(Очередные заметки об очередном Грушинском)

Данный текст в целом и все его фрагменты в отдельности (кроме прямых цитат) выражают только мое личное мнение и не являются позицией какой-либо структуры или группы людей. Собственно, то же самое относится ко всем моим текстам, но здесь я вынужден оговорить это особо, так как по ходу изложения вынужден буду упомянуть о своей деятельности в некоторых командах и инициативных группах.

Свершилось?

Последние несколько лет меня не покидало ощущение, что деградация, "испошление" Грушинского фестиваля, о которых мы так любим поговорить, прошли свой пик, и атмосфера на нем начинает понемногу улучшаться. До сих пор я боялся высказать это вслух, объясняя сам себе, что просто я либо "принюхался", либо перестал выходить за пределы тех немногих островков, где с атмосферой всегда было все в порядке — Второго канала с его сценой, Детской республики и стоянки ЦАТа. Сегодня я говорю со всей ответственностью: да, стало лучше. Фестиваль далеко не таков, каким бы мы хотели его видеть (и не знаю, будет ли он когда-нибудь таким), но от самого себя пятилетней давности он отличается очень резко и притом в лучшую сторону.

Самый разительный факт: за все время, проведенное мною на Грушинском, мне не попалось НИ ОДНОГО орущего приемника или магнитофона, кроме как на торговой поляне. Я, конечно, специально их не искал и поклясться, что их в самом деле ни одного не было, не могу, но еще пару лет назад от них было некуда деваться. Я не знаю, как и за счет чего это достигнуто, но факт — налицо. И вряд ли тут сработали какие-то запреты и конфискации — во-первых, никто об этом ничего не слышал, а во-вторых... В какой-то момент я поймал себя на том, что оборачиваюсь, когда слышу матерщину в полный голос — опять же пару лет назад мне бы пришлось крутить головой непрерывно. Поскольку предпочитаемую лексику на таможне не конфискуешь, принцип Бритвы Оккама требует предположить, что и от включения электронных акустических загрязнителей граждане воздерживались сами.

Невменяемых "тел" и вообще шпаны на фестивале было немало, но не было ощущения, что вся толпа состоит в основном из нее. И если пять лет назад, найдя редкий костер, где поют что-то человеческое, можно было не сомневаться, что там стоят твои знакомые, то сейчас костры со вполне пристойным репертуаром составляли явное большинство. Может быть, это связано с тем, что в этом году на Грушинский добралось поменьше народу — "всего" 100 — 110 тысяч (по оценкам милиции). Глядишь, если его посещаемость сократится тысяч до 70 — 80, это будут именно те люди, которых там хотелось бы видеть...

Но дело не только в контингенте. Примерно тот же состав жюри, что и во все последние годы, выдал очень небольшой список новоиспеченных лауреатов, в котором практически не за кого краснеть (кроме одного исключения, о котором речь чуть ниже). ДимПалыч вывесил его здесь вместе с реестром наших второканальских "фаворитов", так что все уже могли обратить внимание, что авторский дуэт сестер Вотинцевых триумфально прошел по обоим каналам. (Тут случай действительно особый: Вера и Нина обладают, помимо прочих талантов, редким и завидным даром быть одинаково органичными и у костра, и на сцене огромного зала.) Другой лауреатский дуэт — исполнительницы из Томска Ирина Абушаева и Марина Томилова — стали нашими фаворитами год назад.

К сожалению, на Второй канал никогда не приходил еще один лауреат этого года – Александр Баль из Могилева. Тот самый, который три года назад победил в номинации "Авторы" на первом "Петербургском аккорде". Помнится, я тогда, будучи (как и все) категорически не согласен с таким решением, тем не менее, решительно возражал тем, кто считал его пустышкой, начинающей попсой. С удовлетворением отмечаю собственную проницательность (впрочем, ошибаться тоже бывает приятно, о чем ниже) — то, что Баль показал в этом году на Грушинском, убедило и людей повзыскательнее моего.

