В предыдущем номере мы уже сообщали читателям о том, что вчера в редакции "Вечерней Уфы" побывала редкая гостья. Мы до конца не были уверены в успехе этого, казалось бы, безнадежного, дела, поскольку народная артистка России Елена Камбурова приехала в столицу Башкортостана практически на один день.

— Обещаю, — Фанис Ахунов, один из организаторов выступления Елены Антоновны в Башкирской государственной филармонии, представляющий фирму "Концертная афиша", говорил уверенно. — К трем часам мы с Камбуровой едем на радио "Шансон", а потом хоть на несколько минут я завезу ее к вам. Но не надолго!

— Хорошо-хорошо, — мы были согласны на все. И не только потому, что столь уникальная творческая личность, каковой является Камбурова, почитаема и любима нашим коллективом. Есть в истории "Вечерки" дорогая нашему сердцу страница, связанная с именем Елены Антоновны. Двадцать девять лет назад она побывала на нашем, третьем этаже Дома печати, и воспоминания о том ее визите, продлившемся по времени гораздо дольше нынешней беседы, мы до сих пор храним в памяти как одни из самых светлых.

Фанис сдержал слово. И вот мы уже встречаем явно уставшую Елену Антоновну у входа, принимаем ее легкое пальтецо, размером на невысокую девочку-подростка, а затем окружаем плотным кольцом и ведем в кабинет редактора.

— Кофе, Елена Антоновна, чаю — зеленого, черного?

— Воды, пожалуйста, — гостья сдержанна и немногословна. — Если это возможно, то без газа и обязательно теплой.

— У вас пятнадцать минут, — предупредил Ахунов. — Ей необходимо отдохнуть перед выступлением.

Времени было в обрез, поэтому мы не стали медлить и выстраивать приготовленные вопросы в какую-то логическую цепочку. Как сложилось — так сложилось.

— Елена Антоновна, мы знаем, что с 1992 года вы являетесь художественным руководителем основанного вами же Театра Музыки и Поэзии. Несколько позже вы обрели собственный дом — здание бывшего кинотеатра "Спорт", расположенное напротив Новодевичьего монастыря. Событие это произошло благодаря личному участию мэра Москвы Юрия Лужкова...

— То, что произошло, относится к области чудес. А как сказать иначе? Ведь мечта о собственном доме пришлась на такое суперпрагматичное время, когда одно только название Театр Музыки и Поэзии отнюдь не вызывало энтузиазма у тех, кто раздавал помещения... Но все-таки произошло чудо, и я очень благодарна Юрию Михайловичу Лужкову, который поверил, что на карте Москвы, да и всей России, должен быть такой театр. Я опускаю подробности, сложности и прочее-прочее, самое главное — он действительно существует.

Наш театр сегодня — это появление в России традиций петь и слушать песни, в основе которых стихи, окрыленные музыкой, их актерское проживание и душевное напряжение зрительного зала. Поначалу я думала, что здесь будут собираться те, кто мне близок по духу — авторы, исполнители песен, артисты; будут проходить вечера, концерты, творческие встречи... Но все пошло гораздо дальше, и я сама потрясена тем, что бытие нашего дома вылилось в настоящую жизнь театра. Появились спектакли, первый из которых — "Здравствуйте, Жак Брель!", посвященный французскому поэту, автору и исполнителю, личности, которая на меня более всех из числа людей поющих и сочиняющих песни повлияла. Потом родился спектакль "Капли Датского короля", наше приношение Булату Окуджаве, и он с успехом идет. Вообще, все спектакли, которые мы выпустили, не уходят, а продолжают быть и быть. Что еще? Дальше мы поставили "Грезы" — это Шуберт и Шуман в одном, "Абсент" — французская классическая музыка, скажем, Равель, Дебюсси, Форе и французский шансон. А еще мне хотелось бы подчеркнуть: у театра есть музыкальный стержень. Я говорю о нашем музыкальном руководителе Олеге Симкине, с коим мы уже долгие годы работаем вместе и вместе выходим на сцену. У нас шесть своих музыкантов, но мы еще приглашаем солистов из разных коллективов, причем таких серьезных, например, как, допустим, Спиваковский оркестр.

И постепенно наш театр стал для многих действительно домом, как я некогда и представляла себе — нечто теплое, куда должны стекаться души. И это происходит. Многие актеры, певцы задерживаются в театре, не убегают после репетиций и спектаклей, потому что это семья, потому что они как бы живут здесь. Может быть, подобное единение происходит и потому, что дом, в котором раньше находился кинотеатр "Спорт", возведен на месте разрушенного храма. А энергетика храма, конечно же, не может исчезнуть, никакое строительство, ход времени не в состоянии ее разрушить. Она незримо влияет на нашу судьбу.

У нас потрясающая публика! Очень многие зрители не по разу смотрят одни и те же спектакли. А поскольку залы небольшие, их два, то мы видим этих людей, запоминаем их. Раньше был некий страх: нас не знают, не замечают, о нас не пишут — равно как обо мне, так и о театре... Как все будет, нужна же реклама... А сегодня (говорю о ситуации двух последних лет) в первый же день продажи люди раскупают билеты на все спектакли. Это очень приятно.

