Власть нуждается в поэтах. Поэты нуждаются в самовыражении. Власть может либо предоставить поэту такую возможность, сделав из него союзника, либо не предоставлять, превращая его в диссидента.

В 20-е годы в стране, где веками распевались песни о "народных заступниках" и часто ставился знак равенства между романтиком как чаятелем народным и "романтиком" с кистенем, песенный фольклор оказался самым влиятельным и популярным жанром.

Нужно было сразу привести в надлежащий порядок разгуливавшее по стране нэповское "творчество", все эти "рублички-бублички" или "кичманы-урканы", вечную и бессмертную "Мурку", и противопоставить ему песенное искусство, которое власть считала истинным. То самое, которое потом ляжет в основу легенд и мифов.

В общем, власть, среди которой немало было таких вот "романтиков", быстро смекнула, о чем и как нужно писать "былинникам речистым". Никаких шалостей и экспериментов. Хотите быть свободны – пишите только так и только об этом. Сильные мира сего не потерпят появления пасквиля и клеветы.

Молодых "беззаветных бойцов" тоже нужно понять. Каково им будет узнать, что в "справедливых боях" их просто использовали... Нехорошо это будет и неправильно. Да и грядущим поколениям надо же во что-то верить, мечтать и "плакать по ночам"...

Вопрос поиска авторов почти не стоял в стране, где мало энштейнов, но все – поэты и романтики.

Одним из первых таких мифотворцев стал Михаил Светлов. Во время публичных выступлений он невыразительным голосом, без аффектации, с прорехами в дикции рассказывал о Гренаде и земле, которую нужно отдать крестьянам, о Каховке и наших мирных людях и планах. Личность и манеры Светлова были настолько обаятельны, что зрители долго требовали исполнения "на бис". В дружеском кругу он иногда брал в руки гитару. И слушателям становилось понятно: вот оно, вот как нужно исполнять и интонировать собственные сочинения, чтоб их слушали затаив дыхание.

Больной хроническим бронхитом Павел Коган пел редко, но ритмика его поэзии сама просилась на музыку.

Настораживали только неожиданные когановские образные средства: "не очень умные" герои революции сложили "плохие песни" о том, что "рутина", случалось, повелевала их судьбами. Кто позволил так писать о "пламенных революционерах"? Где романтика побед и свершений? Алиби для автора стали его строки о Родине, о ее сиянии от Англии до Японии. Они вполне соответствовали тогдашнему актуальному лозунгу о мировой революции.

Его стихи жили как полузапретный песенный фольклор, особенно "Бригантина".

Коган опередил свое время: романтика и приподнятое настроение пришлись как нельзя более кстати позже, в пятидесятые годы.

С уверенностью можно утверждать, что именно они, романтики и предтечи, закладывали фундамент тому задушевно-доверительному жанру авторской песни, который, в отличие от официального торжественно-парадного, станет многие десятилетия волновать слушателя и восприниматься ими как настоящая правда жизни.

Как жанр авторская песня тех лет имела только один недостаток: авторы были хоть и душевны, но безголосы.

В 50-е ситуация повторится: "другие мальчики споют другие песни" о том же: романтика, революция, герои, для которых жизнь – сплошная борьба. И станут эти безголосые "мальчики" на самое короткое время преемниками и правонаследниками, продолжателями мифотворцев.

Понимали ли они, что все это – не что иное, как попытка второй раз войти в ту же воду? Скорее всего, да. Иначе как объяснить то, что еще до появления диссидентов в чистом, так сказать, виде, они сами стали диссидентами: медленно и не сразу Окуджава, быстрее Ким, почти сразу же Галич.