Записки коллекционера магнитиздата

Первые его песни я услышал примерно в 1965 году на квартире одного моего приятеля, сына известного ленинградского режиссера с киностудии Ленфильм. Правда, он утверждал, что это поет киноактер Евгений Урбанский, потому что в те времена ни о каком Высоцком еще и не слыхивали, а имя Евгения Урбанского уже было широко известно. Такие "приписывания" талантливых магнитофонных лент пока еще никому не известных исполнителей известным киноактерам – обычное дело в Магнитиздате. Помню, первые записи Юрия Визбора приписывались поначалу московскому эстрадному актеру-пародисту Филимонову, первые записи Александра Дольского – актеру Борисову и т.д. На той ленте, что была мне продемонстрирована под видом записи Урбанского, были записаны песни, которые я потом никогда уже не слыхал в исполнении В. Высоцкого, такие, как "И суд будет, и тюрьма будет" – блатная перефразировка лещенковского "Бурана", "Течет речка по песочку" – старинная цыганско-воровская песня, правда, в его варианте звучавшая несколько мрачновато, начисто лишенная цыганского надрыва и романтизации.

Все потом пели эту песню, даже А. Галич, правда, в своей интерпретации, более близкой к цыганскому варианту, но в исполнении Высоцкого она мне больше не попадалась. Известно, что в молодости к нему попало несколько тетрадей с настоящими лагерными и тюремными песнями, и он, основательно изучив их, стал петь эти песни для своих друзей, таких же начинающих актеров. Исполнял их Высоцкий и на студенческих капустниках, вот тогда-то они впервые и попали на магнитофонную пленку.

Уже тогда его талант исполнителя был настолько ярок, что любая песня в его устах становилась яркой и запоминающейся. Когда у меня впервые появилась магнитофонная лента с записью старых блатных песен в исполнении Высоцкого, не было ничего известно о нем, кроме фамилии, даже имени никто не знал толком, а я все ломал голову: кто же это так здорово поет песни уголовного мира? Не иначе, это должен быть человек из их среды. Пел он тогда в совершенно другой манере и иным голосом. Он еще не форсировал голос, пел в другом тембре и в минорно-протяжном стиле. Много было старых одесских песен: "Здравствуйте, мое почтенье", "Стоял я раз на стреме" и т. д. Пел он и "Товарищ Сталин" Юза Алешковского. Позже на этот же самый мотив написал он песню "В Пекине очень мрачная погода".

Постепенно среди всех этих, в общем-то, хорошо известных песен стали появляться какие-то совершенно незнакомые, чем-то отличающиеся от прежних. Это был уже личный вклад Высоцкого в этот вид творчества. Певец сам рассказывал на одном из своих концертов, что первая песня, которую он написал лично, была "Татуировка". Однажды, проезжая на автобусе по улицам Москвы, он из окна автобуса увидел парня в майке. На груди его был наколот небольшой портрет красивой девушки. Это и было толчком к "Татуировке".

Одна за другой стали появляться песни "За меня невеста отрыдает честно" – о переживаниях приговоренного к смерти, "В наш тесный круг не каждый попадал" – песня про стукача, "Город уши заткнул" – песня вора-домушника, "Я люблю так стоять у дороги" – песня грабителя, "Я был душой дурного общества" – песня налетчика и т. д. Почти все воровские специальности перебрал Высоцкий в своих песнях. Они, эти его первые "герои" – по-своему и "благородные", и "романтичные", и, я бы сказал, слишком "интеллигентные", чтобы быть уголовниками.

Первые песни носили чисто описательный характер, почти не выражая авторского отношения к героям. Но вот пошла следующая серия: "Помню, я в очко и стос играл", "И вот пришли они, сказали: "здрасте", "Желтые-лиловые", "Сколько блатных в нашем доме живет", "На Большом Каретном", "Купите мне билет до Монте-Карло", "Ну, о чем с тобою говорить?" и т. д. В этих песнях уже высказывается авторское отношение. Есть и ирония, и сарказм, и даже сочувствие, переходящее в сопереживание.

В серии песен об осужденных советским правосудием на различные сроки – "До свиданья. Таня, а, может быть, прощай!", "Ребята, напишите мне письмо", "Мишка Ларин", "Уголовный кодекс", "Все позади – и КПЗ, и суд", "Это был воскресный день" и во многих других – это сопереживание уже является основным мотивом создания самой песни. Через эти песни Высоцкий последовательно проводит своих героев от их окружения к преступлению, от преступления к наказанию, от наказания к искуплению через тюрьму и лагерную жизнь, от искупления к освобождению, а после освобождения – к окончательному разочарованию в безысходной жизни, в отчужденном обществе, которое и толкнуло в свое время на преступление:

Так зачем я так сильно

стремился на волю

В лагерях, в лагерях?

Ходят толпы людей, на людей не похожих,

Равнодушных и злых,

Я заглядывал в темные лица прохожих,

Ни своих, ни чужих...

Постепенно Владимир Высоцкий вырастает из блатных песен, которые нужны были ему как опыты. Герои его песен тех лет, каждая – небольшой рассказ, это, прежде всего, хоть и преступные, но личности. Может быть, именно поэтому блатные песни Высоцкого почти не прижились в настоящей уголовной среде, где истинные личности, несмотря на весь "героизм" их антиобщественных поступков, достаточно редки.

Отход от блатной тематики не был внезапным и окончательным. Следующим этапом песенного творчества Высоцкого явилось создание массы песен, где он опять-таки сначала просто изображает хулиганов, обывателей, пьяниц, наркоманов, сумасшедших и т.д. Он бичует, высмеивает, издевается. Часто его песни бьют не в бровь, а в глаз: от него достается и следователям, и прокурорам, и оперативникам, и милиционерам. О многом Высоцкий не побоялся сказать совершенно открыто, а Магнитиздат разнес его голос по всему Союзу.

© Рувим Рублев