Наталью Колесникову (кстати, господа воронежцы, подскажите: она Колесникова или Колесниченко? в документах Грушинского она значится то так, то эдак!) — я услышал только уже как лауреата. Не могу сказать, что она меня потрясла, но и оспаривать решение жюри тоже не взялся бы. Я, правда, не знаю, кого отсеяли на трех этапах прослушивания, но я еще год назад зарекся говорить, что, мол, надо было дать приз не тому, а этому. Тем более, что на Грушинском у меня есть отличная возможность поучаствовать в "раздаче слонов" по собственному вкусу. А ругаться имеет смысл тогда, когда в качестве эталона нам преподносят нечто вовсе бездарное или не имеющее отношения к авторской песне.

(ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ. Нам вообще пора прощаться с пониманием лауреатства как победы в турнире. Как пишет Владимир Новиков, эпитет "любезнейший" не означает чемпиона по любезности. Вот и диплом лауреата — не справочка о том, что на данный год лучше этого человека никого не нашлось, а ручательство данного конкретного жюри, что этот человек обладает определенным уровнем таланта и мастерства, и его стоит послушать. Не более того. И не менее.) Под последний случай более-менее попадает пятый лауреат — задорный американо-канадо-британо-датско-российский квинтет "Мост любви". По слухам, его участники — мормоны, и в это нетрудно поверить — ведут они себя именно как проповедники какой-нибудь энергичной конфессии. Дело, впрочем, не в этом, а в том, что, несмотря на прямо декларированную в одной из песенок симпатию к бардам, репертуар "Моста любви" роднит с нашей песней разве что самодеятельное происхождение. Его победу можно списать разве что на хроническую слабость оргкомитета и жюри Грушинки к многолюдным заграничным ансамблям — вне зависимости от качества.

Сюрпризы и разочарования

Хотя общая численность Грушинского несколько уменьшилась, популярность Второго канала, и без того росшая каждый год, резко подскочила. Если в прошлом году мы прослушали 92 номера, то в этом к нам записалось более 150. (Правда, реально спели где-то 127 или 128, но не потому, что мы сломались — сами записавшиеся не пришли; последних мы дослушивали уже в воскресенье.) Часть времени мы работали одновременно двумя бригадами; если так дальше пойдет, в будущем году это придется делать с самого начала. Плюс вечерний костер "Находка дня", на который приглашаются все "кандидаты в фавориты", выловленные за день. Потом при решении их судьбы право решающего голоса все равно имеют только те члены жюри, которые слышали их днем, но это нововведение позволяет соотносить потенциальных фаворитов друг с другом и более-менее сохранять единство оценок. В общем, на будущий год всего остального, что будет на Грушинском, я, похоже, вовсе не услышу.

Где-то ближе к концу работы я упираюсь глазами в очередную заявку и читаю: "Матвеев Евгений Валентинович, Пермь, автор музыки, с ансамблем". Ого, думаю, какие совпадения бывают: и зовут человека так же, как его знаменитого собрата по цеху бардов-композиторов, и живет он в том же городе, и тоже с ансамблем поет. Потом вижу заявленные песни... Нет, думаю, таких совпадений не бывает, это кто-то решил нас разыграть — написал заявку от имени Евгения Матвеева. Тут подходит очередь этой заявки — и пред нами появляется трио Евгения Матвеева собственными персонами...

Мы, конечно, не стали повторять "подвиг" жюри основного конкурса двухлетней давности, отказавшем в лауреатстве Захарченко и Капгеру: отныне трио Евгения Матвеева — фавориты Второго канала. И не потому, что Матвеев — это имя и школа, а потому, что для меня, например, одна из спетых нам тогда песен ("Не ходите, мальчики..." на стихи Юнны Мориц) уже много лет входит в круг любимейших. (И причиной тому не только исключительно сильные стихи, но в не меньшей степени и то, КАК они их поют.) Но вот зачем они к нам приходили, мы так и не поняли. Неужели только потому, что в их обширнейшей коллекции всевозможных наград не хватает дипломчика от Второго канала? Лестно, конечно, но в то же время и чуднО...

