Юлий Черсанович Ким – безусловно личность. Причем личность такого масштаба, что не так-то просто обозначить границы его известности. Его знают не только в России, но и во всех уголках земли, где русскоязычное население. А если кто и не знает само имя Юлий Ким, то уж наверняка слышал хоть какую-то из его песен.

Впрочем, кореец по родовым корням, он одно время имел и другую, чисто русскую фамилию – Михайлов. Точнее, это был псевдоним, писать под которым Киму приходилось не от хорошей жизни. Так что если вам попадется в каком-то песеннике такое имя как Юлий Михайлов, то знайте: это все тот же "русский кореец".

Кима нельзя причислять к бардам в чистом виде. Он пишет свои песни не столько для "самовыражения души", сколько "под заказ" — для театра, кино. Это его работа, его увлечение и его жизнь. И все же он – бард. Более того, любители авторской песни уже давно возвели его в ранг классика.

Живой классик приезжает в Новосибирск не впервой. Начиная с достопамятного фестиваля 1968 года Юлий Черсанович нет-нет, да и заскочит в наш славный город – попеть свои песни, порассказать о себе и своих коллегах по сочинительству, театру и кино, пообщаться со своими многочисленными поклонниками. Вот и в этот раз он дал несколько концертов, в том числе в филармонии и Доме ученых, пообщался с журналистами, выступил в городском клубе авторской песни и в бард-кафе.

Общаться с Юлием Черсановичем приятно и просто. Если, конечно, не забывать, с кем общаешься и по возможности хотя бы выглядеть неглупым и воспитанным человеком.

Свое песенное творчество Юлий Ким начинал еще студентом. А учился он не где-нибудь, а Московском педагогическом институте, выпустившем в свет целую плеяду бардов во главе с Юрием Визбором. Киму посчастливилось тогда, в начале 60-х, войти в эту славную когорту.

Окончив институт, Юлий Ким получил распределение на Камчатку, где и проработал в школе положенных три года. За это время он успел не только посеять в душах камчатских ребят разумное, доброе и вечное, но и написать немало хороших песен (некоторые из них распевали по радио на всю страну: "На далеком севере ходит рыба-кит...", "А волна до небес раскачала мэрээс..." и др.)

Затем было возвращение в Москву и начало уже совсем другой жизни – чисто творческой. И были новые песни. В том числе и написанные в содружестве с профессиональными композиторами – Владимиром Дашкевичем и Геннадием Гладковым. Их пели герои кинофильмов и спектаклей, а подхватывал весь народ. Посему нередко случалось так, что песня затмевала имя своего создателя и становилась народной. А подлинный автор откликался на это со свойственным ему чувством юмора: "Алло! Русский народ у телефона".

Но давайте предоставим слово самому Юлию Киму

— Долгое время, целых шестнадцать лет, мне приходилось скрывать авторство за псевдонимом. В партийных и других контролирующих кругах я был известен как Михайлов, это имя полоскалось в передачах "Голоса Америки", "Свободы" и других "вражьих голосов". А на работе я был Кимом. Причем мое театральное и киношное начальство понимало, что Михайлов – это Ким, а Ким – это Михайлов, но закрывало на это глаза. Таким образом, Михайлов прикрывал Кима, а Ким. – Михайлова.

Все мои сверстники тоже, конечно, знали, кто такой Михайлов. А вот подрастающее поколение – не всегда. И время от времени я получал на концертах записки такого рода: "Мы думали, что эти песни написал Михайлов, а это, оказывается, ваши".

Булат Окуджава в 1985 году опубликовал в "Литературной газете" большой очерк обо мне под заголовком "Запоздалый комплимент". Там он с самого начала писал "Михайлов, Михайлов...", а где-то в середине очерка вдруг сказал: "Да что Михайлов, мы же все знаем, что это – Ким". Это, повторю, был 1985 год, горбачевское время... В том же году я стал подписываться своей "девичьей" фамилией, и псевдоним перестал действовать.

На вопрос, кто же он: бард, поэт, или кто-то еще, Юлий Черсанович ответил:

— Я добавил бы еще слово "прозаик". Вышла книжечка моей прозы, не очень толстая. Она не то чтобы предмет моей особой гордости, но я отношусь к ней с особенным чувством. Это проза мемуарная, но одновременно она – беллетристика, что мне дорого. До абсолютной беллетристики, с ее вымышленными героями, пусть даже имеющими прототипов, я пока не дорос. В драматургии это почему-то удается, а здесь – нет.

Еще учительство было моим профессиональным занятием после окончания пединститута, без малого девять лет. Я работал в трех школах. Первой была десятилетка в глухом камчатском поселке с населением две тысячи человек, на северной окраине полуострова. Там прошли первые три года моей педагогической деятельности, и это были счастливейшие годы. Впрочем, следующие пять с лишним лет в Москве тоже были хорошие. Я занимался преподаванием вовсе не спустя рукава, у меня была даже своя практическая грамматика (Юлий Ким по образованию – учитель русского языка и литературы – прим. ред.).

