свою очередь, абсолютно не заботила счастливых жителей Советского Союза, Кубы, Вьетнама, Болгарии и остальных стран, где монополия на управление принадлежала коммунистическим партиям. А так, если верить отечественным средствам массовой информации, кругом царила тишь, гладь и благодать. Никаких тебе катаклизм и потрясений. Таким образом, культивировался миф о полной безопасности жизни при социалистическом строе.

Ускоренье — важный фактор,

Только маху дал реактор.

Вся Европа кроет матом

Наш советский мирный атом.*

Однако трагедия, произошедшая 26 апреля в небольшом городке Киевской области, Чернобыль, о существовании которого ещё за день до этого не знали 99,9% населения страны, моментально разрушила сложившийся стереотип. Взрыв на Чернобыльской АЭС поначалу был преподнесен, как мелкая авария, по нелепой случайности, повлекшая за собой человеческие жертвы. Выехавший на место происшествия по тревоге расчёт пожарных понятия не имел, с какого рода пожаром придется столкнуться. Никаких средств защиты от радиации у них с собой не было. Спустя несколько дней, в "Известиях" появится статья о мужестве и самоотверженности этих людей. О том, что они изначально были обречены, в статье не написали. Как не написали и об их дальнейшей судьбе. Но читая между строк, ты осознавал, что всё написанное — это уже дань памяти погибшим героям... Образовавшееся после взрыва радиоактивное облако зловеще зависло над территорией Киевской области и прилегающих к ней регионов, а с первыми порывами ветра двинулось в сторону Белоруссии. Ситуация становилась критической, назревала паника. Тогда, дабы избежать распространения панических настроений среди населения и одновременно навешать лапши на уши "враждебно настроенному" Западу, который уже с опаской поглядывал в сторону восточной границы с СССР, местные власти, разумеется, не без одобрения Центра, совершают "гениальный" с их точки зрения пи-ар ход. Они устраивают полномасштабные народные гуляния на майские праздники в Киеве и окрестных городах. По крайней мере, именно такими они преподносятся по ТВ. Красочная картина: трудящиеся в едином порыве отдают своё время традиционной первомайской демонстрации, а после официальной части, вместе с семьями выезжают на природу, полной грудью вдыхая радиоактивный воздух и купаясь в зараженных водоёмах — вот что должно было успокоить народ и настроить его на оптимистический лад. Скорее всего, при этом использовались съёмки годичной давности, но даже в этом случае достигнуть цели не удалось. Ходили самые невероятные слухи, по которым направление ветра менялось едва ли не каждую минуту. Даже у нас, в Днепропетровске, люди старались поменьше находиться на улице и дома держали форточки закрытыми. Лишь только после майских праздников, когда на Западе уже вовсю говорили о чудовищных последствиях чернобыльского взрыва, власти наконец-то опомнились. Спешно провели эвакуацию населения из наиболее пострадавших районов. В частности, все дети Киева и близлежащих городов, на период до конца лета были отправлены в крымские здравницы. Тех, кто летом 1986 года посещал Киев, поражало странное ощущение пустоты, царившее на городских улицах. Сперва они никак не могли понять, в чём же дело, и лишь спустя некоторое время их посещала страшная догадка — в городе совсем не было детей...

Постепенно в прессу просачивалась правда об аварии и её последствиях. Она оказалась неутешительной, и программа по искусственному привитию чувства уверенности в завтрашнем дне и ощущения безопасной жизни в социалистическом рае начинала давать серьёзные сбои. Как подтверждение тому, новая катастрофа, случившаяся в последний день лета возле Новороссийска, когда круизный лайнер "Адмирал Нахимов" затонул после столкновения с грузовым судном. На корабле было мало спасательных жилетов. Погибло 423 человека.

В начале апреля на дискотеке La Belle в Западном Берлине, происходит взрыв мощной бомбы. Погибли три человека (в т.ч. двое солдат армии США), более 250, среди которых тоже было очень много американских военнослужащих, получили ранения. Как показало расследование, следы преступников вели непосредственно в президентский дворец большого друга СССР, ливийского диктатора Каддафи. Акт возмездия не заставил себя долго ждать. Спустя три недели американские ВВС нанесли бомбовые удары по столице Ливии Триполи и городу Бенгази. Главной целью являлся сам Каддафи, но он не пострадал, погибла его приёмная дочь, а также несколько десятков граждан Ливии. Советский Союз выразил гневный и решительный протест, а пресса не скупилась в эпитетах в отношении "американских агрессоров", хотя о причине авиа налёта сообщалось очень завуалировано.

В советских газетах печатают любопытную информацию об одной "сладкой парочке", в недалеком прошлом, больших друзей Советского Союза. Оказывается, низвергнутые царьки двух африканских стран: Уганды — Амин и Центральной Африканской Республики — Бокасса, помимо платонической любви к советскому народу отличались ещё и гастрономическими пристрастиями к человеческому мясу. Короче говоря, достаточно было любому африканскому племени каннибалов тумба-юмба задекларировать социалистический путь развития, как тут же, буквально сломя голову, Советский Союз мчался с распростёртыми объятиями к его вождям, толкая перед собой огромную повозку с копьями, отравленными стрелами, набедренными повязками, шаманскими бубнами и томами сочинений Ленина.

И всё-таки в этой череде горя и слёз иногда случались и радостные события. Футбольный клуб "Динамо" (Киев), под руководством прославленного тренера Валерия Лобановского завоёвывает почетный европейский трофей — Кубок Обладателей Кубков. Этот успех немного подсластил горькую пилюлю киевлянам, под боком у которых за несколько дней до этой исторической победы взорвался чернобыльский реактор. На этом праздник футбола не заканчивался. Спустя месяц в Мексике стартовал Чемпионат Мира, который до сих пор считается едва ли не самым зрелищным в истории всех подобных турниров. Сборная СССР, в составе которой оказалось 12 триумфаторов из "Динамо", вправе была рассчитывать на нечто большее, чем просто выполнение роли статистов в противостоянии двух фаворитов нашей квалификационной группы: Франции, ведомой трёхкратным обладателем "Золотого мяча" Мишелем Платини, и Венгрией, в товарищеских матчах перед чемпионатом, громившей всех кого не лень, в том числе и бразильцев. Но именно венграм и суждено было стать главной жертвой советской команды. В их ворота влетело 6 безответных мячей, и о нашей сборной заговорили, как об открытии турнира. Сыграв затем вничью с французами, и без особого труда, одолев явно нефутбольную страну, Канаду, советская футбольная дружина, возглавляемая тем же Лобановским, уверенно заняла первое место в группе. Потрясающая игра, продемонстрированная нашими, восхищает всех специалистов, журналистов и простых болельщиков во всем мире. Многие считают, что сборной будет вполне по силам побороться за главный трофей. Газета "Советский спорт" начинает прикидывать, с кем нам лучше сыграть в четвертьфинале: с Испанией или Данией. При этом соперник сборной СССР в 1/8 финала, Бельгия, едва "выползшая" из довольной слабой по составу группы, уже заранее считается пройденной без всяких проблем. Подобные шапкозакидательские настроения передаются и игрокам. Выходя на игру с бельгийцами, они уже мысленно представляют себя играющими чуть ли не в финале. А дальше случилось непоправимое. Мы проиграли этот матч со счетом 3:4 и выбыли из дальнейшей борьбы. Поскольку игра начиналась в 3 часа утра по московскому времени, прямой трансляции не было. Утром вся страна бросились к радиоприемникам, чтобы услышать прогнозированный приятный результат и... оказалась повергнутой в шок. Никто даже не мог сразу поверить, думали, может диктор оговорился. Такое просто не укладывалось в голове. Как? Кому? Почему? По старой доброй традиции в нашем поражении обвинили судью, который закрыл глаза на тот факт, что первые два мяча в наши ворота забивались из положения "вне игры". Это версия и стала официальной. Но реальная причина заключалась в другом: явная недооценка соперника, переоценка собственных возможностей, и как следствие, потеря концентрации. Что ж, не мы первые, не мы последние. Кстати, позже один из голов в наши ворота всё-таки реабилитировали, он таки забивался без нарушения правил. А бельгийцы дошли до полуфинала и лишь там проиграли будущим чемпионам — аргентинцам. Аргентину вел к победе непревзойденный кудесник кожаного мяча Диего Марадона. И мексиканский чемпионат бесспорно стал его звёздным часом. На поле он просто творил чудеса: такой феноменальной техники, острого голевого чутья и потрясающе точных передач, даже старожилы не могли припомнить ни у кого ещё со времен великого Пеле. В четвертьфинальном матче с Англией Марадона умудрился стать одновременно антигероем и героем матча. "Это была не моя рука, это была рука Божья", — так заявил он после игры, когда признался, что первый мяч в ворота соперников забил рукой. Но его второй гол в этой встрече заставил забыть об этом, явно не делающем ему честь поступке — двигаясь с центра поля, он в одиночку обыграл не менее 7 игроков соперника и спокойно отправил мяч в сетку. А последний восклицательный знак в своем триумфальном шествии по полям Мексики, Марадона поставил уже в финале с Германией, когда за 5 минут до конца матча он великолепным пасом вывел своего партнёра по команде один на один с вратарем, и сборная Аргентины, вырвав победу в этом невероятно напряженном поединке, во второй раз за последние 8 лет, завоевала Кубок Мира.

