В Петербург приехала Камбурова, и не просто Елена Камбурова, а Московский государственный театр музыки и поэзии под художественным руководством Е. Камбуровой, со спектаклем "Игра снов" (Молодежный театр на Фонтанке). Премьера была четвертого марта, и поднесла она, эта премьера, даже бывалому зрителю не менее двух неожиданностей.

Неожиданность первая. Все знают: певица – поет. Раз заявлен спектакль, значит, будет театрализованный концерт. Но на деле – никакого концерта, а полновесный музыкально-драматический спектакль с четкой драматургией, с завязкой, кульминацией и развязкой. Более того, исполнительнице всей цепочки эпизодов (а не просто набора номеров!), то есть Камбуровой, и режиссеру Владиславу Дружинину удалось создать убедительное впечатление присутствия на сцене нескольких персонажей. Ощущение цельности сквозного действия во многом обусловлено и сценографией Михаила Мокрова, единой для всего спектакля и при этом органичной для каждого эпизода в отдельности, а также участием еще двух актеров, Олега Синкина и Вячеслава Голикова, которые, по фабуле, якобы – всего лишь музыканты, удачно найденными костюмами и предельно скупыми режиссерскими средствами вводятся в действие, как полноценные участники. Нужно заметить, что хотя спектакль очень удобен для демонстрации широчайшего диапазона возможностей Е. Камбуровой, как певицы, декламатора и просто драматической актрисы, В. Дружинин выстроил все естественно, ни в один момент не возникает впечатления натянутости, подгонки драматургии "под Камбурову".

Неожиданность вторая. В спектакле, по большей части, использованы тексты Блока, Пастернака, Ахматовой, Вертинского, Гумилева, Волошина – это зрителю известно заранее. И как только, в самом начале, Камбурова обнаруживается в облике трагического блоковского Пьеро, и звучат строки из "Балаганчика", всем становится ясно: сегодня на обед – Серебряный век и символизм. Сценография, кстати, тоже вполне символистская – свечи, старинное резное кресло с высокой спинкой, таинственное мерцающее освещение.

Ладно, символизм, так символизм. Только вот что странно: уж больно трагичен голос актрисы, прямо-таки надрыв, и очень уж быстро этот надрыв нарастает. Жутковато становится. Ну, да что же — такая она, Камбурова, и есть. И, в конце концов, кто его знает, какой он был, ТОТ символизм?

И только к середине спектакля зритель начинает понимать, что на самом деле происходит на сцене – когда актриса в вечернем платье тяжело плюхается в кресло и, выделывая беспощадное черт-те что со своим прекрасным лицом (если этого требует драматургия, она не боится быть некрасивой), исполняет "Песенку о блохе" (по М. Мусоргскому – басовая партия!). По залу прокатываются смешки и тихие "охи" испуга. Но вот, с блохой, наконец, покончено, зритель собирается облегченно вздохнуть – а на сцене Е. Камбурова, уже в буденовке с разляпистой красной звездой, с лицом одуревшим и испуганным, поет "Вальс февральской революции". Мне показалось, испуг был не только сценический, но и натуральный, камбуровский, ибо, наверное, ничего подобного она еще в жизни не пела.

Номер настолько "убойный", что заслуживает отдельного внимания. Он взят со старой граммофонной пластинки, записанной в Одессе в 20-х годах – тогда конферансье исполняли его с эстрады, как говорится, "на голубом глазу". Автор слов и музыки неизвестен, но кажется – один из героев Андрея Платонова выполз из страниц его книг, чтобы сочинить для Камбуровой этот вальсок. Начинается он словами: "Счастье борьбы наступило", а после заключительного куплета:

Но вот засияло и солнце над нами,

И мы, наконец, уж прозрели –

В Свободной России мы будем панами,

Глупцы уже все поумнели

публика в зале теряет контроль над собой. Люди хихикают, охают, ахают, смеются в голос, аплодируют, всхлипывают, и слабые духом истерически хохочут. А бывалый зритель немеет: как же он так попался! Он-то добросовестно старается втиснуть свои впечатления от этого отчаянного, надрывного выплеска эмоций в резную шкатулочку Серебряного века, а на сцене тем временем изысканный абсурд и интеллигентная истерика символизма, пройдя все стадии развития, уже превратились в абсурд тотальный и истерику клиническую нашего постсоветского, постатомного, постчеченского, поствсена-светешного одичавшего мира.

А Камбурова поет и танцует. Теперь – танго со Смертью, которую она так нежно прижимает к себе, что многие воспринимают это, как очередной удар по нервам.

Во всяком деле, но в истерике – особенно, важно вовремя остановиться, и В. Дружинин делает это со спасительной для зрителя точностью. Наступает катарсис, очищение, и достигается оно переходом в мир детских снов. Следуют рождественские сцены, звучит колядка, затем – "Елка" на слова Пастернака, так что впечатление от спектакля в конечном итоге – светлое.

Если есть в вас ностальгия по Серебряному веку – посетите этот спектакль. Останетесь живы – не пожалеете.