Мало, какие прогнозы сбывались так плохо, как радужные мечтания энтузиастов клубного движения середины 80-х. Мы ещё хорошо помним дружно охвативший даже скептиков массовый энтузиазм. Препятствия клубной работе исчезали прямо на глазах. Сначала недоброжелательность, придирки и слежка со стороны государства сменились безразличием, а потом даже определённым доверием и поддержкой. Затем куда-то делись инструкции по экономике клубов, содержание которых можно пересказать несколькими словами: "Шаг вправо-влево — побег, прыжок на месте — провокация!". С этого момента начался клубный бум.

Уже тогда следовало насторожиться — здоровые клетки в организме так быстро не размножаются, это скорей удел злокачественных новообразований. Но иллюзии относительно того, что кончились все проблемы, достаточно типичные для жителей ныне не существующей великой державы, были так сильны, что никого не настораживало даже то, что клубов порой становилось десять — двенадцать вместо ранее с трудом, но бесперебойно работающего одного, а число "активных штыков" в сумме не росло, а падало.

Та же зависимость была характерна для зрителей клубных мероприятий: десять тусовок, без проблем и с дармовым финансированием проводимые вместо одной, собирали все вместе 60% зрителей прежней единственной, редкой, запретной и висящей на волоске.

Дальнейшая схема соблюдалась с пугающей точностью: сначала оттекала т.н. "аура" — люди, которые сами не тянутся к рулю, но на мероприятия ходят. Когда их оставалось где-то менее трети, среди актива клуба либо начинались беспричинные ссоры, либо вообще переставало что-либо происходить. Потом у опорных столбов этой конструкции появлялись другие дела и внимания им уделялось всё больше, а клубу — всё меньше. Обычно перед кончиной вспыхивал пароксизм деятельности. Затевалось мероприятие, неподъёмное для клуба и в лучшие времена — не по нагромождаемым препятствиям, а по реальным силам. Всё с грохотом проваливалось, и клуб тихо угасал.

Теперь можно прикинуть, какие причины этому способствовали.

Во-первых, резко изменилась роль клубов в жизни их лидеров и активистов. Обычно люди талантливые и яркие, но абсолютно не реализовавшиеся по не всегда зависящим от них причинам (сложный характер, обострённое чувство справедливости, анкетные барьеры и т.д.), они находили в клубах убежище от несправедливости окружающего их мира, более того — возможность строить собственный мир, в чём-то даже "по образу и подобию своему". Обычно эта возможность была для них практически единственной, и легко представить, насколько они ею дорожили. А теперь для них возникли несуществующие ранее возможности для профессиональной реализации, отнимающие практически всё время (итак столько потеряно!) и не оставляющие для хобби ни единой свободной минуты. Масса народа вспоминается с ходу, даже особенно не напрягаясь. Например, кризис клуба "Эрудит" в 1988-1989 годах совершенно чётко сопрягается с уходом ряда ведущих игроков в бизнес и самостоятельное предпринимательство.

Во-вторых, оказалось, что целый ряд клубных лидеров по инерции фехтует с ветряными мельницами. Естественный отбор выделил их, как мастеров выживания в подполье. Они умели тайком от финорганов провести запрещённое платное мероприятие, объясниться с представителями многочисленных контролирующих органов — от профкома до КГБ, не закладывая откровенно своих друзей, но и не допуская эксцессов, за которые всех бы разогнали к чёртовой матери (иногда даже осуществляя при этом цензуру, причем более жёсткую, чем власти — мало ли что!), соблюсти не всякому подпольщику доступную конспирацию, проводя что-либо заведомо крамольное, вроде слёта в лесу, вдали от недрёманного ока (заодно и чтобы кто не надо не попал).

Всё их умение оказалось ненужным в течение пары лет. А найти спонсора, обеспечить рекламу либо пригласить толкового режиссера-постановщика вместо низкоуровневой самодеятельности хороших знакомых, которым не хотелось говорить в лицо, что сделать эту тусовку праздником для всего города они не смогут — к этому мало кто был готов. Нужны были новые лидеры. А старых куда девать? Смена поколений в клубе — дело непростое, идёт ползком. А время неслось вскачь...