Сразу же после окончания этого фантастического футбольного праздника, в Москве прошли первые Игры Доброй Воли, участниками которых стали, в основном, спортсмены из СССР и США. Эти "малые олимпийские игры" давали надежду на то, что отныне соперничество между двумя сверхдержавами будет происходить исключительно на спортивных площадках.

Евро-диско и итало диско: близнецы-братья?

В мире музыки особых изменений не происходит. В американских и английских чартах между собой соревнуются поп— и рок-исполнители, попеременно забирая друг у друга места на вершине. В конце года американская группа Bon Jovi выпускает свой легендарный альбом Slippery When Wet, который возводит их в ранг настоящих суперзвёзд. Теперь такие популярные направления в рок-музыке, как soft-metal и hair-metal ассоциируются исключительно с пятеркой талантливых парней из Нью-Джерси.

А в это же самое время, по другую сторону Атлантики, в Старом Свете, начинается бум на электронную танцевальную музыку. Старые герои европейского диско: ABBA, Boney-M, Baccara, Dshingis-Khan уже либо распались и списаны в утиль, либо находятся в откровенном творческом застое. На сцену выходит новое поколение молодых и амбициозных покорителей дискотек. Большинство из них представляют два популярных стиля: итало-диско и евро-диско. Они во многом схожи между собой: оба базируются на компьютерно-синтезаторном звучании, мелодичных аранжировках, лёгком небыстром темпе и приятном вокале. Полная синтезированность музыкальных инструментов — характерная черта именно итало-диско (кстати, это направление пришло не откуда-нибудь, а прямо из Италии, отсюда, собственно, и название). Она же существенно ограничивает и круг поклонников этого стиля. Многим не по душе чересчур уж искусственная и монотонная музыка. Однако представители сексуальных меньшинств, в частности гомосексуалисты, такую точку зрения не разделяют. В итоге, "благодаря" высокой популярности в кругах "тех, которые которых"**, на итало-диско навешивают ярлык "музыки для геев", что также не слишком способствует росту числа поклонников данного музыкального направления. Возможно, именно по этой причине в Советском Союзе предпочитали не упоминать его название, а основных представителей итало-диско: Den Harrow, Gazebo, Savage, Mike Mareen, Radiorama, Ken Laszlo причисляли к лагерю евро-диско.

Вообще-то, попытка найти разницу между этими музыкальными течениями больше напоминает задачу из детского журнала, где тебе даются две, на первый взгляд, абсолютно идентичные разноцветные картинки, между которыми ты должен выявить 10 отличий. Если уж очень сильно присмотреться, то, пожалуй, можно найти некоторые, особо не бросающиеся в глаза, расхождения. Евро-диско отличается более ярко выраженными ударными басами, которые и задают основную тему композиции. Внешность и одежда "евро-дискарей" — кожаные косухи с заклёпками, джинсовые рубашки навыпуск и пышные прически абсолютно противоположны аккуратным белым костюмчикам или униформе космических пришельцев их собратьев по "итало" цеху. Да и было в евро-диско кое-что, заимствованное из рока: кроме уже упомянутой формы одежды, манера поведения на сцене, электрогитары, местами достаточно агрессивное звучание.

Продвижением евро-диско в широкие массы, в основном, занимались два немецких композитора, музыканта и продюсера — Дитер Болен (Dieter Bohlen) и Михаэль Крету (Michael Cretu). Последний, правда, больше тяготел к экспериментам и не ограничивал себя рамками одного определенного стиля. Для советских слушателей, бесспорно самым известным его проектом была певица Сандра (Sandra), которая по совместительству являлась ещё и его законной супругой. И если Сандру без всяких проволочек можно было отнести к категории исполнителей евро-диско, то студийная группа Enigma уже никак не вписывалась в эти рамки. Да и, собственно говоря, появились они уже значительно позже.

Как бы там ни было, но в нашей стране Крету знали лишь как мужа и продюсера Сандры. Всё же лавры короля евро-диско доставались другому человеку — высокому блондину с чисто арийской внешностью — Дитеру Болену, считавшегося у себя на родине чуть ли не машиной по производству хитов...

Однако о том, что же такого сотворил Дитер Болен, и как его музыка могла оказать столь существенное влияние на неокрепшие меломанские умы, что порой ты чувствовал себя в той крысой из сказки Андерсена, которая обречённо ступает вслед за хитрым парнем с дудкой, я расскажу после небольшого лирического отступления. Хотя, не стоит, конечно, столь уж серьёзно воспринимать предыдущее сравнение. Музыка Болена не могла увести слушателя в вязкие болота, непроходимые джунгли или утопить в глубоководной реке. Вреда она могла нанести не больше, чем попадание в голову поролонового мячика для игры в сквош. И, тем не менее, многие тогдашние меломаны со стажем, в том числе и те, кто предпочитал Битлов, Роллингов или AC/DC, а также их начинающие коллеги, довольно серьезно "переболели" знаменитым поп-дуэтом Modern Talking. Как такое могло произойти? Об этом вы узнаете чуть позже. А сейчас, немного предыстории.

Пионерские забавы

На дворе стояло жаркое лето 1986 года. Вырванный из беззаботного состояния ничегонеделания в пределах прохладной городской квартиры и буцания футбольного мячика под палящими лучами солнца на стадионе за домом, я был отправлен в уютно расположившийся на лазурном крымском побережье, а точнее, в его евпаторийской части, пионерский лагерь, названный в честь Олега Кошевого. Сам лагерь поражал своей огромной территорией и отлично развитой инфраструктурой. Но чуть ли не главным его козырем являлась обязательная пятиразовая кормёжка в течение дня. Он явно принадлежал к категории "элитных", что естественно несколько ограничивало круг счастливчиков, которым хотя бы раз доводилось отдыхать в таких "барских" условиях. Однако "благодаря" чернобыльской катастрофе, путёвкам суждено было попасть в те населенные пункты, которые они ранее почему-то все время обходили стороной. Так я и оказался в числе этих везунчиков. Поскольку основная миссия этого заведения заключалась в оздоровлении и изгнании из организма радионуклидов, то режим дня отличался особой строгостью. По вечерам, два раза в неделю кино, ещё два раза — дискотека, в остальные дни предписывалось дышать свежим морским воздухом и периодически слушать лекции на тему "два мира — два детства: счастливая и беззаботная пионерская жизнь здесь vs. жестокая эксплуатация детского труда там". И иногда, сидя в кинозале на длинной деревянной скамейке, забросив ноги на спинку такой же, стоящей спереди, ты, сцепив пальцы рук на затылке, задумчиво смотрел вверх на яркое звёздное небо и размышлял: "Черт возьми, как мне повезло в этой жизни. Я сижу здесь с красным галстуком на шее, давлюсь этими персиками, от которых уже просто тошнит, полной грудью вдыхаю воздух свободы, а где-то там, за океаном, в ужасных и дремучих Соединенных Штатах Америки, мой ровесник, под жуткие звуки тяжёлого рока, весь день батрачит за гроши на злобного дядю Сэма, а потом ночью, как бедный Ванька Жуков, при свете лучины пытается научиться грамоте". Меня одновременно переполняли сразу два чувства: вселенского блаженства и сострадания к угнетаемым детям Америки. Хотелось даже громко крикнуть: "За наше счастливое детство спасибо Партии родной!" Правда у них была пепси-кола... А у нас газировка из автомата, где целая армия умирающих от жажды прохожих хлебала из одного единственного гранёного стакана. Зрелище было не для слабонервных. Особенно брезгливые, как правило, обходили сие чудо советской промышленности десятой дорогой. Но что мне особенно нравилось в Крыму — так это пепси в свободной продаже! Без очереди! Так что, в качестве трофея я всегда привозил на Родину две-три бутылки.