Вот еще некоторые вопросы журналистов и ответы на них Юлия Кима.

— Не привлекала ли вас карьера артиста театра, кино?

— У меня были случаи выступления в театре и кино. Это благодаря стечению обстоятельств. Однако настоящего актера из меня не вышло. Тут я – пас. В отличие от Визбора, который был награжден актерским даром самой природой. Безо всякого Гиттиса, не имея никакой актерской школы, кроме художественной самодеятельности нашего педвуза, он стал практически кинозвездой. Юрий Иосифович снялся во многих фильмах, в том числе и в главных ролях. И сыграл блистательно. А я сыграл в театре одну роль по моей пьесе лишь потому, что актер, исполнявший главную роль, вывихнул ногу на теннисном корте, и только я мог его заменить. Отыграл тридцать спектаклей вместо него, очень о себе возомнил, но потом понял, что это – не мое, что я не столько играю, сколько декламирую свои стихи. И как только созрела смена, я быстренько со сцены убрался. А в кино снимался по прихоти режиссера, в эпизоде. В одном случае это была роль без слов в фильме, соавтором которого я был. Сценарий был написан по моей сказке "После дождичка в четверг". Роль Кащея Бессмертного там играл Олег Табаков, а другую главную роль – шаха – Семен Фарада. При шахе стоял опахальщик – это я. В другом фильме, тоже по моей сказке "Раз-два, горе не беда", тот же Олег Палыч играет царя Ивана, Николай Караченцев – заморского короля, а я – заморского (китайского) врача. У меня была одна реплика: "Плёхо, очень плёхо!" Я сыграл свою роль очень хорошо. Думаю, на этом моя актерская карьера закончилась и уже не возобновится никогда.

— Есть ли занятие, которое вам хотелось бы попробовать?

— Хотелось бы поездить. И не столько по всей земле, сколько по всей России. Есть углы, которые пока не навестил. Хотелось бы также побывать и там, где бывал когда-то давно. Например, на Камчатке. Я никогда не был на европейском севере, не видел ни Архангельска, ни Словков, ни Кижей, ни Белого моря. Как-то так получилось, что в пушкинские места – Мекку русской литературы – я тоже не заглянул.

В этом году впервые в жизни побывал в Корее, в Сеуле. Туда я попал из-за большого интереса южных корейцев к моей персоне. Этот интерес у них ко всем корейцам или полукорейцам, вроде меня, к корейским диаспорам. Эти диаспоры довольно обширны, благодаря Иосифу Виссарионычу Сталину. В 1937-38 г.г. из Приморья почти все корейцы были вывезены в Среднюю Азию и там с течением времени значительно увеличились в количестве, а затем разъехались по стране. Возникли значительные диаспоры в Москве и особенно в Алма-Ате, Ташкенте – там дело доходит до двухсот-трехсот тысяч человек. И у коренных сеульских корейцев естественный интерес ко своим соплеменникам, живущим в диаспорах. Меня пригласил Пушкинский дом – есть там такой, организованный двумя людьми, мужем и женой. Это вполне автономное предприятие, частное, существующее безо всяких государственных дотаций. Они живут за счет обучения русскому языку. Сама хозяйка училась когда-то в Москве и очень недурно говорит по-русски. Они меня пригласили на несколько дней. Я там выступил с концертами. Я по натуре импровизатор, и обычно на концертах обращаюсь с программой довольно свободно, однако там от меня потребовали точного выполнения заранее составленной концертной программы. Потому что, оказывается, организаторы подготовили полный перевод на корейский язык всех моих "программных" песен и раздавали тексты всем зрителям. На первый концерт пришло 250 человек, на второй – 300. Было еще два больших концерта (для Южной Кореи это очень много). Зрители все песни мои понимали – благодаря розданным листочкам с переводом.

Как насчет "голоса крови"? Тут я должен развести руками – никак. Но если раньше, в Советском Союзе, я воспринимал корейцев как экзотическое племя, то в Корее они воспринимаются как европейцы. Сеул – огромный европейский город, если не обращать внимание на иероглифы и лица. Причем в нем нет центра – ни исторического, никакого другого. Огромный, десятимиллионный город, посреди которого течет река Хан. Равномерно расположенные 30— и 40-этажные небоскребы. Город Сеул – очень чистый, со множеством транспортных развязок, переполненный автомобилями, в которых сидят исключительно корейцы.

— Вы много пишете для отечественного кинематографа. Какая ваша последняя работа и какие фильмы, где звучат ваши песни, для вас самые любимые?

— Последняя моя работа в кино была в сериале "Идеальная пара". Музыку к песням писал Дашкевич. Это девять серий о благородных жуликах. Фильм поставила Алла Сурикова. А самые любимые фильмы – "Обыкновенное чудо", "Бумбараш" и "Двенадцать стульев".