К фаворитству ансамбля Матвеева мы относимся вполне серьезно, но называть его нашим открытием этого года было бы даже не наглостью, а абсурдистской шуткой. В значительной мере то же самое относится и к Вотинцевым — я не знаю, были ли у них до сего лета награды за пределами Уральского региона, но слышали — и их, и о них — уже многие. (Мне кстати, интересно: а была ли у них стадия ученичества, творческой неровности? То, что услышали мы — работа сложившихся мастеров.)

Отчасти знакомо нам было ульяновское исполнительское трио "Светлица" — две из трех его участниц (Елена Ушакова и Анна Савченко) уже стали нашими фаворитами в 1996 году. И даже странный московско-казанский ансамбль переменного состава "Чересказань", как выяснилось, сложился вокруг нашего фаворита того же года Татьяны Пучко и ее песен. Хотя вот тут лично для меня было... не то чтобы открытие, но важный нюанс: я убедился, что то, что мне нравится из песен Тани — это не случайные удачи, а нечто цельное.

Это, кстати, немаловажно. В этом году на Втором канале я послушал кое-кого из тех, кто в разное время заставил меня пережить радостное удивление — и не раз.

Все мои надежды сбылись. "Ведьма" Натальи Колышкиной была по-прежнему великолепна, и мои коллеги почти единогласно отметили ее как фаворита. Но вторая, более поздняя песня Наташи показалась мне куда менее убедительной. (Впрочем, от окончательных выводов я воздержусь — теперь у меня, слава богу, есть кассета, и я послушаю ее побольше). Поразившие меня три года назад уфимцы Роман Зарудий и Тимур Хабибуллин (за это время к ним присоединился Кирилл Петров, и теперь это называется трио "Уфа") тоже прошли у моих коллег почти на ура — я во время обсуждения их старательно отмалчивался, как Ланцберг при обсуждении конкурсной судьбы его дочери (да, среди наших фаворитов этого года значится и Женька Ланцберг — и никогда бы такому не бывать, будь у нас хоть какие-то сомнения в том, что ее песни этого заслуживают). Но мне было совершенно отчетливо видно: за это время ребята очень сильно эволюционировали именно в сторону музыкального творчества — на мой взгляд, изрядно в ущерб поэтическому. Вплоть до того, что сейчас они уже не поют тех песен, которыми тогда покорили меня. Может быть, (ох, не хотелось бы!) наш диплом будет последним свидетельством их причастности к авторской песне...

Да, так я — об открытиях. Для меня они начались буквально с первых минут работы Второго канала — нашей первой "жертвой" была Лена Гурфинкель из Новочеркасска. Она спела пару песен по классическим сюжетам — все очень неплохо, грамотно, литературно умело. А затем был точный, лукавый и абсолютно самостоятельный "Адюльтер" с великолепными характерами героини и ее "предмета". Эта вещь заставляет меня ждать от Лены очень многого. Как и от Андрея Малышева из Красноярска, в песнях которого хоть и видны отчетливые следы повлиявших на него авторов (впрочем, это влияние довольно успешно "переваривается"), но очень хорошо слышен и его собственный голос.

Я ничего не говорю о наших фаворитах — композиторах и исполнителях, о тех, кто, "не дотянув" до фаворитства, блеснул песней, ходом, строфой, строчкой — мне очень хочется сказать и о них, но так я никогда не допишу эти заметки. Но о трех случаях я сказать просто обязан. На Втором канале вышел парень из Ярославля, спел две песенки, в том числе одну — на стихи своей знакомой. Песня-то была, в общем, типа "на любые стихи — любую музыку". Да вот в том-то вся и штука, что стихи были НЕ ЛЮБЫЕ — их великолепие было видно даже сквозь бесцветную, дежурную музыку. (В скобках: мы-то каковы! Не только, значит, поэтическую беспомощность из-под музыкальной умелости извлекать умеем. В общем, сам себя с утра не похвалишь...) Я не знаю, кто такая эта Наталья Капитонова, все ли стихи у нее такие, или это — единственная удача и т. д. Если кто в Ярославле читает эту эху — сообщите про нее что-нибудь, а если есть тексты — киньте мылом. Или даже не мылом — оно того стоит. Я предлагал даже как-нибудь заочно ее отметить от имени Второго канала, но Ланцберг резонно возразил, что тогда такие же спецпризы надо было бы присудить Юнне Мориц, Борису Пастернаку и еще целому ряду поэтов, которые на наш канал не приходили, но их стихи были использованы конкурсантами.