В-третьих, рухнул целый ряд клубных монополий. На правду, на не фильтрованную информацию, на гонимое искусство, на место, где можно было утверждать, что если бы позволили, я бы такое сотворил... На свои культурные ценности: стало невозможно делать вид, что эти тексты — юмор, а эти песни — музыка, когда копившееся десятилетиями выплеснулось нам на головы года за полтора. То, что раньше можно было получить только от надёжных друзей, которые не выдадут, теперь приносил почтальон, показывал телевизор и продавали на каждом углу.

В-четвёртых, серьёзный удар нанесла клубам эмиграция. Как ни странно, начали уезжать даже те, кто до 1985 года об этом и не думал. Возможностей и родственников за рубежом стало больше, надежд и сил — меньше. До распада СССР уезжали, потому что боялись путча, после его провала — потому что в целом ряде новоявленных республик путчисты практически победили. Слишком много уехало тех людей, вокруг которых клубы и собирались. Расплачиваться за это придётся очень долго. И не только клубам.

Пик упадка клубов пришелся на 1990 — 1991 год. Практически во всех сферах их деятельности численность клубов упала втрое — вчетверо. Многие остающиеся работали сугубо по инерции. Но потом возникла и начала набирать силу противоположная тенденция. Начали появляться новые клубы, а чаще — возрождаться старые. Но несколько по-иному.

Какие же новые проблемы возникают перед клубами сейчас?

Во-первых, мотив совместного времяпрепровождения среди близких тебе по духу людей начал становиться из главного второстепенным. Всё чаще в клубе видят вторую работу, лишний шанс на серьёзную, признаваемую обществом реализацию своих способностей. Клуб становится студией, мастерской или агентством чаще, чем меняет соответствующим образом название. Практически обязательным для серьёзного клуба становится выход на средства массовой информации, и не рассказ о людях, а реклама их дел.

Во-вторых, внешние обстоятельства больше не консервируют своим давлением клубную среду. Соклубник становится больше конкурентом, чем коллегой, больше оппонентом, чем единомышленником. Раньше было некуда податься, а теперь — на все четыре стороны. Как только шок от смены условий существования прошел, появились менеджеры новых времен, и средний размер клуба уменьшился, что, в общем, естественно.

В-третьих, обострился извечный вопрос любого члена клуба: а что потом? В школе проще: учишься 10 лет, а потом давай валяй дальше — даже если в школе нравится. А ведь самый типичный клубный конфликт (т.н. "бунт стариков") обычно происходил от передержки в клубе, поскольку больше деваться некуда, а в клубе уже тоже никаких сил нет. Теперь с этим проще — поле возможностей не в пример богаче. Но клуб — это своя среда, и покинувший её всё равно недоволен, даже если там совсем не ладилось. Клубы стали дробиться, децентрализация идёт такими же темпами, как в обществе. В конце 80-х возникли большие иерархические структуры управления клубами, типа Всесоюзного совета КСП. Практически все они умерли естественной смертью и только теперь начали медленно возрождаться, но уже совершенно иными.

Так что современный клуб стал:

*

более открытым. Речь уже не об ограничении доступа, а об откровенной вербовке. Маятник качнулся в другую сторону и успокоится года через два.

*

не таким большим (исключений мало). Сил преодолеть трудности хватает не у всех, а большинство сейчас способно только на скромное существование.

*

более профессиональным, с явным стремлением к практическому выходу. Сейчас нереализованность в клубе не консервируется, а изживается. Практически наверняка это явление временное. Мировой опыт вроде бы говорит, что таких клубов меньшинство. Но года два-три самые живые клубы у нас будут именно такими.

*

только вырабатывающим способы существования в рыночной экономике. В вопросах финансирования будет много забросов от непомерных претензий до полной беспомощности в решении элементарных вопросов. К мысли о том, что эти вопросы должны решать профессионалы, большинство клубов ещё не готовы.

*

гораздо больше, чем ранее, чувствительным к материальной стороне своей работы. Раньше своё помещение и приличная аппаратура были немыслимы. Все знали и как-то обходились. Теперь уже не так.

*

более терпимым к разным точкам зрения, более децентрализованным и, как ни печально — менее способным на большие напряжения.

Если помочь тем, кто вышел на новую ступень, не мешать тем, кто уже стабилизировался в современных условиях и не очень стараться поддерживать явно угасающие очаги (процесс их естественного отмирания уже кончается), то еще годик пройдет — всё образуется, хотя и не сразу.