Когда однажды июльским утром 2009 зазвонил мой мобильный телефон, я и предположить не мог, что уже спустя несколько часов буду сидеть в одной из минских телевизионных студий под прицелом софитов и кинокамер и размышлять на тему весьма неожиданную. Неожиданную, по крайней мере, для меня...

Звонивший мужской голос сообщил мне, что беспокоят меня из продюсерского киноцентра, который по заказу общенационального канала белорусского телевидения готовит сейчас цикл передач под названием "Песни Победы". И что именно в эти дни идёт монтаж одной из таких передач, посвящённой военным песням Владимира Высоцкого, и меня просят поделиться своими впечатлениями по этому поводу.

— Простите, — сказал я. — Но что такого особенного я смогу рассказать зрителям Вашей передачи?

— Ну, как же, — улыбнулся вежливый голос. — Мы знаем, что Вы вот уже многие годы поёте Высоцкого со сцены и даже на немецком языке. И нам это весьма интересно. Как же такое случилось?

В общем, я решил появиться в студии и рассказать о том, на первый взгляд, весьма странном событии, подтолкнувшем меня много лет назад, в начале 90-х годов включить в концертную программу одну из песен Владимира Высоцкого, причём на немецком языке. Мне казалось, что моё предстоящее интервью будет длиться буквально несколько мгновений, поскольку история, которую я хотел бы рассказать, была проста и коротка. Но интервью обернулось почти часовым разговором и о моём детстве, в котором впервые прозвучали песни Владимира Высоцкого, и о его минском концерте 1979 года, на котором посчастливилось побывать, и многом-многом другом...

Кстати, о моём детстве. Оно было весьма обычным, если не считать того, что я сочинял стихи. По мнению моих сверстников-мальчишек, это было занятием недостойным настоящего мужчины. Вот песни — это другое дело. Правда, тогда, в начале 60-х годов гитары звучали во дворах не так часто. Всеобщий гитарный бум был лишь на подходе. Во многом это объяснялось тем, что петь было просто нечего. Магнитофоны с записями будущих бардов ещё не пришли в дома простых советских граждан. Эстрадные песни казались нам, пацанам чужими, разве что цыганские романсы будоражили юные умы своими почти эротическими признаниями в любви. Да какие-то блатные песенки типа "Цыплёнок жареный", пришедшие из времён НЭПа, пелись в подворотнях мной и моими друзьями. Но они совсем не требовали гитарного аккомпанемента.

Впрочем, я говорю о "провинции". Наверное, где-то там, в Москве и Ленинграде уже вовсю звучали гитары, и мои сверстники пели молодого Окуджаву и Визбора, и совсем юного Владимира Высоцкого.

А потом был год 1967. И на экраны Советского Союза вышел фильм Станислава Говорухина "Вертикаль" с песнями, которые взорвали тогда наш мальчишеский мир. И мне захотелось петь эти песни. Петь не просто, а под гитару. Захотелось сочинять такие же песни и быть похожим на тех мужественных людей, покоряющих горные вершины, для которых слово "друг" означало что-то очень важное, и уж никак не ассоциировалось с названием сигарет. И очень хотелось быть хоть немножко похожим на этого бородатого альпиниста с хриплым голосом, которого сыграл в фильме 28-летний Владимир Высоцкий.

И гитара за 7 рублей 50 копеек была куплена мной в ближайшем магазине "Культтовары". И бедные мои родители вынуждены были ежедневно слушать песни о вершинах, снежных лавинах и о друге, который оказался вдруг непонятно кем. Параллельно мною были положены на три аккорда все мои стихи, написанные за несколько лет. И пытка родителей терзанием струн и хриплым исполнением своих произведений продолжалась.

С появлением первого катушечного магнитофона "Комета" голоса бардов, кажется, поселились в нашем доме навечно. Однако многие голоса так и не обрели своего имени, поскольку были весьма похожими друг на друга, наверное, из-за отвратительного качества записи их песен на магнитофонных лентах. И лишь голос Высоцкого спутать с чьим-то другим было просто невозможно.

Тогда, в конце 60-х в узком кругу друзей я с удовольствием пел всех и вся. Доставалось от меня и ироничному Визбору, и мелодичному Окуджаве, и мужественному Высоцкому...

Уже потом, шагнув на настоящую сцену, я убрал из репертуара песни других бардов. И первыми ушли песни Владимира Высоцкого. Уже тогда я понимал, что мой лирический тенорок весьма неубедителен для этих песен, ведь в ушах любого человека, живущего в нашей стране, звучал голос автора. И этот голос был эталоном.

Кстати, и по сей день я весьма скептически отношусь ко всем попыткам исполнения песен Высоцкого кем бы то ни было, будь это эстрадные звёзды или знаменитые драматические актёры. Любое сравнение — не в их пользу. Голос Высоцкого неповторим не столько своим тембром, сколько своей энергетической составляющей. Лирический герой его — это, прежде всего, сильная личность, которому безоговорочно веришь, даже когда песня исполняется от лица уголовника, раненного волка, самолёта или микрофона. Высоцкий в своём пении — всегда настоящий. Когда я слышу, как современные звёзды российской эстрады пытаются хрипеть его песни, то я почему-то слышу лишь истерику. Хриплое же пение Высоцкого настолько органично, что воспринимаешь его как музыкальный инструмент, без которого оркестр просто не может обойтись.

