Легендарный бард, журналист и киноактер Юрий Визбор был женат четыре раза, естественно, никто из бывших жен не хранит его память так трепетно, как последняя – Нина Тихонова. Нина Филимоновна утверждает, что в Визборе наконец-то нашла идеального мужчину, жалеет, что судьба отвела им так мало – всего 10 лет вместе... Оставшись в 45 лет вдовой, замуж больше не вышла и вот уж 25-й год делает все, чтобы о Юрии Иосифовиче не забыли...

– Нина Филимоновна, это правда, что, знакомясь с Визбором, вы даже не знали, кто он?

– Абсолютно. То есть песни его слышала, но даже не думала, что у них есть автор, и тем более в лицо этого автора не знала. "Семнадцать мгновений...", конечно, видела, но по иронии судьбы серии с Борманом пропустила. Поэтому, когда однажды в дверь моего дома вошел Визбор, я подумала лишь: "Какой солнечный, обаятельный человек!". А когда он в два часа ночи стал петь свои песни – причем петь с таким чувством, что все замирали, – я, наконец, осмелилась поинтересоваться: "А чьи это песни?" – "Ничего, что мои?".– Не обиделся?– Нет. Просто все время смеялся: "Какая же ты темная!". Вскоре после нашего знакомства у меня был день рождения, а он улетел на концерты и из Украины прислал мне телеграмму с подписью: "Борман". Потом приезжает, спрашивает: "Ну что, получила мою телеграмму?" – "Твою – нет, только от Бормана какого-то пришла". Тут он не выдержал: "С какой дремучестью меня угораздило встретиться!".

– "Служение Визбору" потребовало от вас каких-то жертв?

– Нет. Абсолютно. Разве что, когда мы поженились, он поставил мне три условия, при невыполнении которых наш брак распался бы. Первое: лыжи никогда не должны стоять в туалете. Второе – книги не должны пылиться на полках в коридоре. Третье – альпинистский карабин не должен валяться на балконе. Я сначала подумала: "Какая прелесть! Конечно-конечно!". А потом оказалось, что за каждым из этих пунктов – образ жизни. Книги – это было его сокровище. Небрежно бросить книгу, выбросить – это было недопустимо! Даже если книга ему не нужна – он ее кому-то подарит. Карабин – это же альпинизм, святое! И бросить карабин небрежно на пол – все равно, что святыню попрать, он должен был находиться на почетном месте. Ну а лыжи всегда должны были быть в боевой готовности, начищенные и смазанные, чтобы он их в любой момент схватил – и полетел кататься. Он очень любил путешествовать: северный морской путь – он первый, Антарктида – с удовольствием! Правда, в Антарктиду он так и не попал – уже заболел... А каждые майские – это как закон! – они с компанией ходили в байдарочные походы.– Вас он приобщить не пытался?– За 10 лет нашей совместной жизни я была там три раза, и то – потом как-то приобщилась, а сначала мне это было слишком сложно, чуждо, казалось не моим. И я поначалу не понимала, почему нужно бросать меня и мчаться в какой-то поход? А для него это было святое. А потом, когда я разобралась, как это здорово и потрясающе, – так уже и времени мало осталось.Кстати, этот майский поход существует до сих пор, и место командора, которое занимал Визбор, до сих пор пустует.

– Он легко сходился с людьми?

– Ой, очень быстро и по одному принципу: в человеке должно было быть "нутро". Ему было наплевать на должность, образование – он мог найти себе какого-нибудь слесаря-механика и говорить с ним часами – просто растворялся в собеседнике. Другом он был исключительным – если кому-то требовалась помощь, все бросал и летел туда. Но подлости не прощал...– Вы ведь наверняка были свидетелем того, как рождались его песни?– Единой "технологии" у него не было. Что-то он долго писал в уединении в своем кабинете, где ему никто не мешал, мог отложить песню, позже вернуться, переписать... Что-то, например, "Прогулку", написал с ходу, от избытка эмоций. Единственное, что могу сказать, – он не писал абстрактно. Когда мы встретились, Юре был уже 41 год, он уже очень много пережил и трагедий, и расставаний. Внешне он был очень мужественным, а внутри таилась нежная, трепетная душа очень эмоционального, ранимого, сострадательного человека. Поэтому все грубости, которые на него в жизни обрушивались, били его наотмашь. Он это все переживал в одиночестве – и как результат появлялись песни. – Каждой из своих жен он посвятил по песне: Аде Якушевой – "Ты у меня одна", Евгении Ураловой – "Милая моя", вам – "Леди"...– А еще "Передо мною горы и леса", "Речной трамвай", "Здравствуй, здравствуй, я вернулся", "Манеж" – ее, как только мы стали встречаться, он вдруг выдал, положил в конверт и преподнес мне. Дело в том, что, когда мы познакомились, Визбор и цветов-то обычных не дарил, вот придорожные лютики-ромашки – другое дело, у него такая нежность была к ним! А материальных подарков он не понимал вообще. Зато в конверте Юра преподносил мне свои сердце и душу. А, может, встреться я с ним раньше, и этого не было бы – всему свое время. Мне он достался уже зрелым.