Периодически, хотя и не так часто как хотелось, практиковались спортивные игры. Что было особенно неприятно, на всей огромной территории не нашлось ни единой площадки для игры в футбол. На довольно приличном местном стадионе, вместимостью где-то до 2-х тысяч человек, и с засеянным травой полем, по непонятной причине напрочь отсутствовал неотъемлемый атрибут подобных спортивных сооружений — футбольные ворота! Так что, приходилось довольствоваться другой известной пионерской игрой с довольно интригующим названием, весьма вольно переведенным на английский язык, — пионербол. У непосвященного человека подобная трактовка может вызвать легкий шок — как это, игра в мяч с помощью пионеров?! И какую функцию они при этом выполняют: непосредственная цель для мяча или главное орудие удара?! На самом деле, всё банально просто. Пионербол — это упрощённая версия волейбола, так сказать, облегчённый волейбол, где мяч не отбивается, а просто ловится, причём не кем-нибудь, а именно пионерами. Этот вид спорта не пользовался особой популярностью, но как говорится, на безрыбье можно было потренировать и хватательную функцию организма.

Куда "интересней" были плановые дискотеки. После ужина, получив 15 — 20 минут на марафет и приведение себя в "кондиционный вид" (нет, это совсем не то, о чём вы, должно быть, подумали), вся пионерская общественность морально готовилась к событию вселенского масштаба. По команде, сомкнув ряды, разношерстная толпа — от сгорающих от желания половозрелых гигантов и до пофигистически настроенной малышни, дружно двигалась по направлению к местной праздничной площади, где должно было начаться сие грандиозное действо. Однако, несмотря на подчеркиваемую внешнюю помпезность, мероприятие абсолютно не производило на меня никакого впечатления. Местные ди-джеи, если их вообще можно было так назвать, откровенно не справлялись с возложенными на них обязанностями. Репертуар не выдерживал никакой критики. Крутили исключительно советскую эстраду, причем хитом №1 была столь ненавистная мне "Белая панама" Пугачевой, а открывалась программа каждый раз одной и той же песней про бродячих музыкантов из творчества группы "Весёлые ребята". До сих пор уму непостижимо, как тысяча трезвых как стеклышко подростков, могла выплясывать под такую музыку? В такт чему, образно говоря, совершались "простые движенья"? В общем, я эту музыкальную тусовку игнорировал, предпочитая, в лучшем случае оставаться безучастным созерцателем, а в худшем, и вовсе слинять куда подальше, благо размеры территории позволяли.

А в соседнем дружественном отряде был один воспитатель, москвич, придерживавшийся достаточно свободных и демократических взглядов. Он казался мне уже довольно немолодым, хотя нельзя не принять во внимание тот факт, что все, чей возраст превышал 25 лет, казались мне уже законченными стариками. И в свободное от вечерних культмассовых мероприятий время, он частенько приносил в холл нашего корпуса свой, наполовину раздолбанный, переносной магнитофон и позволял нам, ещё неоперившемуся молодняку "подёргаться" под его музыку, которая качественно отличалась от той, что по расписанию крутили на площади во время официальных дискотек. У него была всего пара кассет, все с зарубежными исполнителями. Моё внимание привлекли песни одного англоязычного дуэта, состоявшего, как мне сначала показалось, из мужчины и женщины. Знающие люди просветили меня. Дуэт назывался Modern Talking, в состав которого всё же входили два мужика, один из которых, как заговорщицки сообщил мне один из продвинутых знатоков, возможно "голубой". Тогда я вообще не имел никакого представления, что это означает. Собственно говоря, товарищ, поведавший мне столь "деликатную" тайну, тоже не вполне уверенно владел вопросом. Что делать, время было такое, популярный мультфильм о голубом щенке ещё ни у кого не вызывал неприличных ассоциаций. В результате, приняли версию о том, что "голубым" следует считать женоподобного мужчину. Однако, совсем не таинственная цветовая гамма вокалиста вызвала у меня неподдельный интерес. Красивая музыка — вот что привлекло мое внимание. По степени мелодичности она напоминала итальянскую эстраду, но выгодно отличалась в лучшую сторону более энергичным звучанием. Причём таким, что даже я, большой ненавистник танцев, с трудом сдерживал себя, чтобы не пуститься в пляс. Ну а дальше, я уже не мог дождаться того момента, когда этот парень снова вынесет в холл свой магнитофон, и я снова услышу завораживающие строчки "cherry cherry lady"...

Modern Talking. Часть I

А начиналось всё примерно за год до описываемых здесь событий, когда уже упомянутый ранее, известный немецкий композитор и хитмэйкер, Дитер Болен (настоящее имя, Михаэль Ван Дроуфеллар) внезапно осознал, что ему уже малость поднадоело писать песни для юных дарований немецкой поп-сцены и оставаться в тени чужой славы. В 1985 году он решает, что пришло время самому представить на суд почтенной публики свои собственные произведения. К себе в напарники Болен берёт молодого и смазливого черноволосого мальчугана, победителя конкурса юных талантов (видимо, это было нечто вроде "Фабрики звёзд"), Берндта Вайдунга, взявшего сценический псевдоним Томас Андерс. Последний обладал немного женоподобной внешностью и соответствующим вокалом, слегка напоминавшим фальцет Морриса Гибба из Bee Gees. Вот так и родился самый известный проект в стиле евро-диско — дуэт Modern Talking. На русский язык название переводилось как "Современный разговор". Разговор о любви, как любил уточнять отец-основатель — Дитер Болен.

Обязанности участников дуэта чётко разграничивались. Львиную долю работы выполнял Болен, он, как мастер на все руки, сочинял музыку, занимался аранжировками, выступал в качестве бэк-вокалиста, ну и самое основное, являлся продюсером группы. Роль главного вокалиста выполнял Андерс, он же во многом был ответственным за создание привлекательного имиджа Modern Talking. Юным поклонницам, коих у дуэта было в избытке, полагалось трепетать и буквально впадать в экстаз, лишь только увидев своего кумира. И Томас без устали работал над этим заданием. Чарующие улыбки и воздушные поцелуи сыпались направо и налево. Едва завидя жизнерадостного и длинноволосого жгучего брюнета с большими темными глазами, напоминавшего воплощение американской мечты в немецком варианте, девушки просто теряли контроль над своими страстными чувствами. По крайней мере, в деле визуального соблазнения женской половины фэнов Modern Talking, Андерс превзошел сам себя. Можно даже сказать, переусердствовал. Во-первых, ему посчастливилось жениться на даме, отличавшейся гренадерским телосложением и соответствующим фактуре, властным характером, — американке по имени Нора. А во-вторых, чрезмерная популярность у женщин начинала тяготить даже самого Томаса. И дело было не только в женитьбе. "Я уже просто не мог адекватно воспринимать их внимание к моей персоне, — жаловался Андерс. Я перестал ходить на всевозможные светские приёмы и вечеринки. Когда меня приглашали на такие мероприятия, я чётко знал, что у хозяев дома обязательно есть дочка или племянница, которая в меня влюблена".

В то время, когда Томас Андерс отбивался от назойливых поклонниц и их родственников, Дитер Болен корпел в студии над очередным альбомом группы. Дуэт взял очень высокий темп, выпуская по два альбома в год, при этом ещё и выступая на бесчисленных концертах и телевизионных шоу. Возьму на себя смелость утверждать, что во многом благодаря именно ему Modern Talking не стал просто очередным мыльным пузырем формата "бойз бэнд", удел которого заключался лишь в размазывании и последующей утирки слёз и соплей, страдающих от неразделенной любви старшеклассниц. Его креативность и великолепное композиторское чутьё придавали, казалось бы, довольно однообразной музыке группы, некую, практически неуловимую "невооруженным взглядом", изюминку. От композиций Болена веяло неиссякаемым оптимизмом и беззаботностью. Причём последняя черта была особенно актуальна для советских меломанов. Ты точно знал, что эти двое парней не являются какими бы там ни было борцами за мир или протестующими против размещения американских крылатых ракет в Европе. Они просто пели в своё удовольствие, пели о любви и высоких чувствах без всякого внутреннего подтекста. И что ещё выгодно отличало "токингов" от, скажем, итальянцев, так это танцевальная направленность их музыки. При всём уважении к представителям итальянской эстрады, даже я в то время с трудом представлял себе, как можно "дрыгаться" на дискотеке под Тото Кутуньо или Челентано. В Советском Союзе наступала эра танцевальной музыки и, благодаря продолжавшейся перестройке, мы старались быть ближе к европейским стандартам.

