Олег Митяев

Oleg Mityaev

День рождения: 19.02.1956 года

Место рождения: Челябинск, Россия

Гражданство: Россия

Однажды Олег Митяев написал: Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – и все люди, для которых дружба не пустой звук, провозгласили ее своим гимном. Потом он спел С добрым утром, любимая!, и эта надпись красивая появилась на асфальте всех городов от Москвы до Урюпинска (сам Митяев этому рад, потому что эти слова гораздо лучше тех, что обычно пишут на заборах).

Произнеся: "Крепитесь, люди, скоро лето", – он подарил нам всем заклинание, которое немного согревает в снегопад если не тело, то уж душу – точно. Умение найти слова, от которых оттаивает сердце и слетает, как шелуха, броня с невесомого тельца души – это по силам только светлому барду.

Тихая радость встречи с давним другом, нахлынувшие щемящие воспоминания, гитара, теплый знакомый голос, песни-состояния, добродушный разговор – все как всегда на концерте Митяева, но будто в первый раз. Наверное, это чувство испытали многие из тех, кто пришел на концерт Олега Митяева, состоявшийся в Ижевске благодаря продюсерской организации "Коллекция".

– Олег, ваши песни поются не только на бардовских фестивалях, но и у туристического костра. А вы по натуре путешественник или домосед?

– Всегда хочется того, чего у тебя нет. И мне, конечно, хочется сидеть дома, и, чем больше, тем лучше. Во-первых, потому, что мы очень много ездим, а во-вторых, уже возраст дает о себе знать. Да, уже к пятидесяти дело идет... И разъезжать так много уже нет желания.

– Но ведь следующий год – ваш (Олег Митяев родился в Год Обезьяны — прим. авт.), и если себя соответственно настроить...

– Восточному календарю я никакого значения не придаю, но я действительно настроен еще лет двадцать поездить. И, тем не менее, необходимо планировать какие-то куски времени для того, чтобы сидеть дома, читать, писать, прогуливаться и как-то оттаивать от общения. При всем том, что я очень люблю общаться, все-таки концертов получается слишком много.

– Я читала, что у вас бывает по двадцать концертов в месяц. Как при такой частой смене залов и публики удается не потерять интонацию доверительности, дружеской симпатии к зрителям, не превратить концерты в рутину?

– А у нас именно такая задача и стоит. Именно поэтому у нас нет программы концерта. Даже если какие-то куски выступления складываются в постоянную форму, я ее все равно разрушаю. Я никогда не знаю, какая будет первая песня на концерте, не говоря уже о том, как все дальше пойдет.

– В какой же момент вы определяетесь с выбором первой песни?

– А вот в процессе общения с залом все и решается: все будет зависеть от вопросов и записок от зрителей, от моего настроения. Вообще, концерты для меня – одна из значительных частей моей жизни и одна из самых приятных. Я выхожу на сцену и думаю, что только здесь я по-человечески отдыхаю и общаюсь, потому что нас несет все время в "беговне" (интонация непередаваемая, похоже на горькую самоиронию – прим. авт.), а на сцене ты знаешь, что никто тебе не позвонит, никто не заставит тебя погружаться в какие-то проблемы. Ты просто говоришь на какие-то общечеловеческие темы, и это замечательно.

– Вы согласны с тем, что, по сравнению с восьмидесятыми, у людей стала меньше потребность в слове поэта, в откровениях музыкантов, да и роль самого поэта в обществе стала не такой заметной?

– Может быть, сейчас труднее стало выкристаллизовывать истину... Тогда все казалось очень простым и понятным: вот бы нам сейчас освободиться от социализма и от аппарата центральной коммунистической партии, и дальше все должно пойти хорошо. А потом оказалось, что все гораздо сложнее. И сейчас, пожалуй, не слышно никого, кто хотя бы немного приблизился к национальной идее. Кто сказал бы, что да как должно быть. Хотя вечные истины никто не отменял, найти что-то общее для всех людей сегодня очень трудно. Настолько мы стали прислушиваться к самим себе (что, в общем-то, хорошо), что других слушать вообще перестали.

– В одной из ваших песен есть очень грустные, почти отчаянные строки: "Ты помнишь, верили всерьез во все, что ветер принесет. Сейчас же хочется до слез, а вот не верится, и все..." Скажите, в чем вы окончательно разуверились, а во что верится до сих пор?

