Темы живут в душе поэта. Чтобы они увидели жизнь, нужен только внешний повод: услышанное слово, подмеченная мысль, прочитанная книга. Для Высоцкого – человека, –еще и дружеский вызов: а тебе – не слабó?

Театру понадобились песни-сказки для детских спектаклей. Обратились к Высоцкому. К работе тот всегда относился более чем серьезно. Свои фрагменты и заготовки он сверяет по фольклору: песням, сказкам, сказаниям. Изучает классиков жанра, Пушкина, в первую очередь. Заинтересовался исполнителями, скоморохами, в частности.

Он был слишком индивидуален, чтобы подражать кому-либо; он был слишком умен, чтобы не понять: вот он, велосипед, не нужно изобретать новый.

Герои его сказок вполне традиционны: ведьма и бабя-яга, кощей и соловей-разбойник, леший и прочая лесная нечисть.

Только вот характеры этих "героев" и события в сказках даны Высоцким по-своему.

Ничего хорошего встреча с ведьмой или бабой-ягой, конечно, не сулит. Но и робеть не стоит: бабье – оно и есть бабье. Крикливое, отвратное, мстительное. Кощей – вредный мужик, жлоб и скряга.

Черномор – пушкинская выдумка – дан не героическим предводителем-батькой, а рвачом и хапугой с подмосковным участком. Тридцать три героя-подчиненных, тоже губа не дура, отхватили себе земельные наделы, завели кур и не бухтят.

Вот он, талантище поэта: чем не генералы чеченских кампаний. Дачи на Рублевке, счета в банках. Хороши "защитнички Отечества", нечего сказать.

Как поэту, у которого есть точка отсчета, писать о таких героях? Как честному человеку, у которого есть опора, относиться к ним? Опора и точка отсчета? Да вот она: безымянные рабочие войны, вращающие землю зубами, прыгающие с финкой на врага, наваливающиеся на дот, завтракавшие три дня назад в Минске...

Если тех и этих героев сравнивать, то лучше застрелиться. Помогли Высоцкому чтимые им скоморохи. Их насмешка и издевка, их сарказм и неприкрытое высмеивание. Их свобода в выражении чувств и мыслей.

Высоцкий не мог сидеть сложа руки и быть сторонним наблюдателем. Как и скоморохи, он занимает позицию посредника, трансформатора. Через него внимательный читатель и слушатель получает информацию, думает, сравнивает, оценивает. Ни скоморохи, ни Высоцкий не давали оценок. Они просто "скоморошничали" и многим открывали глаза на суть происходящего.

Характерное для Высоцкого присутствие личностного "я" наличествует и в его сказках.

Там, где присутствуют сладкоголосые и мощно влекущие Алконост и Сирин, нет места для шуток-прибауток – все слишком серьезно. Эти сказочные птицы умеют петь только песни печали и радости. Им поклоняется поэт и певец Владимир Высоцкий и уже не скоморошничает. Он так же нуждается в сочувствии и понимании, как и герои его сказки о тех, кто живет на краю земли. Знал поэт, что сказочный "край земли" – место между земным и загробным миром, между жизнью и смертью. Все, кто там обитает, находятся на кромке и нуждаются в сопереживании. Кощей здесь – "несчастный старикашка", его слуга – "несчастен и кроток", сказочная царевна – "несчастная узница". Только традиционный "Иван-дурак", выходец из царства живых, не таков. Ему ничего не стоит плюнуть на пол, пнуть старика. Он пришел оттуда, где цель служит оправданием для средств. Да и цель-то: одинокая, а теперь еще и беззащитная узница. Вернется ли она с Иваном в царство живых и если вернется, то в качестве кого?

Птица вещая Гамаюн парит над сказками Высоцкого, над его поэзией. Она зрит вечное и видит будущее, но нет еще такого поэта, которому она открыла бы это будущее.

Были ли эти песни-сказки адаптированы для детского восприятия? Вряд ли. Слишком сложен внутренний мир поэта, слишком неоднозначны оценки. Высоцкий пытался "облегчить" восприятие за счет искрометного юмора и подчеркнуто шуточной манеры исполнения. Помогло, но мало. Он никогда не умел "прятать" собственное "я", и в сказках оно звучит в полный голос. Высоцкий-поэт в этот раз оказался сильнее Высоцкого-актера.