Smith G. S. Songs to Seven Strings: Rus. Guitar Poetry and Soviet "Mass Song". Bloomington: Ind. Univ. Press, 1984

В одном из выступлений Высоцкий процитировал Пушкина: "Переводить – значит пересоздавать". Язык отражает мышление; мышление формируется веками неповторимой истории не народа даже, а сословия, страты, группы. Вырванные из контекста жизни и пересаженные в жизнь чужую, слова теряют или меняют свой смысл. Поэтому, каким бы точным ни был подстрочный перевод, он передает в лучшем случае лишь букву стиха, но не его дух. Для передачи духа формальная точность не обязательна; важно, чтобы переведенный текст будил те же ассоциации, толкал сознание в том же направлении, что и оригинал. Средства (буква) при этом могут быть очень далеки от оригинала. Идеальный перевод – это талантливое сочинение на заданную тему.

Автор статьи проделал заслуживающую всяческого уважения работу, дав добросовестные, с минимальными отклонениями от оригинала, подстрочные переводы текстов Высоцкого. Для специалиста или для просто всерьез интересующегося послевоенной советской культурой этого достаточно. С другой стороны, тому, кто не жил в СССР в период развернутого строительства развитого социализма, не помогут никакие сноски и объяснения – прелесть этой жизни надо было почувствовать на себе.

Сохраняя, повторяю, полное уважение к автору статьи, хотел бы дать некоторые комментарии к английским версиям текстов Высоцкого, чтобы отечественные читатели лучше могли представить себе, каким представал Владимир Семенович перед читателем американским.

Первая категория переводов, о которой стоит сказать, – те, в которых добавлены отдельные слова, не меняющие смысла, но подчеркивающие настроение. Сделано это, видимо, осознанно, чтобы восполнить тот самый дух, неизбежно теряющийся при дословном переводе. Наиболее яркий пример в этом смысле – "Рыжая шалава". Английский текст по сравнению с оригиналом несколько перегружен бранными эпитетами, впрочем, вполне литературными. В обратном переводе это выглядит примерно так:

Почему же ты выщипала себе брови, сука,

И зачем ты надела свой синий берет, гнилая вонючка,

И куда же это ты так спешишь, девка,

Ты не можешь скрыть от меня, что у тебя два билета в наш клуб!

При этом, естественно, надо помнить, что в американской разговорной традиции все эти "вонючки" могут вызывать совершено другие оттенки эмоций, нежели в русской.

К этой же категории можно отнести случаи, когда в переводе заменены на объяснения слова, имеющие в русском языке особый подсознательный смысл в силу не столько даже культурно-исторических, сколько социально-экономических причин... Почему для советских людей определенного поколения плащ "болонья" – это символ? Это слишком долго объяснять, и переводчик вместо "мои друзья, хоть не в болонии..." пишет: "мои друзья, может, и не носят элегантных дождевиков...".

Вторая группа текстов – те, в которых в переводе изменено значение некоторых фраз, не влияющих на восприятие общего смысла текста:

Дуб хорош для изготовления паркетных полов,

Не так ли?

Здесь измененная часть фразы и в русском и в английском вариантах служит для усиления звучания основного текста, поэтому переводчику вполне можно простить полярное изменение поверхностного значения слов: усиление все равно срабатывает.

Наконец, в статье приводится один перевод, существенно искажающий смысл оригинала. Это песня памяти Василия Шукшина:

"Он не мог понять примет", –

Говорят вотще праздные люди, –

"Смерть первыми ловит тех из нас,

Кто собирался умереть".

Английское intend можно перевести не только как "намереваться, собираться, иметь намерение", но и как "иметь в виду" – все равно это будет принципиально несопоставимо с "кто понарошку умирал".

Рядом с текстами, содержащими те или иные отклонения от оригинала, в статье использованы и безупречные подстрочники: "Песня про Сережку Фомина", "Охота на волков", "Сыт я по горло..." В целом повторюсь еще раз: переводчик "сделал что мог и что должен". Если уж сам Высоцкий пел то "вот только жаль распятого Христа", то "и мне не жаль" – кто рискнет быть толкователем?

Бывают переводы и переводы. Литературоведу-исследователю нужен подстрочник с максимально возможными сносками и комментариями – остальное он домыслит и восстановит сам, если он профессионал. Слушателю же не нужен текст песни, ему нужен "дух", "message" (кто сможет это слово адекватно перевести на русский — позвоните мне, поделитесь!) И, возвращаясь к тонкой материи пересоздания стиха, в качестве примера хотелось бы назвать работы Максима Ле Форестье, особенно его перевод "Кто-то высмотрел плод..." Поскольку сам Высоцкий исполнял песни в переводе Ле Форестье, то можно предположить, что автор считал франкоязычный вариант адекватным. При этом в названой песне нет буквально ни одной строки, текстуально соответствующей оригиналу. Сравните начальные строчки:

Как падают плоды, которым не удалось созреть,

По вине человека ли, по вине ли ветра,

Так и человек, провидящий свою смерть,

Понимающий, что у него уже никогда не будет [ни для чего] времени...

Здесь переводчик и не пытается следовать за русскоязычным текстом. Он своими средствами стремится создать тот же образ, который у русского слушателя вызывает оригинал, используя именно французские традицию, ассоциации, аналогии.

При абсолютном текстуальном несовпадении оригинала и перевода Ле Форестье не без успеха воспроизводит и один из приемов Высоцкого: рифму, основанную на омонимах. Так передается особенность поэтического стиля автора. В русском тексте, например, рифмуется "спел" (спелый) – "спел" (прошедшее совершенное от "петь"); во французском – одинаково звучащие "murir" (созревать) – "mourir" (умирать); или "bal" (бал) – "balle" (пуля) – последнее вместо "когда секунд недостает /.../ и недолет" в оригинале.

Впрочем некоторые образы, самостоятельно изобретенные Ле Форестье, выглядят очень по-советски. Чего стоит, например, такой пассаж:

Как вечерами начинаются споры,

То ли из-за [наступления] ночи, то ли из-за [выпитого] алкоголя,

Но они ничего не оставляют после себя,

Кроме нескольких окурков на земле...

Вывод, увы, безрадостный: чтобы слушать поэзию, приходится слушать Ле Форестье "по мотивам" Высоцкого; чтобы читать Высоцкого, приходится забыть о поэзии и довольствоваться подстрочником. Выхода, кроме как учить языки, нет. Возможно, отчасти именно поэтому на нью-йоркский концерт Высоцкого собрались преимущественно эмигранты. Жалко американцев, они много потеряли.