— Елена Антоновна, мы были счастливы, когда в 1995 году вам было присвоено звание народной артистки России. Скажите, пожалуйста, факт этот — свидетельство того, что у власть предержащих заговорила наконец совесть? Или, может быть, стали бить во все колокола какие-то любящие вас поклонники, друзья? Ведь мы помним, что званием лауреата премии Московского комсомола вы отчасти обязаны Ролану Анатольевичу Быкову, который таким образом пытался спасти вас от очередной опалы, звонил "наверх" и требовал поддержать актрису, исполняющую такое количество "комсомольских песен" (знаем, что вы не любите это определение)...

— Именно так. Комитет по культуре города Москвы как-то вдруг изменил ко мне отношение. Похоже, прошли времена, когда я была, так сказать, полузапретной. Появились доброжелатели "там". Они побывали на моих сольных концертах и как-то вот решили дать мне звание. Ведь все зависит от конкретных, симпатизирующих тебе людей. Например, Александр Градский, который с некоторых пор вошел в состав комиссии по присуждению Государственных премий, посчитал, что такая награда должна быть и у меня. Он пролонгировал ситуацию, дал свою оценку моей работе... И получилось, что "да".

— Может быть, вас удивит этот вопрос, но нам бы очень хотелось знать, что после смерти Раневской стало с ее любимой собачкой по имени Мальчик? Вы ведь дружили с Фаиной Георгиевной...

— Знаю, конечно. Ее взяла к себе актриса Елена Майорова, и несколько лет Мальчик прожил счастливейшей жизнью. Выяснилось, что он никогда ранее не катался в автомобиле, а Майорова — заядлый водитель. И она всюду брала песика с собой, и тот везде ездил. В общем, Мальчик умер своей естественной смертью.

Фаина Георгиевна безумно боялась, что она уйдет, и собачку выкинут на улицу. Каждого, кто с ней общался, просила: "Вы обещаете, что если я раньше уйду из жизни, с ним ничего не случится?" Помню, я сказала: "Обещаю". Но получилось так, что Мальчика взяла Майорова, и все для собачки сложилось очень хорошо.

— Три последних Новых года в жизни Раневской вы провели вместе с ней. Всем известна история о том, как она, услышав в эфире исполняемую вами новеллу "Нунча" из "Сказок об Италии" Горького, написала сначала благодарственное письмо на радио, а затем при первой встрече благословила начинающую тогда свой творческий путь Елену Камбурову. Более того, в ее дневнике есть замечательная запись: "Елену Камбурову преследуют за хороший вкус". Ваша дружба началась с этого письма?

— Нет, она не буквально с этого момента началась, но письмо было неким знаком... Я верю в чудеса — они происходят. Это было, может быть, одно из первых чудес в моей жизни. Ну, представьте себе студентку эстрадно-циркового училища! Ну, хорошо ко мне относилась радиостанция "Юность"! Настолько, что ученическую работу предложили (радийщики были на экзамене) записать. И Раневская "Нунчу" услышала в тот самый момент, когда была на гастролях в Ленинграде. И у нее хватило времени, энергии, сил, что кажется невозможным, взять лист бумаги и вывести на нем "Никогда не писала на радио..."

Это было настолько невероятно, что я не поверила. Вижу, письмо, но не понимаю, что его написала Раневская. Несколько лет мне даже в голову не приходило разыскать номер ее телефона, позвонить, поблагодарить... И абсолютный случай привел меня в ее дом. А человек, который пригласил меня с собой, был, оказывается, не очень зван в тот день. Фаина Георгиевна не слишком дипломатична и поэтому без особой радости нас встретила, грозно меня спросив: "А вы кто?" И тут я робко, заикаясь, промямлила что-то вроде "Не писали ли вы?.." Она взглянула внимательно и произнесла "Ой, деточка, хорошо, что вы не фифа!" Фаина Георгиевна в тот вечер меня как бы и благословила на всю мою оставшуюся жизнь. Но я тогда подумала, что это мое первое и, наверное, последнее посещение.

А потом был еще один визит, когда я уже пришла в последнюю ее квартиру в "Южинске". Это тоже абсолютный случай: надо было подписать одно какое-то общее письмо. Она увидела, как мы встретились с Мальчиком (а у меня идущая из детства любовь к животным), оценила его отношение ко мне. Этот песик принимал далеко не всех. И Фаина Георгиевна сказала: "Приходите всегда". Вот тут я этим воспользовалась. Время было очень разъездное, но в любую свободную минуту я мчалась к ней. Не помню случая, чтобы в ответ на мой звонок в трубке не прозвучало: "Приходите". Вот это было, действительно, чудо.

— Раз уж мы заговорили о Мальчике, то логично будет задать вам вопрос о братьях наших меньших. Известно, что вы очень многое делаете для создания в Москве приюта для бездомных животных. А еще мы знаем, что все бродячие киски, равно как и собачки, попадая в дом Елены Камбуровой, остаются там навсегда.