Я вспоминаю 1979 год. Приезд в Минск театра на Таганке и тот единственный живой концерт Владимира Высоцкого, на котором мне посчастливилось побывать. Потрясение от концерта было невероятным.

Для меня тот концерт был почти мистическим событием. Будучи обладателем билета на первом ряду, я практически находился в двух метрах от человека, чей голос жил в моей квартире долгие годы. И вот этот голос материализовался и стал частью певца у микрофона. Живой Высоцкий странным образом не соответствовал своему голосу. Казалось, что столько силы и страсти не может вместиться в этом небольшом человеке. И всё же все мы, сидящие в зале, обожали его.

Спустя несколько дней, благодаря страшному везению, мне удалось раздобыть билет на постановку "Гамлета" на сцене минского Окружного дома офицеров. На сей раз пришлось сидеть в самом конце огромного зала, акустика которого совсем не была предназначена для театральных спектаклей. Реплики актёров были неразборчивы, порой почти не слышны. И лишь появления Владимира Высоцкого делали спектакль праздником. Его монологи, кажется, пробивали вату в ушах. Он не просто проговаривал слова пастернаковского перевода Гамлета, он пел свои монологи, как будто его голос был подключён к радиоаппаратуре. Выходя из зала, я подумал, что никогда не стану петь его песни со сцены, потому что, так как он — не споёшь, а петь по-другому эти песни — просто нельзя.

И всё же песни Владимира Высоцкого однажды вернулись ко мне. И это возвращение было будто напророчено им в одной из его же песен:

Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах —

Я, конечно, спою — не пройдет и полгода...

Впрочем, вернулись песни Владимира Семёновича в мой репертуар, увы, не через полгода. Потребовалось более 20 лет, чтобы понять, как они нужны мне и особенно там, на сцене. И случилось это, как ни странно, в Германии.

Уже канул в Лету Советский Союз. Уже случилось то, что должно было случиться в моей жизни и жизни моей семьи, а именно, уход на профессиональную сцену со сжиганиями мостов за спиной. Уже лирический дуэт Галины и Бориса Вайханских записал и издал на всесоюзной фирме грамзаписи "Мелодия" два больших виниловых диска со своими авторскими песнями. Но, увы, уже не было почти никакой песенной работы в постсоветском пространстве.

Это было по-настоящему трудное время. Трудное, потому что казалось: то, чем мы занимались последние годы, уже никому не нужно. Но как случается в сказках со счастливым концом, однажды в нашем доме зазвонил телефон, и добрый волшебник голосом одного из наших старинных друзей предложил нам показать свои песни каким-то немецким продюсерам. И мы уехали в свою первую зарубежную гастрольную поездку, где нашими зрителями стали люди, не знающие ни русского, ни белорусского языков, но зато прекрасно говорящие на своём родном немецком.

Вместе с нами в эту поездку отправилась и наша 10-летняя дочь Катя. Помнится, собираясь в тот вояж, мы почти насильственным путём заставили ребёнка выучить одну из наших песен на немецком языке. Собственно говоря, это была песенка на стихи одной немецкой поэтессы, которую мы прежде пели в переводе на русский язык. Теперь Катя представляла это произведение уже на языке оригинала.

Вспоминая те первые выступления, у меня в памяти постоянно всплывают лица наших зрителей. Они были умиротворёнными и ласковыми. Они нас слушали внимательно и сочувственно. По всей видимости, это сочувствие было связано с тем, что наши концерты проходили в рамках программы "Помощь детям Чернобыля". Тогда это было актуально, и щедро финансировалось богатым немецким государством.

Но вернёмся к лицам наших зрителей. Они меня смущали. Ведь концертная программа почти полностью была представлена песнями на русском языке. И я понимал, что, несмотря на то, что зрители так бурно аплодируют после каждой песни, они не могут оценить наши стихи, а значит и полностью понять смысл наших песен.

Уже тогда возникла идея вводить в наши будущие концертные программы в Германии песни на немецком языке тем более, что мы получили приглашение спустя полгода вновь приехать в эту страну.

Поначалу мы ринулись на поиски хорошего переводчика, который смог бы достойно перевести наши песни на немецкий язык. И, кстати, поиски увенчались успехом, и несколько таких переводов было сделано. Но, увы, хороший переводчик и хороший поэт — это две разные профессии. Впрочем, на мой взгляд, хороший поэт — это совсем не профессия!

И тогда нам в головы пришла идея включить в свои концерты песни на стихи любимых нами поэтов, причём не только поэтов пишущих на немецком языке, но и отечественных поэтов, которых много и хорошо переводили. И мы запели Цветаеву и Ахматову, Пастернака и Мандельштама... Затем неожиданно нам в руки попались, изданные в Германии, книги с переводами песен Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого...