Девушки с обложки

Однако совсем не Modern Talking прорубил для меня окно в музыкальную Европу. Моими первыми проводниками, а точнее проводницами, стали три симпатичные, полуобнаженные девушки, игриво подмигивающие с обложки красочно оформленного альбома, выпущенного под лейблом "Мелодии". Но самое интересное заключалось в том, что красавицы восточного типа из женской диско-группы с таким же восточным названием, Arabesque, внешне никак не тянули на европеек. Пластинка была выпущена по лицензии японской звукозаписывающей компании Victor Musical Industries, что окончательно сбило меня с толку по поводу их национальности. Я резонно предположил, что передо мной, если не японская, то, по крайней мере, филиппинская группа. Почему филиппинская? Мне с детства врезались в память слова о том, что самые красивые женщины в мире живут на Филиппинах. Хватало одного взгляда на обложку, чтобы лишний раз убедиться, да, девчонки, ух как хороши! А значит, они филиппинки. Правда, между ними затесалась одна блондинка, но этот факт меня, почему-то, совсем не смущал. Наверное, решил, что блондинки тоже обитают где-то на побережье Юго-Восточной Азии.

Но не знал я тогда, что эти, так понравившиеся мне, три красавицы, абсолютно не имели никакого отношения к далеким островам Тихого Океана. Более того, по национальности все они были немками. Группа базировалась в Германии (тогда ФРГ), но что примечательно, как раз у себя на родине большой популярностью они не пользовались. Зато в Азии и Южной Америке от недостатка фэнов Арабески явно не страдали. На концертах — аншлаги, продажи альбомов и синглов били всевозможные рекорды, календари, постеры и прочая сопутствующая атрибутика раскупалась на ура. Отсюда и азиатский имидж, дабы как можно успешней ассимилироваться в дружественной среде. А вот именами они обладали обычными, европейскими: Михаэла Роуз, Жасмин Веттер и Сандра Энн Лауэр. Их музыка представляла собой типичное европейское диско образца начала 80-х, но с добавлением элементов рок-н-ролла, что придавало звучанию особенно яркий колорит. Подборка песен на пластинке, которую я имел честь держать в своей фонотеке, была просто отменная. Сами песни и их порядок подбирались настолько скрупулезно, что создавалось впечатление, будто каждая композиция находится именно на своём месте. Первая вещь — быстрая, заводная, энергичная; вторая — чуть меньше драйва, но с ритмом тоже всё в порядке; третья — медляк; четвёртая — снова темп повышается, ну и т.д. Последней, что тоже очень символично, звучала песня, называвшаяся "The End Of The Show" — лирическая композиция, где девушки, как бы извиняясь перед слушателями, чуть ли не со слезами на глазах, сетуя на усталость и регламент, говорят всем "до свидания", но словно Карлссоны, обещают обязательно вернуться. И с одной стороны, тебе действительно становится немного грустно, их так не хочется отпускать, ты ведь так к ним привык, а с другой, прекрасно понимаешь, ведь достаточно лишь перевернуть пластинку и... шоу начнётся заново.

Но на тот момент, когда я с превеликим удовольствием наслаждался задорной музыкой немецких девушек с азиатской внешностью, группы уже не существовало. Они распались в 1984 году, и невдомёк мне было, что одна из Арабесок, та, что выглядела наиболее "филиппинизированной" на фотографии к альбому (об истинном имени которой я не имел ни малейшего представления), спустя 2 — 3 года завоюет сердца и уши многочисленных любителей музыки, как в Европе, так и в СССР. И, обладавшая отточенной фигуркой и смазливой мордашкой, она станет частой гостью эротических фантазий многих созревающих подростков мужского пола, населявших территорию Советского Союза. Да, речь идет о той самой Сандре Энн Лауэр, которая больше известна широкой общественности просто как Сандра.

Кошмарный 1986 год подходил к концу. Хотя перестройка постепенно набирала ход, народ по-прежнему чувствовал, что всё ещё находится в информационном вакууме. Все понимали, ничего в этой жизни не меняется по мановению волшебной палочки, но по старой древнерусской традиции продолжали терпеливо ждать и верить в "доброго царя" Горби, молились, чтобы он не затормозил, а продолжал вести нас вперед к победе... нет, уже не коммунизма. На этот раз основной лозунг был куда прозаичней: "к 2000 году каждой семье — отдельную квартиру!" Люди только усмехались про себя, но где-то в глубине души... В общем, квартирный вопрос беспокоил многих.

А я по-прежнему отдавал предпочтение итальянской музыке. Англоязычная, на мой взгляд, не дотягивала до её уровня. Фонотека практически не пополнялась, так что мне, как и всему советскому народу, оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

Примечание:

* — из народного творчества тех лет. "Ускорение" — один из основных тезисов первых лет перестроечного движения: перестройка, ускорение, демократизация и гласность.

** — из монолога Г. Хазанова.

Часть V. Блеск и нищета бардовской песни

Рассуждая о более менее популярных в СССР музыкальных направлениях, нельзя обойти стороной одно из них, хоть и небогатое музыкальной фантазией, но достаточно серьёзно будоражившее во времена перестройки умы и уши не особо избалованной разнообразием публики. Речь пойдет о бардовской или, как её ещё принято называть, авторской песне, являющейся не столько отдельным видом искусства, сколько целым движением, хотя и привязанным, в какой-то мере, к конкретной эпохе. Если спросить у поклонников того или иного музыкального стиля, как они относятся к авторской песне, то придётся услышать самые разнообразные и полярные ответы: от полного неприятия до божественного восхищения. Например, любитель российской попсы только скривится и посетует на то, что его слуховые рецепторы, атрофированные словесными возлияниями таких известных классиков жанра, как Децл или Блестящие, не в состоянии воспринять слишком уж заумные тексты бардов. Фанат классического рока недовольно поморщится и небрежно бросит, что после раскатистых риффов Сатриани или Мальмстина, переварить три, хоть и не всегда блатных, аккорда виртуозов авторской песни представляется заданием совершенно невыполнимым. Но что скажет профессор с кафедры конструирования летательных аппаратов местного университета, в молодости неоднократно отбывавший трудовую повинность в студенческих стройотрядах? Примерно то же, что и профессиональный турист или геолог со стажем. Они, люди, которые сами по себе могут слушать совершенно разную музыку, без всякого сомнения, встретят овациями бородатого поэта-песенника с не всегда настроенной шестиструнной гитарой. Ведь как "смехопаузу" на ОРТ без Петросяна, как отечественное "мыло" без бандитов и ментов, так и барда немыслимо представить без самой обычной акустической гитары.

Балалайка, гармонь и гитара как элементы классовой борьбы

Вообще, песни под гитару пользовались большим успехом ещё в царской России. Правда, основными их почитателями являлись представители прослойки общества, ещё сравнительно недавно презрительно именуемые, не иначе как "буржуи". Поскольку всецело презираемые "враги трудового народа" уже по определению не могли увлекаться никакими хорошими вещами, то ещё в старых советских фильмах их пристрастия обыгрывались таким образом, что у любого уважающего себя пролетария или потомка последнего советского интеллигента моментально возникало отвращённое чувство классовой ненависти к любым посиделкам у каминов с гитарой в руках.

Давайте вспомним кино про гражданскую войну. Картина первая. Полутёмная гостиная окутана серовато-желтыми парами ядовитого папиросного дыма. На некогда роскошных креслах и диванах, в положении полусидя полулежа, развалилась кучка белогвардейских офицеров. Их отрешённые от насущной реальности взгляды направлены куда-то в одну точку. И хоть у каждого она своя, тем не менее, у зрителя не возникает ни малейшего сомнения в том, что этим людям больше уже ничего в их жизни не надо. Один из них своими мерзкими тоненькими волосатыми руками (сразу видно — неженка и "белая кость") мучает повидавшую виды несчастную гитару. Таким же мерзким, как каждая из его ручонок, едва слышным голоском, он подвывает: "Пааадайте пааатроооныыыы, паруууучччик Гааалицын. Каааарнееет Ааабаааленский, наааалейте винаааа..." Остальные, насупив брови, никак не реагируют на слабые призывы своего боевого товарища. Им нет дела до мелких земных материй, они заняты размышлениями о несчастной судьбе России.