– Что касается разочарований... Была прекрасная идея коммунизма, и только потому, что все это делали нечестно, идея разрушилась. А ведь это не такая уж утопия. А строчки эти – о внутреннем состоянии, о том, что наше поколение не хочет состоять ни в какой партии именно потому, что мы уже состояли и верили, а нас обманули. Еще раз доверяться одним обещаниям не хочется. Нужно или, что называется, "потрогать новое руками", или ориентироваться на вечные истины. Я все хочу сравнить Божьи заповеди с моральным кодексом строителя коммунизма. Мне кажется, там несовпадения всего по одному или двум пунктам, потому что намерения и у коммунистов были благие.

– Да уж, у церкви тоже были благие намерения, но, прикрываясь Божьим именем, инквизиция творила не меньшее зло.

– Ну конечно, именно об этом я и говорю: одно дело – следовать идее, а другое дело – прикрываться ею. Это происходит и сегодня: у меня создается впечатление, что все провозглашаемые программы служат только для одного – чтобы сменить руководство, самим получить власть и воровать деньги. Все только для этого, хотя прикрывается это "заботой о народе".

– А вы на выборы ходите?

– Я не хожу, конечно, потому что это глупость большая. Но, с другой стороны, я понимаю, что надо: а как же иначе участвовать в процессе управления страной? Так устроено любое государство... Но настолько не виден результат твоего участия, что оптимизма на этот счет нет никакого. Я, конечно, придумываю себе такую "отмазку", что поэт должен быть вне политики, и отвожу себе такое исключительное место. (Иронически.) Но я думаю, что основная причина в том, что я не чувствую, что мой голос может как-то повлиять на результат.

– Вам когда-нибудь предлагали выступать в артистических командах поддержки, когда музыканты участвуют в предвыборных кампаниях, агитируя во время концертов за тех или иных кандидатов?

– На сегодняшний день я могу себе позволить не участвовать в таких мероприятиях. Но я помню, как лет десять назад, когда шли выборы, я все ждал, что вот сейчас ко мне придут, предложат большие деньги, и отказываться будет жалко. Меня заранее раздирали противоречия: и денег хочется, и нет желания влезать в политику. Я так переживал по этому поводу, и внутренне готовился... И не пришел никто! (Смеется.)

– После того, как в 2001 году вы получили литературную премию "Петрополь" за сборник "Непраздничные вещи", ваша самооценка изменилась?

— Да нет... Было, конечно, очень приятно, что Фонд русской поэзии как-то отметил мою работу, но я прекрасно понимаю, что у любого пишущего человека главный инструмент, посредством которого он чего-то добивается, – это вкус. Это значит, что ты сам можешь определить, на каком уровне ты что-то написал. В свое время поэтесса Вероника Долина мне говорила: "Написал что-то? Возьми Цветаеву, почитай и сравни со своим. Вот тебе и система координат". Поэтому у меня и нет мнения, что я пишу что-то хорошее. Просто я не могу не писать, а если это еще и позволяет зарабатывать на жизнь – так вообще замечательно.

– Значит, для вас самооценка значит больше, чем мнения окружающих?

– Нет, они тоже важны, но всерьез они на меня никогда не влияли. Видимо, чужие оценки не были жесткими, и поэтому мне ничего не мешало писать то, что вдруг приходило в голову. И заказов никаких нет, и особой критики не слышу.

– Скажите, для чего человеку, который сам пишет стихи, записывать диск со стихами другого поэта (я имею в виду ваш альбом с песнями на стихи Иосифа Бродского)?

– К сожалению, высокие образцы литературы на сегодняшний день нуждаются в рекламе, как это ни странно. А с другой стороны, мне хотелось опровергнуть сложившуюся уже пагубную традицию, когда человек говорит: "Вот сейчас я заработаю денег, а потом начну творить высокое искусство". Но почему-то все деньги зарабатывают, а творить высокое искусство не начинают... Я было написал открытое письмо таким людям как Айзеншпис или Пригожин с вопросом: почему мы не берем лучшие образцы поэтического творчества и не приглашаем замечательных композиторов, чтобы они это пропагандировали? Ведь, наверное, уже хватит им денег, пора заняться чем-то настоящим? Нет, почему-то этого не происходит. Но мы с Леонидом Марголиным эту позицию опровергаем. Уже выпущен диск на стихи Бродского, записывается диск с поэзией Пушкина.

– Вы когда-нибудь ловили себя на мысли, что включаете в альбом какую-то песню только потому, что осталось свободное место?