Решиться на то, чтобы запеть со сцены Окуджаву, было совсем нетрудно. Ведь его песни отличаются особой мелодичностью. Да и сама Окуджавская песенная философия была нам всегда очень близка. А вот снять собственное табу на исполнение со сцены песен Владимира Высоцкого удалось после долгих и мучительных размышлений. Для меня это был переход той незримой границы, которую я сам для себя когда-то воздвиг. С одной стороны меня успокаивала мысль, что немецкий зритель практически не знаком с творчеством Высоцкого. По крайней мере, отношение к этому русскому поэту для немцев не могло быть столь трепетным, как для меня. С другой стороны уж очень хотелось познакомить своих слушателей с этим удивительным явлением.

В общем, я начал с совсем не простой для исполнения песни "Моя цыганская" в переводе Мартина Реманэ. Кстати, немецкие переводы Реманэ, на мой взгляд, одни из самых лучших, и не только поэзии Высоцкого, но и Окуджавы. Несомненно, переводчик знает и любит песни, которые решился перевести, сделав их не просто понятными немецкому читателю и слушателю, но и сохранив первозданный дух стихотворения.

Помню, как осторожно я начинал исполнение этой песни. В голове звучал голос Высоцкого. Был большой соблазн запеть хрипло и в его стилистике. Слава Богу, у меня хватило мозгов не пойти по этому пути. К тому же сам текст подобно пружине раскручивал и темп песни, и её сюжет.

Где-то кони пляшут в такт,

Нехотя и плавно.

Вдоль дороги все не так,

А в конце — подавно...

По-немецки это звучало:

Pferde traben wie im Takt

schnaufend durch's Gelände.

Schlimm ist's auf dem weiten Weg,

schlimmer noch am Ende...

Песня закончилась, но зал молчал. А затем он взорвался такими аплодисментами, каких я никогда прежде не слышал на наших выступлениях в Германии. Люди подбегали после концерта и спрашивали: "А кто такой этот русский поэт Владимир Высоцкий? Какая его судьба?"

Надо сказать, что в последующих концертах, предваряя исполнение песен Высоцкого, я уже не ограничивался объявлением его имени. Рассказывал и о его ролях в кино и театре, о его судьбе, наполненной всенародной любовью, и о трагическом раннем уходе из жизни...

Сейчас в репертуаре нашего дуэта уже несколько песен Владимира Семёновича на немецком языке. Но у меня такое предчувствие, что это только лишь начало долгого пути в страну его песен.

Кстати, несколько лет назад специально для концертов в Германии мы записали и издали несколько CD с песнями на немецком языке. В каждый их этих дисков мы включили по две песни Владимира Семёновича. Каким-то образом об этих наших музыкальных проектах узнали в Польше в Музее Владимира Высоцкого, который расположен в городе Кошалине. Мы получили письмо от директора Музея пани Марлены Зимны. И теперь наши диски представлены в этом музее среди десятков других музыкальных альбомов, на которых песни Высоцкого звучат в переводах на многие языки мира. Исполнители из Японии и Израиля, Финляндии и Германии, Польши и Норвегии, Испании и Италии и других стран включают песни Владимира Семёновича в свои концертные программы и записывают их на диски. Самое парадоксальное, что диски Галины и Бориса Вайханских из Беларуси представляют песни на языке совсем другой страны.

Но, кажется, совсем скоро у нас будет повод записать новый альбом с песнями Высоцкого уже на родном языке. Мы приглашёны в качестве почётных гостей на традиционный 9-й Кошалинский фестиваль памяти Владимира Высоцкого, который состоится в январе будущего года. Мы пообещали, что поскольку будем представлять в рамках этого фестиваля нашу страну, то и петь будем Высоцкого по-белорусски, тем более что уже существуют замечательные переводы, сделанные народным поэтом Беларуси Рыгором Бородулиным. По нашей просьбе к этому переводческому проекту подключился и наш друг — поэт Георгий Лихтарович, отметивший наступление 2010 года несколькими прекрасными работами.

Кстати, хотелось бы сказать несколько слов о переводах Высоцкого на белорусский язык. Конечно, любой житель нашей страны в состоянии и без посредников оценить высокое поэтическое дарование Владимира Высоцкого. И, возможно, кому-то покажется странной сама идея с переложениями на такой близкий и понятный язык известных песен. Но мы не сомневаемся, что мелодичный и очень образный белорусский язык, который был близок и понятен поэту, привнесёт в его песни свои новые оттенки и краски. Ведь любое бережное прикосновение к Слову — это как признание в Любви, как благодарность человеку, память о котором вот уже 30 лет живёт в наших сердцах!

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых никто не бывал!

—————————————

Кіньце спрэчкі, спыніце дакоры —

Бо даўно для сябе я адкрыў:

Лепей гор могуць быць толькі горы,

Дзе ніхто аніколі не быў!