[i]Ответ на статью А. Мирзаяна

Правильный издатель всегда ждёт спора. Ну вот, теперь и на нашей улице праздник... Не то, чтобы мы были такие уж "правильные", но всё же... До известной степени мы ждали появления такого материала. Когда на твоих глазах спорят два человека, знающие друг друга так хорошо и так давно, как Мирзаян и Лорес, — это всегда интересно. Старый трюизм "В споре рождается истина", похоже, тут не работает, потому что в таком споре рождается мнение. Ну, так пускай и рождается. А мы с Вами с удовольствием поприсутствуем при этом замечательном процессе...[/i]

Честно говоря, я не собирался писать ответ, пока не прочту работу целиком. Но увидев, что вторая часть (читайте "АП Арт" № 2) сильно отличается от первой (читайте "АП Арт" № 1) большой философичностью (а философию я не люблю, потому что искусство ставит вопросы, а философия даёт якобы ответы), решил высказаться по первой части. Тем более, что вопросы и возражения возникали сразу и во множестве. Остановимся на самых существенных.

Что такое Песня в понимании А. Мирзаяна? Вели речь идёт о песне как о музыкально-поэтическом жанре (а статья претендует на то, чтобы быть в том числе искусствоведческой), то в искусствоведении определения таковы. В литературоведении. "Жанр Поэзии. Небольшое лирическое стихотворение, простое по форме, предназначенное, как правило, для пения, обязательно разбитое на строфы или куплеты". В музыковедении. "Небольшое, простое по форме вокальное произведение с одной или двумя неварьируемыми темами, предназначенное для пения со стихами или без слов, с аккомпанементом или без оного".

Понятно, что Песня, как жанр, — только частный случай и для авторской песни, и для народной песни. Саги и былины являются самостоятельными, но не лирическими, а эпическими жанрами Поэзии. А "Илиаду", "Одиссею" и "Слово" и вовсе нельзя называть песнями. Получается, что А. Мирзаян называет песней всё, что поётся. Но тогда нельзя говорить о жанре. Можно говорить о пении, как о способе выражения эмоционального состояния человека или группы людей или, в нашем случае, о способе прочтения стихов (авторская песня это или народная, саги, былины, арии, романсы, "Слово", "Илиада", "Шахнаме" и т.д. — всё равно). Тогда можно сказать, что песнопение — основополагающая часть культуры или: пение — один из основополагающих элементов искусства. Но: "песня — основополагающий жанр искусства"? И эта фраза состоит из понятий, принадлежащих разным смысловым полям. У искусства нет жанров. Жанр есть у видов искусства. Песня — жанр музыки и лирической поэзии, но не живописи и архитектуры. А сказать, например, что трагедия — основополагающий жанр драматургии, всё равно, что сказать, что основополагающий цвет радуги — красный.

Далее о дописьменной культуре. Замечательна сама по себе мысль, что история одного человека как бы повторяет историю человечества, и что у каждого из нас была до-письменная эпоха. Но давайте поразмыслим о выводах. Я не буду спорить о том, что Человек стал делать раньше: петь или говорить. Конечно, петь, выражая своё эмоциональное состояние. Хотя точнее здесь могло быть слово "выть". Но петь в смысле говорить явно после того, как человек дал имена предметам (см. Библию).

Почему в дописьменной культуре существовала триада? Для запоминания. Танец задавал ритм, мелодия — временные периоды, слова привносили смысловое (образное) содержание, которое в этих ограничениях стремилось к ёмкости и краткости. В результате мы так устроены, что поющееся лучше запоминается. Потом люди научились задавать ритм речью и мелодией, и триада стала диадой. Правда, у триады была и четвёртая составляющая, о которой ввиду своей юности греки не сказали, но для нас очевидно, что это история. С появлением письменности появилась летопись. Но функция запоминания не исчезла, ибо книги не были общедоступны. И только с возникновением книгопечатания появились ещё два способа прочтения стихов: вслух и молча (про себя). Но в двадцатом веке придумали грамзапись и магнитофон, и пение как способ прочтения стихов стало переживать как бы новое рождение. Но это совсем другая история о роли технического прогресса в искусстве и культуре, и не имеет отношения к статье А. Мирзаяна, хотя имеет отношение к появлению авторской песни.

Далее, прежде чем перейти к синтезу "трёх текстов", надо разделить пение как явление культуры и как явление искусства. Если кампания поёт хором на кухне, выражая своё эмоциональное состояние, это явление культуры? Пожалуй, да. Это искусство? Вероятно, нет, потому что нет потребителя (зрителя), который специально пришёл посмотреть (послушать) с целью приобретения духовных, эстетических, эмоциональных ценностей. В данном случае процесс рождения произведения искусства закончился написанием данного произведения. Если же это исполнение со сцены или у костра или на той же кухне для зрителей, то процесс создания произведения продолжается. Исполнитель (автор или нет — не важно) становится актёром. Поэтому можно сказать, что в данном случае пение — это театр. Не будем говорить о качестве, потому что это вопрос критики, а не искусствоведения. Если авторская песня, то театр одного актера (А. Галич). Но для такого театра существует два способа произнесения стихов: пение и чтение вслух. Поэтому говорить об авторской песне можно как о театре устной поэзии, а ещё лучше как о театре художественного слова, имеющем две разновидности разговорную и песенную (в смысле пения, а не песни).