Второй поразивший меня случай — самарец Толя Благовестов, один из победителей детского конкурса (костер "Находка" был общим для Второго канала и детского конкурса), автор музыки. Вообще интересных ребят в детской программе было немало, но Толя совершил неслыханную дерзость: он взял стихи, о которые обломали зубы многие очень сильные композиторы — симоновское "Жди меня". И клянусь, что это был самый точный и убедительный вариант музыки на эти стихи из всех, слышанных мною.

А третий — это Даша Марченко, выступавшая в каком-то из "сливочных" концертов. По поводу присуждения ей лауреатства на прошлогоднем "Петаккорде" я писал что-то в том духе, что все ее достоинства имеют отрицательную природу: она НЕ боится брать сильные "мужские" песни (Высоцкого, Анчарова), НЕ выглядит при этом смешной, НЕ пытается соревноваться с автором, но и НЕ ломает его замысел об колено. Все это правда, но теперь я знаю, что, по крайней мере, в лучших ее работах этим дело не исчерпывается — там рождается новое качество. "Песня о земле" Высоцкого ("Кто сказал: "Все сгорело дотла...") звучит в ее исполнении невероятно красиво и сильно, обнаруживая великолепную мелодию, совершенно оттесненную "за кадр" в авторском исполнении. (Это тем более удивительно, что песни, написанные Высоцким в расчете на собственное пение, исполнителям не удаются практически никогда.) Такое явно случается не всегда (она пела и еще что-то из Высоцкого, но я даже на запомнил, что именно — настолько это было слабее), но тем не менее я с радостью приношу свои извинения за ту, прошлогоднюю оценку. Всегда бы так ошибаться...

О таких "внеслужебных" открытиях я тоже мог бы говорить еще долго. (Разок я, услышав от стоянки дивный и вроде бы знакомый голос, исполнявший великолепные песни на стихи поэтов Серебряного века, специально вылез к сцене — и увидел неведомую мне жгучую брюнетку. И только подойдя вплотную, разглядел, что это перекрашенная Эльмира Галева.) Вообще концертные программы фестиваля были необычайно разнообразны и интересны — временами хотелось выть от невозможности послушать все, что они обещали. Но я ограничиваюсь тем, о чем невозможно промолчать.

Острая грань

О концерте на Гитаре и сопровождавших его скандалах я писать не буду — меня там не было, о происшедшем я знаю только с чужих слов. Отмечу лишь несколько нюансов.

Во-первых, меня поражает полная неадекватность наших гг. начальников... нет, не в нашей песне — тут-то как раз ничего удивительного нет, — а в представлениях о том, как воспринимаются их милые шалости на Гитаре. Зачем им так уж непременно нужно спеть какую-нибудь дрянь (а то и кабацкого певца с партийным гимном вытащить), почему нельзя ограничиться кратким приветственным словом? Ну ладно бы все это делали какие-нибудь пресс-секретари или начальники избирательных штабов — им нужно чем-то отчитаться, а истинный результат их может вовсе не волновать. Но ЭТИ-то должны понимать, что в пропагандистском смысле они работают строго против себя! Это же их профессия, черт бы их всех побрал! Да, можно выкрутить руки Кейльману и заставить его еще и глупо улыбаться и хлопать в ладоши — но ведь все, кто это видел и слышал, вынесут с концерта стойкое отвращение к автору подобного действа! Если они даже этого не понимают — какие они, к чертям, "публичные политики"?!