Картина вторая. Действие происходит в дешёвом трактире где-нибудь на Дальнем Востоке. Времена тяжёлые — на столе никаких изысканных блюд и напитков. Наливают только водку. С закуской напряжёнка, только опостылевшая икра, селёдка и прочая дребедень. Господа офицеры восседают за грязными, изъеденными жучками, деревянными столиками. Где-то посередине, симпатичная барышня, с виду купеческих кровей (по совместительству обязательно тайный агент красных), под аккомпанемент одинокого гитариста надрывным голосом запевает: "Я — институтка, дочь камергера. Я чёрная моль, я летучая мышь..." Её спутники, понуро опустив буйные головы, некоторые из которых уже давно мирно покоятся в салатах, заняты размышлениями о несчастной судьбе России...

А теперь картина третья, уже из лагеря красных. В чистом поле, принимая солнечные ванны, весело ржёт упряжка сытых и довольных жизнью рысаков. На тачанке с пулемётом, весёлый гармонист бодрыми размашистыми движениями растягивает гармонь из стороны в сторону. Кто-то запевает: "Эх, яблочко, куды ж ты котишься? Да, за границу попадёшь, не воротишься... Ииии эээхххх". Чуть поодаль, один из бойцов, бросив на землю шапку с красной звездой, пускается в пляс, одновременно похлопывая себя руками по плечам, груди, пояснице и прочим интимным местам. В роли бэк-вокалистов и подтанцовки ещё два красноармейца. Они задорно свистят, а их, обутые в кирзовые сапоги, ноги, изображают некое подобие русской народной чечетки. Полная идиллия. О несчастной судьбе России никто не думает.

Контраст, как говорится, налицо. Таким образом, гитара ассоциируется у зрителя исключительно с недобитой белогвардейской гидрой, буржуями и тотальной депрессией. И напротив, гармонь — как инструмент, находящийся в монопольном использовании истинно прогрессивных сил — пролетариата и трудового крестьянства, рассматривается в качестве символа новой власти и новой жизни.

Но потихоньку время брало своё. Постепенно, чуждый рабочему классу элемент буржуазной музыкальной псевдокультуры, шестиструнная гитара (иногда и её семиструнная родственница, ну это когда, окончательно упившись, белая банда отправлялась в гости к цыганам), вытесняет орудия пролетарского искусства — гармонь и балалайку. На смену удалым и розовощеким молодцам — гармонистам и балалаечникам, приходят хмурые небритые мужики с задумчивыми и суровыми лицами. Они запакованы в непродуваемые арктическими ветрами штормовки. За их спинами — увесистые рюкзаки. Огромные руки аккуратно держат родной и любимый инструмент — ту самую гитару. Их сосредоточенные взгляды обращаются куда-то вдаль, в направлении горизонта. Они словно зовут вперёд — на освоение неизведанных земель и покорение новых вершин. Прагматичные строители коммунизма от музыки, которым песня лишь строить и жить помогала, уступают свои позиции новому поколению таких же строителей, но с романтическим уклоном. Идеология, по большому счету, не меняется. Другими становятся люди. Они уже хотят не маршировать под песни, а слушать их и получать от этого процесса какое-никакое эстетическое удовольствие.

Физики, лирики и общества анонимных бардов

Для того, чтобы лучше понять описываемое здесь явление, давайте немного углубимся в историю. Начиналось ведь всё очень давно, где-то в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого столетия. Фактически, авторская песня берёт свой старт в годы правления первого советского реформатора, Никиты Хрущёва, и начинает формироваться под влиянием эпохи, получившей название "оттепель". Мрачные времена сталинизма остались позади, культ личности развенчан и осуждён, дышать стало намного легче. Народу предоставили возможность понюхать запах свободы. Чуть-чуть, дабы никто не отравился её пьянящим ароматом. Одним из признаков демократизации в обществе стала широко развёрнутая в прессе дискуссия, а точнее спор, между "физиками" и "лириками". Суть полемики вкратце была такова. Человек эпохи небывалого научно-технического прогресса (окончательно пересели с лошадей на моторизированные средства передвижения; создали такое количество оружия массового поражения, применение которого отбросило бы цивилизацию на миллионы лет назад; начали осваивать космические просторы) живёт, так сказать, несколько другими понятиями, чем в те далекие годы, когда Ванька Жуков при свете лучины строчил своё послание на деревню дедушке, или даже когда Маяковский, безбожно шарясь в своих широких штанинах, при всем честном народе угрожал вытащить на всеобщее обозрение главный предмет гордости советского народа. Грубо говоря, по версии "физиков", человеческий разум превалирует над чувствами. То есть, когда мысли заняты проектами новых гидротурбин или усовершенствованных моделей луноходов, то нет ни желания, ни возможности пускать туда ещё и лирику. Как заявил один из идеологов движения "физиков", инженер Полетаев: "Хотим мы этого или нет, но поэты всё меньше владеют нашими душами". И тут же безапелляционно подытожил: "Искусство отходит на второй план — в отдых, в досуг". Таким образом, всему сообществу "лириков", в том числе и музыкантам, согласно новой теории отводилась роль эдаких скоморохов, призванных исключительно развлекать уставших после тяжелых трудовых будней работников умственного и физического труда... Естественно, людей творчества такой поворот событий никак не устраивал. И поскольку вопрос не касался ни политики партии, ни ставил под сомнения завоевания социализма, то незаслуженно обиженной стороне предоставили возможность высказаться на страницах газет и журналов. Они не собирались сдаваться без боя и попытались доказать зарвавшимся "физикам", что само по себе противопоставление науки и искусства, в плане, что первично, а что вторично, абсолютно бессмысленно, ибо вещи эти настолько взаимосвязаны, что даже самый отстранённый от всех внешних раздражителей "физик" просто не сможет долго удовлетворяться лишь развлекательной стороной музыки или поэзии. Образно говоря, в космосе всегда найдётся место для ветки сирени. Если внезапно переместиться в настоящее время, то на первый взгляд может показаться, что "физики" одержали окончательную и беззаговорочную победу над лириками. Ведь, в самом деле, искусство сейчас практически не нагружает наши мысли. Однако виноваты здесь не научные мужи. Сегодня уже не они правят бал на территории бывшего Советского Союза.

Во времена, когда высокой популярностью пользовалась декламация стихов со сцены, находились поэты, как любители, так и профессионалы, которые предпочитали соединять слова с простенькой гитарной музыкой. Но началось всё, пожалуй, со студентов и туристов. Собственно говоря, между этими двумя категориями лиц было много общего. Студенты обожали турпоходы, а многие туристы начинали свою походную деятельность именно со студенческой скамьи, где с осени по весну усердно разгрызая твердый гранит науки, втайне мечтали о летних восхождениях на вершины кавказских гор. Первые самодеятельные песни, как правило, являлись плодами коллективного творчества. Их писали на общих посиделках в общагах или во время привалов у костра. С точки зрения цензуры, эти произведения были абсолютно безобидными. Ну, в самом деле, какую угрозу общественному строю могли нести песни о туристических и альпинистских подвигах? Или же баллады о горах, реках, долинах, дружбе и любви? Поклонники подобного песенного творчества объединялись в Клубы Самодеятельной Песни (КСП), под эгидой которых организовывались как внутренние, так и выездные концертные выступления. Их деятельность не являлась коммерческой, потому как в противном случае лавочку в момент бы прикрыла милиция. А среди членов клубов не было ни профессиональных поэтов, ни музыкантов. Люди били по струнам исключительно в своё удовольствие. Такое себе, общество анонимных бардов. Изначально КСП ориентировались, так скажем, на хоровое пение под гитару и, выражаясь современным компьютерным языком, "эмулировали" посиделки возле костра. Но со временем положение вещей изменилось. В среде КСП начинают появляться люди, песни которых уже не нуждаются в громогласной поддержке группы товарищей. Необходимость "подпевки" исчезает, потому что их просто хочется послушать, (иногда) вникнуть в глубокий смысл, (часто) иронически улыбнуться, (единожды) глубоко вздохнуть, да и (бывает) подумать о чём-то отвлечённом, впадая в забытье от ритмичного вздрагивания гитары и монотонного голоса автора. На заре становления бардовской песни как отдельного музыкального направления, КСП могли спокойно обходиться своими внутренними ресурсами. Движение было, по большей части, любительским, талантов порождало немного, но и скучать не давало. А настоящими бардами уже становились профессиональные поэты, актёры и музыканты. КСП же, фактически, являлись их фэн-клубами.