Поэтому никакой авторской песни как жанра не существует. Есть виды искусства поэзия (как литература), вокальная музыка (мелодическая или речитативная, с аккомпанементом или без) и театр (в данном случае художественного слова или одного актёра в своей поющей разновидности). Поэтому в этом театре к поэзии надо относиться как к драматургии, к музыке — как к способу прочтения стихов (а потому музыка не обязана быть самодостаточной), к театру — как к синтезу, каковой рождается в процессе их соединения при исполнении. Следовательно, чтобы говорить об авторской песне (пусть остаётся привычный термин), необходимы принципиальные знания во всех этих областях. Поэтому инструментарий для критики на самом деле существует. Произведение АП подлежат разбору литературному (но как пьеса в стихах), литературно-музыкальному (как музыкально-поэтическая пьеса) и, наконец, как спектакль.

Теперь мы можем перейти к вопросу о "синтезе трёх текстов", потому что без театроведения и примыкающей к нему работы профессора филологии М. Бахтина "О речевых жанрах" мы не сможем разобраться в ключевой ошибке А. Мирзаяна.

Понятие текст находится в области изучения двух наук языкознания и информатики. Текстом является и план местности, и карта звёздного неба, и пейзаж, и портрет (всё зафиксированное на данный момент времени), и, наконец, ближе к теме литературный текст и музыкальный текст (нотная запись). Но литературоведение в отличие от языкознания имеет дело не с текстами, а с литературными произведениями (М. Бахтин). Музыковедение с музыкой, а не с нотным текстом. (Кстати, настоящие музыканты читают нотную запись так же, как мы поэзию, так как слышат читаемое). Следовательно, текст является неким шифром. Чтобы он стал произведением искусства, его надо расшифровать с помощью энергии души. Можно сказать, что автор (художник) считывает (расшифровывает для себя) некий космический текст с помощью своей духовной энергии, а затем вновь зашифровывает для нас. Затем он вновь расшифровывается с помощью энергии души читателем — для себя, музыкантом — для слушателя, актёром — для зрителя.

Теперь мы подошли к самому интересному: к интонации, которую А. Мирзаян пытается сделать текстом.

Профессор М. Бахтин в упомянутой работе говорит следующее. Всё произносимое человеком от бытовой реплики до романа есть высказывание. Реплика, имеющая одну мысль — первичное (или простое) высказывание, роман — вторичное (или сложное). Высказывание — индивидуально. Автором высказывания является говорящий (а не автор романа). Высказывание ограничено сменой субъектов говорения. Высказывание имеет смысл, стиль и эмоциональное наполнение. Слово эмоционально нейтрально, предложение эмоционально нейтрально. Можно продолжить произведение (как текст) эмоционально нейтрально. Эмоциональное наполнение высказывание получает только от субъекта высказывания. Что является носителем и выразителем эмоционального наполнения высказывания? Интонация. Каково количество возможных интонаций одного простого высказывания? Бесконечность, помноженная на количество индивидуальностей. Это всё. Кто хочет доказательств, прочтите М. Бахтина.

А мы пойдем дальше. Эмоциональное наполнение высказывания — основной предмет театрального искусства. В работах К. Станиславского, Е. Вахтангова, М. Чехова, Б. Захавы и многих других об интонации сказано столько, что... Да, конечно, искусство потому искусство, что выбирает из бесконечности точное, а точное всегда единственное. Для театра точное значит правдивое, естественное. А правдива и естественна интонация, рожденная здесь и сейчас (К. Станиславский и др.), то есть конкретно в это мгновение, в этом помещении, при этом свете, именно при этой публике, сидящей именно так и т.д. Любая перемена в мире, в публике, в самом актере должна рождать иную интонацию. Это как в физике закон неопределённости элементарных частиц. А потому мастера театра вывели закон: интонация не строится, рождение интонации это импровизация актёра. Конечно, для того, чтобы импровизировать (то есть рождать правдивую, естественную интонацию на сцене), актеру необходимы школа и набор приспособлений, но боже упаси от интонационного текста. Чтобы выучить интонационный текст (как и всякий другой) нужна память, а не работа души. А зафиксированная интонация (из спектакля в спектакль) на театральном языке называется штампом и не может быть правдой. Интонация та же река, в которую нельзя вступить дважды. То же самое можно сказать и о музыке, так как существует такой взгляд на музыку, что это лишённая слов речь.

Чем отличается одно и то же классическое произведение, исполненное разными музыкантами? Интонациями. Но ни один хороший музыкант (не штамповщик) одно и то же произведение дважды одинаково не исполнит (даже подряд). Потому что и в музыке действует принцип здесь и сейчас.

И, наконец, когда мы читаем книгу (про себя), мы рождаем интонации всегда верные (для себя), то есть это наша работа души и наше эмоциональное наполнение произведения. С вами, вероятно, такое случалось, что на следующий день, потеряв закладку, вы читали вновь прочитанную накануне главу, и только по сюжету узнавали её. Интонации и эмоциональные наполнения оказывались иными, новыми, хотя слова оставались те же. Снова тот же принцип, вероятно, общий для всякого искусства: здесь и сейчас.

Вероятно, ни один человек в отличие от робота не захочет, чтобы ему задавали некий интонационный текст для того, чтобы он этот текст эмоционально наполнял.

Не надо останавливать мгновения с помощью интонационного текста. Каким бы прекрасным оно ни было, это смерть. А жизнь только здесь и сейчас, жизнь — река, в которую нельзя вступить дважды.

Декабрь 1996 Москва