В России есть только одна точка, где ежегодно добровольно собираются сто тысяч абсолютно разных людей

Грушинский фестиваль, ежегодно проходящий в первые выходные июля на Мастрюковских озерах под Самарой, принято считать самым массовым праздником авторской песни. И это правда. Как, впрочем, и то, что весьма заметная доля его участников имеет к этой песне весьма отдаленное отношение. С одной стороны, Грушинский — традиционное и довольно удобное место встречи наиболее активных членов песенных клубов от немецкого Дортмунда и израильского Ашдода до Владивостока. С другой — все они, вместе взятые, составляют дай бог процентов десять от общего числа обитателей эфемерного палаточного города. Остальное — просто жители Самары и Тольятти, приехавшие провести выходные на природе, поучаствовать в знаменитой тусовке и послушать на халяву заезжих звезд.

Несколько сот молодых дарований, соблазненных кажущейся простотой жанра и возможностью за пару дней воспарить от полной безвестности до права стоять вровень с классиками, участвуют в фестивальном конкурсе. Истинные открытия вроде москвички Ксении Полтевой (успевшей, впрочем, стать известной любителям жанра еще до Грушинского — см. "Итоги" от 6 июня сего года) требуют отдельного разговора, но и помимо них бывает немало интересного. В этом году, например, довелось услышать автора, чьи песни при надлежащем оформлении можно было бы с успехом выдавать за неизвестные творения короля танго и фокстротов Оскара Строка (которого автор мог слышать разве что уж в самом раннем детстве). В культурном отношении такие люди (а среди толпы конкурсантов попадаются авторы, сохранившие в завидной свежести стиль массовой советской песни или туристических попевок 60-х) являются редчайшими реликтами, живыми ископаемыми вроде знаменитой кистеперой рыбы. Государство должно было бы брать их под охрану. Большинство участников конкурса предпочитает, конечно, более расхожие образцы (выбирая обычно между классической авторской песней, русским роком или фолк-роком и последней волной попсовых шлягеров). В процессе общения с жюри до мальчиков и девочек постепенно доходит, что занудство про стихотворные размеры, которое они проходили на школьных уроках литературы, имеет, оказывается, прямое отношение к песенным текстам, что "свежий запах любимой" и "запах свежей любимой" — это не одно и то же и т. д. Доходит, правда, не до всех — некоторые, в свою очередь, пытаются просветить жюри, что, мол, это все неважно, тут главное другое...

Миссионерство вообще характерно для Грушинского — в том числе и в самом прямом смысле. Более других, пожалуй, заметны самарские кришнаиты, "окучивающие" фестиваль чуть ли не все постсоветские годы. Их деятельность явно плодотворна: в этом году фигур в розово-оранжевых тогах было заметно больше. Представителей прочих известных конфессий заметно не было, зато регулярно попадались самодеятельные проповедники, толкующие что-то (иногда — под гитару и со сцены) об астрале, ауре и необходимости быть добрым. Да и вообще никогда не знаешь, в какой момент нарвешься на очередного просветителя и во что именно он тебя попытается обратить. Автор этих строк был свидетелем того, как некий человек, проходящий мимо чужой стоянки, увидел на ней раскрытую книжку Михаила Щербакова — и немедленно, со словами "а, вы любите стихи, а вот знаете ли вы такого автора..." приступил к пропаганде поэзии Бориса Гребенщикова.

Активность политиков в этом году была минимальной, хотя, по словам начальника сводного милицейского отряда, на кого-то все-таки составили протокол за незаконную агитацию (на последний день фестиваля приходились выборы губернатора Самарской области, из-за чего действующий губернатор Титов даже пытался договориться с оргкомитетом о переносе всего действа на неделю, но вовремя понял, что с таким же успехом можно просить Волгу денек не течь). Именитые гости Сергей Кириенко и Олег Сысуев (последний неизменно помогает Грушинскому уже много лет) тихо отсидели главный концерт и уехали, не привлекая к себе внимания. Зато, как обычно, пышно цвела торговля: "профильная" литература и аудиовидеопродукция, сувениры, игрушки и особенно — еда, от сухой крупы до домашних щей. Грушинский — страда для самарских мелких торговцев, за три дня собирающих на нем чуть ли не среднемесячный доход.

Усилиями всех этих людей — организаторов, спонсоров, сочинителей, проповедников, агитаторов, торговцев и просто отдыхающих — то, что начиналось 32 года назад как сбор друзей погибшего туриста Валерия Грушина, переросло в праздник для всех, в такую же достопримечательность, как карнавал в Рио или Октоберфест в Мюнхене. Для России же феномен Грушинского и вовсе беспрецедентен: ну где еще в ней найдется место, в котором ежегодно собирались бы сто тысяч человек — за чем бы то ни было, но по собственной воле?

Кирилл Спешник