Как песня снова становится оружием. Барды-романтики и барды-диссиденты

Одним из тех, чьё имя заслуженно вписано в зал славы советской бардовской песни был Юрий Визбор. Романтик. Оптимист. Он не изобретал ничего нового, используя старые и даже немного заезженные темы о путешествиях, походах, интересной жизни, любви. Однако делал это особенным образом. Его жанр именовали "мужской исповедью". Просто, доходчиво, а главное, искренне Визбор призывал уйти в "иную даль", по ту сторону скучных рутинных будней — в мир туристической романтики. Опять же, официальные власти не имели никаких претензий к его творчеству. Туризм никак не конфликтовал с социализмом. Даже наоборот, закалённые в походных условиях юноши и девушки, в случае чего, быстро адаптируются в партизанских отрядах и успешно дадут отпор врагу. Булат Окуджава пришёл в барды уже из литературы. Как вспоминают его современники, первые стихотворения Окуджавы впечатления не производили. Слава и популярность пришли к нему именно как к автору стихов, исполняемых под аккомпанемент гитары. Однако если Визбор был лишь безобидным романтиком, то Окуджава в своих песнях затрагивал уже куда более серьёзные вопросы. Так он стал одним из первых поэтов-песенников, на которого советская критика решила "спустить свору собак". И хоть тех "собачек" можно было скорее назвать декоративными, чем боевыми, тем не менее, их укусы не казались совсем уж безболезненными. "Три зелёных свистка" раздались после выхода повести Окуджавы "Будь здоров, школяр"! Разбив её в пух и прах, акулы "ленинского пера" обратили внимание на то, что автор ещё сочиняет и исполняет публично свои песни. "Гав-гав! — облизываясь, залились они звонким лаем. Да ведь здесь есть чем поживиться!" Ну и понеслось. Поэта обвинили в популяризации образа "героя-неврастеника". Такое обвинение выглядело достаточно серьёзным, ведь в то время как наши космические корабли без устали бороздили просторы Вселенной, Родине требовались новые Павки Корчагины, а не "слабаки-соплежуи". Особенно сокрушались по поводу того, что "безыдейными стишками" неожиданно увлеклись не кто-нибудь, а офицеры Советской Армии. Заодно, Окуджаву, человека прошедшего Великую Отечественную, упрекнули в "абстрактном" гуманизме и пацифизме. Его антивоенные песни, по словам критиков, были "полны ужаса перед тем, что несла с собой война, они отвергают её — и в них нет ни слова о том, во имя чего боролся советский народ". То есть, даже если ты борец за мир во всем мире, не забывай в конце антивоенного произведения вставлять маленькую ремарку: "Но если вдруг чего, то встанем все как один и покажем вам, поганым империалистам, кузькину мать!" Что поделать, в те времена песни о человечности, взаимопонимании и любви к ближнему шли вразрез с официальной идеологией. Однако, поскольку в своем творчестве Булат Окуджава не ставил под сомнение завоевания социализма и ничего против строительства коммунизма не имел, то все эти наскоки в прессе не могли оказать фатального влияния на его судьбу. Более того, ряд влиятельных критиков и литературоведов выступили в его защиту, тем самым, уравновесив общую оценку его творческой деятельности, в частности на бардовском поприще. Уже значительно позже, на волне перестройки, в конце 80-х, Окуджава добился всеобщего признания и почитания с обилием интервью и публикаций в газетах и журналах.

Куда меньше повезло коллеге Окуджавы, талантливому и популярному барду, поэту, писателю, актёру и режиссёру — Александру Галичу (Гинзбургу). Времена менялись. Хрущевская оттепель канула в лету. Страна погружалась в мрачную эпоху маразма и подхалимства, которую олицетворял собой её новый правитель, "мульти-герой" Советского Союза и Социалистического Труда (всего за время своего правления он получил пять звёздочек), Леонид Брежнев. По совместительству ещё и "писатель"-самоучка — автор трилогии мегабестселлеров "Малая Земля", "Возрождение" и "Целина" (в народе по этому поводу шутили: "всё, что было не со мной — помню"). Своё отношение к происходящему в СССР Галич решил выражать при помощи песен, часто не стесняясь в выражениях, позволял себе довольно жёсткие выпады в адрес правящего режима. Долгое время его не трогали и благодаря распространению полулегальных магнитофонных записей, Галич приобрёл широкую популярность. В 1968 году происходит вторжение советских войск в Прагу, где танками уничтожается зарождающаяся в "братской" социалистической Чехословакии демократия. Не скрывающий своего отношения к творимому советскими властями произволу, Галич переходит в категорию диссидентов. В конце концов, он зашёл слишком далеко, а такого советская власть не прощала. Вскоре последовала расправа. "Автор клевещет на советский строй, морально разоружая молодежь", — утверждалось в одной новосибирской газете. Это была последняя статья о нём в советской печати. Дабы не создавать "отрицательной рекламы", любое упоминание его имени в прессе запрещалось. Помимо этого замораживаются все его проекты на литературной ниве и в театре. В довершение всего Галича исключили из Союза Писателей. Естественно, ни о каких концертах и публичных выступлениях и речи не шло. Оставшись без средств к существованию, Галич подумывает о том, чтобы покинуть страну. В результате, в 1974 году его чуть ли не насильно отправляют в эмиграцию. Можно сказать, что он ещё хорошо отделался, потому что примерно в это же время поэт Иосиф Бродский (он потом получит Нобелевскую Премию в области литературы) получил тюремный срок по статье "тунеядство". И хотя творческая жизнь Галича в эмиграции была достаточно насыщенной и плодотворной: он сочинял новые песни, вёл собственную передачу на Радио Свобода, в качестве одного из режиссёров снял документальный фильм; судьба наносит ему жёстокий удар. Спустя три года он трагически погибает, якобы от удара электрическим током. Многие считали, что за "несчастным случаем" вполне могло стоять КГБ. Советский режим не мог чувствовать себя в безопасности. Даже песня всерьёз могла подорвать веру в его мнимое могущество.

Если вы проведёте опрос на тему "Кто самый известный и популярный исполнитель бардовской песни?", то не менее 90% опрошенных без колебаний назовут вам имя Владимира Высоцкого. Для подавляющего большинства, как поклонников указанного стиля, так и равнодушных к нему, именно этот человек является легендой и символом бардовского движения. Как и многие его товарищи по перу и гитаре, начинал он с туристической песни, однако на ней не зацикливался, постоянно расширяя круг тем для своих произведений. Как артист по профессии и призванию, в каждую свою песню Высоцкий вкладывал частичку своей души, что фактически превращало любую исполненную им вещь в мини-спектакль в театре одного актера. И в отличие от других бардов, не забывал он и о музыкальном сопровождении. Все слои населения: от простого работяги и до академика всесоюзного масштаба не могли слушать его, не затаив дыхание.