— Да нет, не все, к сожалению... Вот я сегодня прогуливалась по Уфе и вижу: явно голодный песик. Думаю, Господи, у меня же ничего с собой нет... В общем, это постоянная грусть именно оттого, что... все можно исправить, равно как можно исправить ситуацию с бездомными детьми, с бомжами, с людьми, которые находятся на грани нищеты... Но если захотят те, от кого сие зависит.

А что касается животных... Действительно, было так много предпринято шагов для того, чтобы вышел в стране (если считать, что она цивилизованная, наша страна) закон о защите животных от жестокого обращения. Я очень серьезно к этому отношусь. Потому что это было бы первой ступенью нравственного обновления нашего общества, симптомы нездоровья коего налицо (достаточно прочесть любую газету). Я лично собрала сто шесть подписей для письма к Президенту о таком законе. И это не просто сто шесть подписей, а самые звонкие творческие имена, ну самые популярные, я брала только такие. И тем не менее ничего не произошло, и потому так вот и идет и промысел бельков. Какой промысел — страшное убийство! Чудовищное! И человек, особенно дети, которых тоже на это снаряжают, не могут быть нормально здоровыми людьми, убивая беззащитных ангелоподобных существ. Вот сейчас мы сражались-сражались, и все равно пошла эта бойня.

Конечно, горько. Ведь все может быть исправлено. И деньги можно получать совершенно другим путем. Без шкурок бельков...

...У нас во дворе уже четыре года живет собачка, которую мы все подкармливаем, все знают, как ее зовут. Она живет и живет. Ее стерилизовали несколько лет назад. А сейчас появился другой песик... Я разъезжаю-приезжаю, они во дворе бегают...

В свое время вышло постановление Лужкова о стерилизации таких собак для того, чтобы не росла популяция. И мне кажется, его специально срывают. Поэтому-то сегодня, когда в стране огромный дефицит совести, все так и происходит. Не должно быть бездомных собак, хотелось бы, чтобы они тихо-мирно дожили свой век в приютах. Во всяком случае, так происходит в любом другом государстве.

— Вы упомянули о разъездах. Часто приходится бывать на гастролях?

— Достаточно часто.

— И на ком тогда остается театр?

— Есть ведь и другие артисты. Я-то далеко не во всех спектаклях занята. Но проблема, конечно, существует, и связана таковая с нашими музыкантами. Они участвуют во всех музыкальных спектаклях. Поэтому, когда мы уезжаем, перестают идти "Грезы", "Абсент", "Капли Датского короля"... В этом смысле сложно, и мы ездим теперь только в крупные города. В иные — раз в году, в другие — раз в полгода, а в какие-то — раз в два года.

— Елена Антоновна, вы работаете с поэтами нового поколения? Или вас цепко держат привязанности к той поэзии, которая формировала актрису и музыканта Камбурову?

— С одной стороны, мне очень много стихов дают прямо в руки, присылают их, причем подчас уже в песенном варианте. Но душа ко многому не лежит и многое отрицает, потому что слишком велика привязанность к истинному, есть точки отсчета и система координат, которую выработали Окуджава, Ким, Новелла Матвеева... Любопытный момент: новое в моих программах — оно все равно уже известное ранее, оно просто для меня новое. Например, сейчас идет время какого-то иного открытия для меня такого имени, как Владимир Высоцкий. Имени, с самого начала мною почти не принятого. Видимо, я услышала не те песни, возможно, самые первые... В общем, лишь после 86-го года у меня в репертуаре появилась одна его вещь, потом вторая... Только тогда я начала открывать стихи Высоцкого, поражаясь тому, что раньше даже не догадывалась о силе его поэтического дарования. И настолько все это меня захватило, что буквально позавчера у нас была первая общая репетиция с Никитой, сыном Владимира Семеновича. Есть идея создать как минимум общую, на двоих, программу, посвященную Высоцкому, а как максимум — спектакль, каковой тоже может выстроиться. Потому что и мне не чужды актерские какие-то дела, но а он вообще артист. Мне кажется, это интересно, и у нас с Никитой есть что-то общее на уровне энергетики...

...Фанис делает нам "страшные глаза". Да, мы вдвое перекрыли лимит отпущенного времени, и до концерта Елене Антоновне остается совсем немного. Так не хочется отпускать Камбурову и прощаться. Но нельзя, она уже чуть нервничает, поглядывая на часы. Пора. Остаются считанные секунды на автограф для читателей "Вечерки", затем короткое пожатие руки и скупой кивок в ответ на просьбу о новой встрече, если случится, что Камбурова опять приедет в Уфу. И как награда напоследок — улыбка: "Спасибо, мне понравилось".

До свидания, Елена Антоновна, мы надеемся!

P. S. За "кадром" этого материала остался разговор о предложенной Камбуровой кинороли Марины Цветаевой, о ее работе над образом Антигоны и о "греческих" корнях Елены Антоновны. Как-нибудь в следующий раз...