– А каким Юрий Иосифович был в быту?

– Быт его не волновал вообще – им занималась я и была счастлива. Как-то, пока он был в командировке, я купила цветной телевизор вместо черно-белого, который у нас стоял сто лет и Визбора вполне устраивал. Он вернулся... Включил

телевизор... Посмотрел... Выключил. Никакой реакции. На четвертый день я его буквально ткнула носом в экран: "Ничего не замечаешь?" – "Нет". – "Ну, он же цветной!". – "А я думаю: что это мне мешает?". – Ну а хотя бы славой Бормана хоть как-то пользовался?– К этой роли Юра относился с иронией: Бормана-то на эти 17 серий наберется всего минуты на три, поэтому его популярность была не соизмерима с его вкладом в этот фильм. Но дивидендами от фильма пользовался, конечно, – в основном для ГАИ: "Товарищи, ну неужели вы будете штрафовать Бормана?". И все – тут же: "Да-да-да", "Ой-ой-ой", "А автограф?" – и спокойно ехал дальше.

– Удивилась, прочитав где-то, что за Визбором, мол, "тянулся шлейф диссидентства"...

– Да никогда в жизни! Ну был один момент, еще до нашего знакомства, когда он написал безобидную ироничную песню "Рассказ технолога Петухова": "Зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей". Вот тогда его действительно вызывали "на ковер", отчитывали, с работы хотели уволить, за границу перестали выпускать, но это, пожалуй, был единственный неприятный этап в его творческой жизни. А так – Стенькой Разиным тогда был Высоцкий, а Визбор этот мир своим творчеством не переделывал, не осуждал, не перекраивал, он его просто облагораживал – своей поэзией, своей иронией. И, как оказалось, он писал о вечном.– Вам не кажется, что стихи Юрия Иосифовича были в какой-то степени пророческими? "Уже изготовлены пули, что мимо тебя просвистят" – о сегодняшних войнах, "Теперь толкуют о деньгах" – тоже о нас...– Он и смерть свою предсказал. В песне "Прикосновение к земле": "Пройдет сентябрь по цинковой воде. Где клены наметут свои листки на мокрую скамейку у реки" – он просто нарисовал картину, которая была в день его смерти. Так оно все и было: сентябрь, цинковый дождь, скамейка у реки, клены...

– Но он ведь не знал о своем диагнозе?

– Я думала, что не знал. Узнав, что у него рак 4-й степени, сказала ему, что у него гепатит и все будет хорошо. Он делал вид, что верит. А после Юриной смерти я нашла его дневники: оказалось, что он догадался, но "играл передо мной весельчака" – вел себя невероятно мужественно, хоть боли были чудовищными. Он ушел в самом расцвете своих творческих сил. Что характерно для Визбора – его творчество шло все время вверх. Вот он как взял взлетную полосу, так она вверх и шла, до последнего часа. И ушел он в 50, полный планов, задумок... Но роман-сагу о своем поколении, которую писал и не успел завершить, за несколько дней до смерти сжег – не хотел, чтобы из-за незаконченной работы его неправильно поняли. – Сейчас, насколько я знаю, все его бывшие жены, дети и внуки дружат? – Ну, это сильное преувеличение. Мы все просто в хороших нормальных отношениях. Можем встретиться, поговорить, и ни у кого никакой злобы друг на друга не существует. Юра был таким человеком, что и после смерти всех людей, которые прошли по его жизни, объединяет, а не разъединяет...

Эта запись была опубликована 24.06.2009 в 8:41. В рубриках: Новости.