Пластинка, которую выпустила фирма "Мелодия", попала ко мне в руки уже через несколько лет после его смерти. Даже затрудняюсь сказать, когда же я впервые в своей жизни услышал Высоцкого. Одно помню точно: я был достаточно поверхностно знаком с его творчеством, когда решил внимательно прослушать этот альбом. И если раньше Высоцкий был для меня просто лишь человеком с гитарой, поющий, часто достаточно тяжёлые для моего ещё детского разума, песни, то на этой пластинке он открылся для меня совершенно в ином ракурсе. На первое место вышли не слова, а... музыка. Дело в том, что Высоцкий записал альбом в сопровождении оркестра и кроме привычной слуху акустической гитары, можно было услышать и электрические инструменты, и звуки скрипки, и барабаны. Уже до боли знакомые композиции воспринимались абсолютно по-другому. И слушать его почему-то хотелось не только из-за текстов. Песни настолько преобразились, что меня начали переполнять смешанные чувства. С одной стороны — восторг, а с другой — неподдельное удивление. Я не ожидал, что бард может звучать не только как поэт, а ещё и как музыкант. Боюсь только, что пластинка эта оказалось едва ли не единственной, которую выпустил Владимир Высоцкий при жизни. Он тоже не ладил с номенклатурой от музыки. Его песни частенько выворачивали наизнанку всю сущность нашего бытия, показывая его достаточно нелицеприятные стороны. Таким образом, он не вписывался в Систему, а посему Система решила просто уничтожить его, как творческую личность. И началась самая обыкновенная травля. Как обычно, первыми выполнять команду "фас" ринулись "придворные" борзописцы. В заказных публикациях извращается смысл песен, недвусмысленные намеки указывают даже на непосредственную зависимость преступности среди несовершеннолетних от увлечения авторской песней, наклеиваются ярлыки вроде "графомана" и "бездаря". Наиболее оголтелые писаки предлагают решить проблему кардинально — просто взять и уничтожить все песни Высоцкого. Другие ответственные лица всячески препятствуют его концертной деятельности. В связи с этим вспоминается сатирический телеспектакль, кажется, он назывался "Страсти по Владимиру", в котором партийные боссы одного НИИ разрабатывают настоящую спецоперацию с целью сорвать намечающийся в институте концерт Высоцкого. После того, как их инициативы раз за разом проваливаются, они решаются на крайние меры. Буквально перед началом выступления Высоцкого они похищают ключ от зала, где должен был состояться концерт. Однако положение спасает штатный дворник, большой поклонник певца и поэта, который просто-напросто открывает дверь запасным ключом. Вот только в жизни хэппи-энда не получилось. Несмотря на то, что Высоцкому не запрещали играть в театре и сниматься в кино (знаменитая роль Глеба Жеглова в культовом советском боевике "Место встречи изменить нельзя"), тем не менее, его поэтическое и песенное творчество пытались зарубить на корню. Собственно говоря, при жизни ему удалось напечатать только одно стихотворение. Постоянно возникавшие на фоне травли стрессы, злоупотребление алкоголем, сделали свое "чёрное" дело. Летом 1980 года, в возрасте 42 лет Высоцкий уходит из жизни. Потеряв своего главного вдохновителя, жанр бардовской песни стремительно начинает терять свою популярность...

Александр Розенбаум. Возрождение Эдема

В середине 80-х у публики снова просыпается интерес к уже слегка подзабытому жанру. Причины на то были простые. Во-первых, изменение политического климата внутри страны возродило спрос на музыку, по совместительству являющуюся рупором свободного волеизъявления. Во-вторых, на бардовском олимпе постепенно начинала вырисовываться фигура нового лидера, в недалеком прошлом, врача скорой помощи, — Александра Розенбаума. Гласность вернула слушателям диссидентов от авторской песни — Галича и Высоцкого, заново открыла Окуджаву. Их работы более не являлись запрещенными. Теперь вместо старинных, шипящих и скрипящих бобин и кассет, поклонники получили возможность слушать записи своих любимцев на пластинках. Только дисков Высоцкого из серии "Антология" было издано не менее 30. И в это самое время широкую известность получает ленинградец Александр Розенбаум. Несмотря на то, что по всем наличествующим атрибутам его сразу же причислили к лагерю бардов, на самом деле его творчество шло вразрез с классическими представлениями об авторской песне. Прежде всего, от подавляющего большинства своих "коллег" он отличался тем, что не являлся ни поющим физиком, ни поющим лириком, ни даже поющим туристом. И хотя профессия врача могла дать повод назвать Розенбаума "поющим доктором", на самом же деле такой ярлык явно не соответствовал уровню его мастерства, как музыканта. В бардовскую песню он пришел не из поэзии, театра или палатки у костра, а из одного популярного ленинградского ВИА, в составе которого он несколько лет выступал в качестве гитариста. В остальном, Розенбаум пошёл стопами Высоцкого. Его песни затрагивали всевозможные стороны нашей жизни. Он писал о войне, дворах детства, родном и любимом городе на Неве, не чурался лирических композиций. Впервые именно в его песнях я услышал о 37-м годе! Причем в тот период, когда о тех скорбных событиях ещё ничего не писали в прессе. Я, идейный пионер, свято веривший в идеалы ленинского социализма, не мог понять смысл песни "Вальс 37-го года". Я ничего не знал о той чёрной странице в истории страны (правда, как выяснилось немного позже, это была всего лишь одна из многочисленных кроваво-черных страниц) и искренне недоумевал. Ведь в голове просто не укладывалась мысль о том, что в государстве, где "всем нам повезло родиться", могло происходить нечто подобное. Кроме сталинских репрессий, Розенбаум затронул ещё одну достаточно болезненную тему. Речь шла о войне в Афганистане. Получить в то время более менее правдивую официальную информацию о том, что происходило в соседнем, мало кому известном, государстве, было невозможно. ТВ лишь давало оптимистические репортажи, как советские военные и специалисты мирных профессий передают афганцам свой опыт: сажают деревья, поют песни, в общем, помогают афганскому народу строить новое социалистическое общество, и как бы, между делом, громят мелкие и разрозненные банды моджахедов-душманов. Вот только каждый школьник достоверно знал, что в соседнем дворе в чью-то семью недавно доставили пресловутый скорбный груз "200". И это казалось странным, ибо никто ведь прямо не говорил о том, что в афганских горах идет настоящая война. И на войне этой погибают наши парни, те, которые буквально вчера закончили школу. Песни Розенбаума об Афганистане не имели ничего общего с бравурными маршами, воспевавшими силу и мощь советского оружия. Война — это то место, где убивают: "Ах, какого дружка потерял я в бою. И не 42 года назад, а вчера...", "... и вот везут на родину героев, которым в 20 лет могилы роют..." Чувствовалась только боль, трагедия и нелепость происходящего.

Однако самым лучшим хитом Розенбаума считается лирическая баллада "Вальс Бостон", где ему блестяще удалось объединить в единое целое красивую запоминающуюся мелодию и не менее замечательную романтическую лирику. Тем самым, он лишний раз доказал, что является не только талантливым автором, сочиняющим песни на злобу дня, но и одновременно хорошим поэтом, композитором и музыкантом. Правда, публика больше предпочитала его "злободневные" вещи и... блатняк — так называемый "одесский цикл" — сборник блатных песен о "воре Сэмэне" с соратниками, стилизированный под Одессу 20-х годов. "Я — Сэмэн, в законе вор. Сам себе я прокурор..." или "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла..." Да, и это тоже Розенбаум. Справедливости ради, нужно отметить, что данный цикл являлся скорее развлечением, чем даже намёком на "серьёзный труд". Чуть позже, в середине 90-х, на волне высокой популярности у населения бывшего СССР криминального образа жизни, "звезда" ресторанных подмостков эмигрантской Брайтон-Бич, Михаил Шуфутинский, занялся личной раскруткой героев одесского цикла в народных массах. Одно время даже довольно успешно. При этом, он частенько "забывал" указывать, а чьи собственно песни исполняет, выдавая их, как бы, за свои собственные. Таким образом, многие, находившиеся в неведении, поклонники воровской песенной романтики на полном серьёзе считали автором "Гоп-стопа" именно Шуфутинского. Собственно, "сиял" он на бескрайних просторах пост-совковой эстрады не очень долго, а посему оставим его в истории и снова вернемся к Розенбауму. Всё ж таки в творчестве этого автора превалировали произведения на совершенно другую тематику.

