— Лет десять назад многие знали вас не столько по песням, сколько по довольно популярной тогда телепередаче "Веселые ребята". Потом вы вместе с ней исчезли с телевизионного горизонта. Что случилось?

— Передача была действительно интересная, я бы даже сказал — прорывная для своего времени, свежая по картинке и по идеям. Но председатель Гостелерадио Лапин сначала закрыл ее на год, а потом новый руководитель Аксенов закрыл ее уже окончательно, сказав, что все это смехачество и подражание дурным образцам — непонятно каким, правда. То, что передача брала призы во Франции и еще где-то как лучшая молодежная развлекательная телепрограмма, не играло роли: призы до сих пор хранятся у кого-то, но общественность об этом не узнала. А для сложившегося творческого коллектива простой смертелен. И каждый из нас побежал своей дорожкой. Я лично плотно занялся бардовскими делами.

— И все ваши идеи так и сгинули?

— Самое интересное, что около трех лет назад мы снова собрались все вместе и сняли проект под названием "Серьёзные мужчины". Все соответствовало названию: работали очень серьезно две недели подряд в учебной студии ВГИКа, причем снимали на кинопленку, на "Кодак", планируя выпустить проект в разряде видеофильмов, а не телепередач. Если раньше "Веселые ребята" снимались в "обрамлении" студентов технических вузов Москвы, то на этот раз рядом с нами были Михаил Ефремов (МХАТ), Катя Рудберг (театр Вахтангова), Юрий Васильев (театр Сатиры), Елена Бушуева (МХАТ). Оператором у нас был Сергей Мокрицкий — один из лучших, я считаю, операторов сейчас на российском телевидении. В общем, коллектив был очень мощный, и фильм получился очень смешной. Но все упёрлось в итоге в презренный желтый металл. Спонсор, давший нам в долг под этот проект несколько сотен тысяч долларов, оказался на грани банкротства и теперь как держатель материала хочет за него хотя бы ту же сумму. Но после 17 августа она выглядит уже просто астрономической. Обидно, конечно.

— Ещё бы не обидно. Но душа ваша по-прежнему стремится к радио и телевидению?

— Нет, работать в штате я бы не хотел, лучше просто участвовать в каких-то проектах или передачах. У меня было, кстати, несколько разовых "вылазок" туда, когда приглашали. В этом году исполняется 10 лет с тех пор, как я ушел с радио, но вот сейчас приеду в Москву и начну делать свою авторскую программу на "Радио-1" — полчаса по субботам. Называться она будет "Смех смехом...". Хочу просто злобно подсмеиваться над всем, начиная с верхов и заканчивая поп-культурой.

— Вы в своей жизни много чем занимались. Но если бы вам сейчас надо было заполнять анкету, то что бы вы написали в графе "профессия"?

— Свободный художник. По образованию я историк, но после университета пошел в журналистику — сначала в многотиражку, потом в казанскую "Вечёрку". Перебравшись в Москву, попал на радиостанцию "Юность". С началом перестройки пришлось первому выходить в живой эфир в программе "Молодежный канал". Знаете, как страшно было? Хорошо помню это жуткое ощущение: как в тумане всё. Привыкли в записи на пленку работать, чуть что — сразу чик-чик и всё! А тут!.. Какие разборки были после каждого эфира, как начальство нас гоняло! Из-за чего я в конце концов и ушел, будучи уже заместителем главного редактора. Потому что чем выше поднимаешься по служебной лестнице, тем больше приходится ломать подчиненных. Тебя просто заставляют их ломать. А если ты с ними согласен? Так что работа в штате — это не моё. Я всё-таки — свободный художник.

— И главное в вашей жизни — авторская песня?

— На сегодняшний момент — да.

— Вы относите себя к профессиональным бардам?

— Конечно: уже десять лет, как я живу за счет концертной деятельности. Естественно, профессионализм предполагает несколько иную культуру общения в зале. Внутренняя энергетика авторской песни осталась, но общие законы сцены никто не отменял. Какой факультет ты окончил и окончил ли его вообще, никого не интересует: ты обязан быть артистом. Ведь люди пришли на тебя. На концерте возникает живая связь, частичку которой зрители и сам исполнитель должны унести с собой. Я всегда стремился к тому, чтобы в моих внешне веселых песнях были разбросаны такие крючочки, которые заставляли бы человека, отсмеявшись, подумать: а чего тут смешного? Ведь песня-то не о смешном. У меня в Киеве перед концертом был прямой эфир, позвонила вдруг одна девушка и спросила: а почему ваши смешные песни такие несмешные? Это дорогой для меня звонок...

— А с чего, собственно, началось ваше "бардство"?

— До университета я на гитаре не играл. Я всегда был послушным сыном, а мама, намекая на подворотни, говорила: "Леня, гитара — это бандитский инструмент". В университете познакомился с ребятами, которые играли на гитаре не так, как в подворотнях. И первые бардовские песни, которые я услышал, были песни Кукина. Я "запал" на них всей широтой молодой души и понял: это — моё. Стал учиться играть на гитаре, пел чужие песни, потом попробовал свои юношеские стихотворные увлечения пересадить на ту же почву. Показал друзьям, они говорят: вроде ничего. Вышел на самодеятельную факультетскую сцену, потом на городской уровень. В первый раз на Грушинском фестивале Никитин меня на плот не пустил, но я все равно бродил у костров счастливый, слушая Визбора, Клячкина, Егорова. Позже судьба подарила мне общение с Булатом Шалвовичем Окуджавой, которому я осмелился показать свою какую-то заумную вещь — что-то вроде поэмы из семи песен: громадьё образов, теснение духа. Он послушал и сказал: "Лёня, это не стихи". И дал мне понять, что сильная сторона Сергеева — в поиске и разработке сюжетов. Потом, когда я готовил к печати свою первую книжечку, мне очень помог Володя Вишневский, который ее редактировал. Тут я окончательно понял, что стихов писать не умею. Когда он приходил ко мне домой, то первым делом говорил: "Ну, готовь тазик — будем кровь пускать". И он этак по-доброму столько крови дурной из меня выпустил, что я на многое в поэзии посмотрел совершенно другими глазами.

