(Окончание. Начало в № 70)

16 часов 40 минут. Прекрасно понимаю тех, кто пришел взглянуть хоть краем глаза в последний раз на СВОЕГО поэта. В сердце постанывает жалость и бессилие чем-нибудь помочь, гнетет душу.

Люди есть люди, и кто-то до сих пор не хочет верить в случившееся, напирает: "А это правда он?" Потом конфузятся и сникают, если удается увидеть своими глазами.

Должны же люди понять, что нельзя здесь вот так! Вижу ребят в голубых рубашках оперативников, в милицейской форме — помогут!

Прошу напирающих раздвинуться влево-вправо от гроба на полшага. Даже эти полшага позволили бы начать движение. Скажешь: "На шаг!" — никто не сдвинется с места, потому что целый шаг сделать некуда.

Дышу в ухо молодому парню из оперативников, прошу его разыскать командира. Надо что-то делать. За десять минут от катафалка продвинулись на несколько метров. Процессия стоит. Гроб держат на руках. Только, было, начали немножко разбираться, двинулись вперед, как все опять перемешалось. Марину Влади с родственниками вообще оттеснили в сторону.

Появился знакомый парень со своим командиром.

Пытаемся поставить хотя бы человек по пятнадцать с обеих сторон, выстроить или, по крайней мере, обозначить коридор.

...Солнце клонит к вечеру. В синем небе по-прежнему безоблачно и светло. Все же удалось выстроить наподобие коридора, теперь хоть видно, куда идти.

Подходим к могиле. Тут ждет новое разочарование. У нас, в Зауралье, могилы роют аккуратно, отдавая дань человеку, стенки делают отвесными, да еще подполок деревянный, чтобы землю сыпать не прямо на гроб. Эта же походила больше на яму, вырытую наспех. Видимо, здесь так заведено...

В октябре 1980 года в "Комсомольской правде" (11.10.80) помещено стихотворение Андрея Вознесенского "Певец". Там есть такие строки:

Вокруг тебя за свежим дерном

растет толпа, вечно же

Ты так хотел, чтоб не актером —

чтобы поэтом называли.

Правее входа на Ваганьково

могила вырыта вакантная,

Покрыла Гамлета таганского

землей есенинской лопата...

Да, на Ваганьковском похоронен еще один российский талант — Сергей Есенин. А в стихотворении все точно, до мельчайших подробностей. Могила Высоцкого — первая справа в первом ряду от входа.

Первая справа...

У могилы подхожу к директору кладбища, спрашивая, какая нужна помощь. Оказывается, что здесь натиск толпы сдерживают люди с траурными повязками на рукавах. Они образовали вокруг гроба плотное кольцо.

Все слова уже сказаны, осталась одна нескончаемая боль и скорбь. Прощаются родственники, ближайшие друзья.

Как не растягивай время, а всему приходит конец. Закрыта крышка гроба. Прощай, ПОЭТ! Вырос холм из земли и цветов. Вот она, любовь людская! Теперь уже больше организованности. Сделано все, чтобы каждый мог поклониться могиле поэта, выразить свою признательность. В изголовье мраморная плита:

Владимир Высоцкий

1938 — 1980

Позднее рядом установят еще одну плиту со словами полученной ко дню похорон телеграммы А.Вознесенского:

Ты жил, играл

и пел с усмешкою,

любовь российская

и рана.

Ты в черной рамке

не уместишься.

Тесны тебе

людские рамки.

Через шесть лет будет воздвигнут бронзовый памятник (архитектор И.Воскресенский, при участии поэта А. Вознесенского, скульптор А. Рукавишников), а плиты уберут. Во дворе театра на Таганке останется лежать большая серая глыба твердого и звонкого, как металл, пегматита. Этот природный "камень Высоцкого" был найден в степи у Балхаша и доставлен в Москву многими и многими людьми самых разных профессий. Но родственники выбрали другой вариант памятника. Вздыбленные морды стремительно скачущих коней. Медленно спадающая с Высоцкого гамлетовская мантия, сзади просматривается дека гитары. Если смотреть на памятник слева, то кажется, что кони скачут во всю прыть. Зайдешь справа — остановились, встали на дыбы, глядя на тебя широко открытыми глазами. Многое в душе можно пережить, вглядываясь в памятник Высоцкому.

...18 часов. Поглядываю на часы. В 24.00 наша тургруппа в полном составе должна улетать в Курган. Директор кладбища оставляет на память траурную повязку, говорит: "Спасибо за помощь". Направляюсь к выходу и не могу, чтобы снова и снова не обернуться. Только успеваю заскочить в автобус, на котором приехал сюда, как он трогается. На сиденье возле мотора сидит мужчина с черными усами. Где-то я его видел? В театре. Это Семен Фарада.

— Куда теперь едете? — спрашиваю.

— На Таганку. Немного отдохнем, а вечером спектакль, посвященный памяти Владимира Высоцкого.

— Знаете, как умер Высоцкий? Никто толком объяснить не может, кто говорит, что от водки...

— Нет. В последнее время он совсем не пил. Не до того было. Программа напряженная, а кроме того он выступал сам. К вечеру, после репетиции, он почувствовал себя плохо, поднялось давление. Поехал на своей машине на дачу к матери. Она, видя его состояние, заставила отправиться домой и вызвать врачей. Он так и сделал. Врачи у него свои — друзья.

Начали сбивать давление. К полуночи давление стало спадать, пульс успокаиваться. К двум часам ночи в норме было и то, и другое. Все успокоились и уснули. В четыре часа утра не было ни пульса, ни давления.

Мы приехали в театр, артисты разошлись по гримерным. Марина Полицеймако, жена Семена Фарады, тоже артистка театра, стала уговаривать его отдохнуть перед спектаклем. Семен провел меня по всему театру, который еще находился в завершающей стадии ремонта. К старому зданию пристраивали новое, с раздвижными стенами, чтобы превратить улицу в продолжение сцены...

* * *

Меня могут спросить — что же ты молчал раньше, а сейчас расхрабрился? Хочешь пригреться к чужой славе? Напридумывал — и так могут сказать. Только вот придумывать мне было совсем ни к чему. Просто мне сейчас не хватает его все больше и больше. Память о нем остается со мной, и я хочу, чтобы она оставалась с другими. Эти воспоминания и самому нелегко дались, что-то упустил, где-то не нашел нужного слова. Написал по просьбе своих друзей, людей, которым рассказывал о Высоцком на встречах в кинотеатре "Спутник", в цехах и отделах завода. Спасибо редакции за предоставленную возможность.

В. Лагунов, инженер производства № 5

Из архива Сергея Демина