Летом 1986 года наша семья нанесла дружественный визит к своим ленинградским родственникам. Буквально в первый же день по приезду, уже хорошо наслышанные о неком барде по фамилии Розенбаум, мы не смогли отказаться от заманчивой перспективы прослушать его записи. Родители были в восторге, а я жутко разочарован. Не знаю почему, но мне казалось, что я услышу убойную мощь западного хэви-метал рока, наверное, не совсем славянская фамилия музыканта сбила с толку. Будучи жестоко обманутым в своих ожиданиях, раздосадованный, я моментально покинул импровизированный "концертный зал", в глубине души надеясь, что дома я этой музыки не услышу, поскольку у родственников был только бобинный магнитофон, значит переписать на кассету они не смогут, а даже если смогут, то все равно кассет у нас собой не было, а кассеты тогда, как известно, считались большим дефицитом. Однако проблема разрешилась. Правда, не сразу. Немного позже. Осенью. В те годы большой популярностью пользовались неофициальные курьерские услуги проводников поездов дальнего и ближнего следования. Гораздо дешевле, практичней и надежней было передать посылку из Украины в Россию и, наоборот, через железнодорожных стюардов, минуя таким образом медлительную и безответственную советскую почту. В каждой республике всегда можно было найти что-нибудь такое, чего днем с огнем не сыскать в соседнем регионе. Взять, к примеру, детскую электронную игру "Ну погоди!" Если кто помнит, там волк ловил куриные яйца, которые сыпались на него с четырёх насестов. Мечта любого подростка СССР. Так вот, она продавалась только в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Тбилиси, Минске и некоторых других крупных городах. Поскольку советская экономика не подчинялась даже учению Маркса и Энгельса, то недоумевать по поводу того, почему же спрос не рождал предложение, было бы просто абсурдно. Так вот, в разгар лета мы передавали в Ленинград посылки со свежими фруктами и овощами, ближе к осени уже наполняя их вареньем и консервацией. Оттуда, в свою очередь, получали апельсины, мандарины и другие заморские диковинки. Апельсины, естественно, в Ленинграде не росли, но как у второго по значению города после Москвы, снабжение было на порядок лучше, чем у нас. А вот обычные фрукты вроде вишни, черешни и малины стоили там неимоверно дорого. Получался взаимовыгодный товарообмен в условиях тотального дефицита. Вот таким же самым методом, вместе с очередной партией сливового варенья в город-герой на Неве отправились две(!) японские(!!!) кассеты Sony. Нетрудно представить состояние шока, которое мне пришлось испытать в связи с тем, что из трех имевшихся дома импортных кассет, место на которых резервировалось исключительно под импортную же музыку, две отправляются в другую республику для записи на них какого-то отечественного певца, поющего песни на русском языке! По взаимной договоренности, ленинградцы под завязку забили две 90-минутные "соньки" концертами Розенбаума и в комплекте с ящиком отборных мандарин, поездом, через проводника, отправили их нам обратно. "Операция" заняла, в общей сложности, около недели.

Дальше дома начались грандиозные "прослушивания" с участием местных родственников, друзей и знакомых. Народ просто охал и ахал. Постепенно и я тоже начал проникаться. До фанатизма не доходило, но многие песни уже определённо нравились. Правда, по малолетству, наибольшим успехом у меня пользовались вещи про Сэмэна и ещё одна, со словами: "Взяли Маню на кармане, фраернулася" и "дверь открыла Мане шмара в рыжем парике". Я воспринял их как внутренний протест против гламурных Пугачёвой, Кобзона и Толкуновой. В этот временной промежуток, когда мне уже несколько поднадоело по сто раз переслушивать одни те же песни Тото Кутуньо, а Modern Talking и прочая евро-диско братия всё никак не доходила до моей фонотеки, именно Александр Розенбаум возглавил хит-парад моих любимых исполнителей. Кульминацией стало посещение его первого сольного концерта в Днепропетровске, состоявшегося где-то весной 1987 года. Более того, я впервые в жизни присутствовал на музыкальном мероприятии подобного масштаба. По формату выступление Розенбаума больше походило на творческий вечер. Пока он пел, зрители писали записки с вопросами и передавали их на сцену. Каждый раз, исполнив подряд 3 — 4 песни, певец собирал бумажные послания и начинал отвечать на задаваемые в них вопросы. Из памяти стёрлось абсолютно всё, о чём говорил Розенбаум во время этой импровизированной "пресс-конференции" с публикой, кроме одного забавного эпизода. Одна из записок содержала какой-то вопрос на тему "одесского цикла", и в конце, автор просил исполнить что-нибудь из этой серии. Розенбаум отказался играть вещи из одесского репертуара, поскольку песни такого плана, как он справедливо заметил, абсолютно не звучат в отсутствии аккомпанемента в виде пианино и скрипки. Похоже, кому-то из зрителей такое объяснение показалось несущественным, и из зала раздался требовательный вопль: "Одессу давай!" Розенбаум бросил сочувствующий взгляд в сторону гражданина, по-видимому, перепутавшего концертный зал с дешёвым кабаком, и немного прищурившись, спокойно отреагировал: "Товарищ..." — он сделал паузу, внимательно всматриваясь в лица зрителей. Все затихли в ожидании. "Товарищ! Вы что-то путаете. Дают в другом месте". Зал буквально ложится со смеху. Моя реакция чем-то напоминала концовку одного из рассказов Льва Толстого: "Все засмеялись, а Ваня заплакал". С вытаращенными глазами и тупой улыбкой на лице, я глядел на веселящуюся публику, пытаясь постичь смысл фразы, заставившей народ столь бурно реагировать. В том юном возрасте я ещё не был знаком со столь деликатными ассоциациями, возникающими у простых граждан с, казалось бы, безобидным словом "давать". Через пару минут все успокоились. Розенбаум снова запел, и мое внимание полностью переключилось на сам концерт. Но случай этот запомнил надолго. Да уж, здесь, пожалуй, без старика Фрейда не разобраться.

КСП. Изгнание из рая

Сам Розенбаум не переносит, когда его называют бардом, потому что, по его словам, ему не понятен сам термин "авторская песня": "Для меня не существует понятия авторской песни. Я профессиональный музыкант. Да, я поэт, я композитор, я пою свои песни, но я пою их на эстраде, профессионально. Достаточно широко". В отношении к "главным хранителям чистоты и девственности" авторской песни — КСП, он никогда не скрывал своего пренебрежения: "Поющие завлабы... Это при социализме имело смысл. Сейчас полупрофессионалов отовсюду гонят". Несмотря на довольно резкий тон, с Розенбаумом трудно не согласиться. Проблемы тех, кто называет себя бардами или исполнителями авторской песни, заключаются в том, что они собственноручно загоняют себя в достаточно узкие рамки своего же творчества. За много лет у них ничего не меняется. Всё та же единственная плохо настроенная гитара, всё те же примитивные три аккорда, всё те же, пропахшие нафталином темы. Многие из них, по-прежнему выступая на сцене, в музыке так и продолжают мыслить категориями турпоходов и палаток, что, конечно, не может не отражаться на уровне их мастерства.

Розенбаум не оставляет им никаких шансов.

— Что касается самодеятельности. Когда в 60-х люди на поляне пели свои песни, это был прорыв в свободу. Потом клуб авторской песни превратился в обком партии — с отделами, инструкторами и идеологией. Кто не с нами, тот против нас. И вот, заорганизовавшись, они так и остались там, на поляне 1968 года, у костра и с фанерной гитарой...

— Отцы наши играли тряпичными мячами, мы свои мячи шнуровали, дети гоняют ниппельные мячики... Всё двигается, живёт.

— И это их движение? Я понимаю — движение за права негров в Анголе. А этим-то за что бороться?! Живите!

Обиженные поклонники самодеятельной песни не остались в долгу. На одном из слётов КСП даже сожгли муляж Розенбаума. Его обвинили в попсовости и коммерциализации святая святых — авторской песни. По их мнению, настоящий бард должен выступать только перед, так называемой, "подготовленной публикой", ибо только она способна проникнуться и по достоинству оценить тонкий философский смысл великого и неподражаемого искусства, которое олицетворяет собой бородатый мужчина с гитарой в руках. Розенбаум, выступавший перед широкой аудиторией, да ещё и "бегавший" по сцене с радиомикрофоном, явился для них, фактически, предателем светлых идеалов костра и палатки, человеком, в угоду личной наживе, решившим коммерциализировать бардовскую песню. Забавно звучит: Александр Розенбаум — первый "коммерческий" бард! Однако сам Розенбаум снова подчеркивает: "Я как профессиональный человек, музыкант, знаю понятие песни и не-песни. Вот и всё. Какая она — бардовская или не бардовская — я не знаю. Если человек пишет стихи и музыку — он бард? Элтон Джон — бард? Пол Маккартни — бард? Или Денис Давыдов?.."

К огромному сожалению, он так и не стал отечественным Элтоном Джоном или Полом Маккартни. Как и 20 лет назад, Розенбаум продолжает самостоятельно писать стихи и музыку к своим песням, исполняет их под гитару и ездит в концертные туры. В его творчестве тоже мало что изменилось. Однако мои музыкальные пристрастия ныне лежат уже совершенно в иной плоскости, посему и к Розенбауму я теперь равнодушен. Каждый раз, когда я вижу расклеенные по городу афиши, возвещающие о его предстоящем концерте, у меня возникает непреодолимое желание: "А может сходить? Вспомнить, как всё это было?" Но, спустя некоторое время душевный порыв как-то быстро сходит на нет. Увы, ничего нового мне там не услышать. А про места, "где дают" я уже давно знаю.

© Бояркин Евгений, 2005 – 2006