– Нет, у меня совсем другая теория. Она в том, чтобы все песни, которые я написал (все до одной!), вошли в альбом. Так и получается, что все написанное за три-четыре года составляет новый альбом. В результате у меня нет "отходов производства".

– А я читала, что вы были очень недовольны выпуском ваших песен челябинского периода.

– Да, но это "отходы производства" очень раннего периода. Прошло двадцать лет, и, слушая эти песни, я думаю: "Боже мой, что я там нес?!" Я сейчас просто краснею, слушая их. И даже в большей степени не от корявых текстов, а от уверенной позиции, когда я все это пел с такой убежденностью, зажигательностью. Конечно, сейчас мне становится неловко за себя тогдашнего.

– Вы следите за тем, как издают и переиздают ваши песни пираты?

– Да, это уже превратилось в увлечение. Я собираю пиратские диски со своими песнями, и если вы заглянете на мой сайт, то увидите, что там вывешено уже шестьдесят пиратских дисков помимо десяти официальных. Бутлеги по-разному составлены, по-разному оформлены. Иногда смотришь на такой диск и думаешь: надо же, какую они фотографию хорошую подобрали, как же я сам не догадался ее использовать? Столько выдумки у них! Но, наверное, за те деньги, которые они получают, можно постараться.

– Так значит, не нужно бороться с пиратами?

— Конечно, нужно! Иначе деньги получает не государство, не артист, а эти мошенники. Но знаете, что сказал в своем юбилейном интервью Борис Гребенщиков? Он сказал, что благодарен пиратам, потому что они помогают музыканту быть услышанным даже самыми бедными поклонниками. В нашей стране официальные диски стоят столько, что, если бы не пираты, многие артисты не имели бы своей нынешней популярности.

– Скажите, не бывает ли обидно, что столько песен замечательных написано, столько альбомов выпущено, а как только начинают о вас рассказывать, вспоминают все одну и ту же – давнюю "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались"?

– Не знаю, сам я, видимо, общаюсь с другими людьми: ко мне обычно приходят те, кто знает и другие мои песни. Поэтому для меня той проблемы, что я остаюсь "автором одной песни" нет. Но слава богу, что остальные меня знают хотя бы по одной песне!

– После вашего не слишком удачного сотрудничества с Михаилом Шуфутинским вы доверите еще кому-то исполнение ваших песен?

– Да ради бога! Я никогда не был против того, чтобы мои песни пел кто-то еще. Например, мне очень нравится, как группа "Гроссмейстер" поет "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Дело в том, что так, как я хотел ее спеть, я уже спел. В этой ипостаси песня уже существует. И если теперь кто-то делает ее новую "интертрепацию", то это замечательно, потому что это новая жизнь песни. Мои претензии к Шуфутинскому заключаются только в том, что он обманщик, вот и все. А то, что он поет мои песни... Пусть!

– Сейчас вы считаете себя москвичом или до сих пор остаетесь в душе челябинцем, как героиня вашей песни "Подданная русская", которая не может изменить своему детству, даже оказавшись в лучших условиях?

– Это не имеет никакого значения, потому что до того самого момента, когда я буду умирать (до чего веселый разговор получается!), я буду во сне летать над Ленинским районом города Челябинска и над озером Смолино. И другого детства и другой юности у меня не будет. А где я живу... По большей части я все равно живу в гостинице, самолете и поезде. Но есть и в Москве, и в Подмосковье замечательные, тихие места, куда меня тянет, но они же есть и под Суздалем, и в Париже, и в Германии...

– Ваше детство было дворовым или домашним?

– А у нас был очень закрытый двор, и детство получилось такое дворово-домашнее, потому что это был наш маленький, собственный мир, огороженный тремя домами, а четвертой стороной выходивший на озеро. И это было классно.

– На концерте вы вспоминали замечательную зрительскую записку: "После первого вашего концерта я бросил пить, после второго – завязал с курением, рискуя последней радостью в жизни, сегодня пришел опять". А если без шуток, сталкивались ли вы с признаниями, что ваши песни действительно изменили чью-то жизнь?

– Да, это были потрясающие истории, о которых мне самому говорить неловко – они слишком личные. Вы даже не представляете себе, какие это ужасные истории, но даже в этом кошмаре мои песни играли положительную роль. Я даже не ожидал, что мои песни могут воздействовать на людей до такой степени. Например, история о том, как человек избежал самоубийства: он уже практически намылил веревку, и вдруг услышал мою песню и решил: "Нет, не буду!" Ну и слава Богу!