Во-вторых, когда Никитин от имени жюри высказал Кейльману на итоговой пресс-конференции свое резкое "фе" за выпуск на сцену Джигурды и местного попсаря с характерно-уголовным псевдонимом Самарский, многие — и прилюдно, и потом, в разговорах — удивились. Мол, кто бы говорил — сами "Грассмейстера" на Гитару выпустили, "Мост любви" в лауреаты провели... Меня жюри в пресс-секретари не нанимало, и вопрос этот я ни с кем из них не обсуждал. И тоже, кстати, считаю, что "Мосту любви" нечего делать в лауреатах. Но все же между этими двумя группами "чужаков" я усматриваю принципиальную разницу. И жизнерадостные мормоны, и исполнители кантри смотрелись на Грушинском довольно странно, иногда — неуместно и комично, но не ПОШЛО. В то время как оба гостя из Зазеркалья излучали пошлость от первой до последней секунды пребывания на сцене. Вот эта-то нестираемая грань и отсекает допустимое от недопустимого — по крайней мере, на мой личный взгляд. Не знаю уж, чем там Сергей Яковлевич руководствовался, но думаю, что примерно тем же.

(Нота-бене, точнее, в данном случае, нота-мале: если бы пошлостью были отмечены только выступления политиков и попсарей! Слушать, как не кто-нибудь, а Александр Дольский толкает свою "Песенку призывника", не только по мысли, но и по композиции, по стихотворному размеру и даже по мелодии неотличимую от популярной лет 20 назад песни неизвестного автора на ту же тему ("чуть быстрее я пойду — задыхаюсь на ходу, не в порядке мой коленный мениск, как увижу врага — подгибается нога, и вдобавок я еще морфинист!" и т. д. — помните?) было просто непереносимо. О концерте лауреатов прошлых лет и вовсе говорить не хочется — скажу только, что вот тогда-то я окончательно убедился, что ни черта я не "принюхался", а в самом деле нынешние лауреаты гораздо приличнее.)

Другой предмет большого скандала я все же видел собственными глазами, хотя и не на Гитаре. В субботу, когда мы сидели в жюри Второго канала день напролет, Детская республика организовала нам подкормку, и мы по одному бегали от столика жюри к обеденному столу и обратно. Так вот сижу это я за столом, хлебаю супчик и вдруг вижу: в укромном уголке между палатками три симпатичных девицы в кокетливых марлевых юбочках отплясывают канкан, а аккомпанирует им не кто иной, как Александр Андреич Дулов, и на лице у него написано такое удовольствие! В первый момент я было решил, что это у меня глюки начались — от чересчур интенсивного знакомства с песенным творчеством масс... Потом оказалось, что это была репетиция. Дулов написал на стихи Сергея Крылова песню — прощальный монолог зарплаты Передрюскина (это такой сквозной герой большого цикла новых стихов автора "Желтого цыпленка" и "Маленького трубача"). Песенка получилась, может, и не бог весть какая по глубине художественного анализа затронутых социальных проблем (уф-ф!), но смешная и стильная. А поскольку музыка у Дулова вышла вполне канканная, он решил заодно спародировать ПНВ — объявил этот номер частью проекта "Песни и пляски нашего века" и снабдил его исполнение вышеупомянутой подтанцовкой. Так это и было исполнено на Гитаре. Разговоров потом было — почти как о Джигурде и Самарском. Костромин, стоявший во время исполнения номера на сцене (он аккомпанировал Дулову), говорил, что впервые на его памяти Гора не сумела отреагировать на что-то как единое целое.

Что ж, значит, Александра Андреича можно поздравить с первым успешным применением в авторской песне одного из самых модных приемов современного искусства — арт-провокации. (Если кто не знает, что это такое — каждому из нас хоть раз в жизни в ответ на недоуменный вопрос "зачем ты это делаешь?" раздраженно огрызались: "Чтобы ты спросил!". Так вот, если бы этот ответ был правдивым, это и означало бы, что ваш собеседник занимался арт-провокацией.) Надо или не надо было это делать — это уже другой вопрос. Но выглядело все вполне симпатично.

В общем вот. Где-то здесь надо было бы ставить ударную концовку, но у меня ее нет. "А где ж мораль? А нету вот морали!" ((с) В. Певзнер). Впрочем, извольте: обсуждая задним числом происходившее в этом году на Грушинском, мы с Костроминым пришли к формуле "хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем ожидалось".

С чем всех и поздравляю.