— То есть, поэтом вы себя не считаете?

— Нет. Я пишу не стихи, а скорее песенные тексты. И то, что я играю, музыкой тоже назвать нельзя. Хотя недавно я начал работать с гитаристом Евгением Быковым. За четыре месяца мы сделали с ним программу по моей лирике. Он — классический гитарист, но тоже из авторской среды, уже поварившийся в нашем котле. Ведь выступать в паре с бардом очень сложно: надо высвечивать и обрамлять, но при этом не "забивать" барда, не перебарщивать с музыкой.

— А что — барды испытывают потребность в таком обрамлении?

— Знаете, время не стоит на месте. Раньше бардам хватало простой энергетики общения, тем более что основная нагрузка падает на текст. Когда-то Окуджава говорил, что авторская песня — это декламирование стихов под аккомпанемент гитары. И это определение соответствовало своему времени. Но авторская песня — это и своего рода камертон, точно отражающий все, что происходит в обществе и в самой авторской песне. Никто никогда не устанавливал её музыкальных рамок — дескать, если ты цепляешь на гитару лишнюю струну или, наоборот, снимаешь, то ты уже не бард. Берковский в свое время записывал песни с оркестром. Кукин выпустил свой альбом с электронной аранжировкой. А Никитин с оркестром Поля Мориа — "Под музыку Вивальди"? Мы с Мищуками тоже сделали диск под синтезатор, но на первом плане всегда остаются живые гитары. То есть возникла новая музыкальная культура в авторской песне. Мищуки два года назад ездили во Францию и выступали перед французами, которые не знали ни буквы по-русски, но слушали с большим удовольствием. Они слушали музыку и чувствовали энергетику слова. Ведь любая песня представляет собой триаду из слов, музыки и исполнения.

— Другими словами, музыка в авторской песне начинает играть все более активную роль?

— Да. И я считаю это признаком развития авторской песни.

— А на какой вообще ступени развития она сейчас находится?

— На моей памяти уже лет пятнадцать задают один и тот же вопрос: умирает авторская песня или не умирает? Я в октябре прошлого года две недели катался по Дальнему Востоку в составе первого в истории бардовского движения автопробега: творческая группа из 18 человек, 10 машин, 900 километров и 36 концертов. И когда я там узнал, что в одном только Приморском крае бывает 20 авторских фестивалей в сезон, то долго не мог придти в себя. О каком умирании авторской песни может идти речь при таких масштабах?

— И чем вы можете объяснить такой интерес к авторской песне именно сегодня? Казалось бы, у людей совсем другие заботы...

— Да, было 17 августа, был обвал рубля. Но вы знаете, какой сейчас театральный бум в Москве? А бардовская песня становится даже модной, чего раньше с ней никогда не бывало. Я вот вернусь в Москву, и нам с Мишей Кочетковым предстоит концерт в ночном фешенебельном клубе "Манхэттэн экспресс". Есть рядом с театром Маяковского бардовское кафе "Гнездо глухаря", где я встречал Сергея Юрского и других очень солидных людей. Растущий интерес к авторской песне — это, видимо, реакция на острый дефицит духовности в наше время. Изливающаяся с экранов попса уже порядком надоела. В связи с этим могу отметить, что на наши концерты приходит все больше молодёжи, которая тянется к нормальному слову, к нормальному общению.

— Это не может не радовать. И последняя тема нашего разговора: "Сергеев и Германия". Что вас роднит с этой страной?

— Во-первых, детские воспоминания. Отец у меня был военным, и с 1955 по 1959 год служил в ГДР. В Потсдаме я был уже достаточно большим, чтобы что-то помнить. У меня через несколько дней будет концерт в этом городе (интервью состоялось в середине турне — Авт.), и я хотел бы попробовать найти тот двор на Беллерштрассе, где прошла часть моего детства. В очередной раз я побывал в Германии уже много лет спустя, когда моя жена, профессор Московской консерватории, взяла меня с собой в Майнц, где у нее были мастер-курсы. Четыре года назад у нас были два концерта с Аркадием Михайловичем Аркановым во Франкфурте и Дюссельдорфе. Нынешние гастроли стали самыми продолжительными — концерты во многих городах, но вот самих городов-то я, к сожалению, и не видел. Немного удалось отдохнуть разве что в Любеке, а в остальном — обычная карусель: переезд, концерт, ночевка, а назавтра все сначала.

— Зритель в Германии отличается от российского?

— В крупных российских центрах авторской песни — Челябинске, Питере, Казани, Екатеринбурге — на бардовские концерты идут люди подготовленные, которые хорошо представляют, на что именно они идут. За границей же зритель идет порой не конкретно на авторскую песню, а на культурное событие вообще, просто на русскоязычное общение, по которому он соскучился. С другой стороны, именно за границей человек в большей степени способен оценить авторскую песню не только саму по себе, но и как часть российской культуры в целом.

— На этой мажорной ноте можно и закончить. Спасибо за разговор, будем рады вновь увидеть Леонида Сергеева у нас на Германщине.

— Позовёте — приеду.

Марк ИФРАИМОВ, Сергей ПРОКОШЕНКО

Любек