Про Тимура Шаова можно сказать: "он — нетипичный бард". Не воспевает высокие чувства, дым костра и палатку на берегу реки, не романтизирует и не смягчает действительность — он просто поет о том, что видит. Бывает, даже слишком прямо. И внешне у Тимура Шаова нет ничего традиционно-бардовского — ни импозантной седины, ни густой "геологической" бороды, ни прокуренного (а может быть, и пропитого) хрипатого голоса. Тимур Шаов молод, выбрит, обаятелен, у него чистый голос. У нас в Израиле бы сказали — типичный компьютерщик. А, между тем, он — врач, и в этом, наверное, секрет его песенной откровенности: врачам не к лицу врать и стесняться подробностей человеческого естества. Поэтому каждая его песня — анамнез, история людских болезней, описание пороков и слабостей.

Недавно в Москве Шаов записал новый сборник "Выбери меня", и израильским слушателям выпала честь одними из первых услышать эту новинку — популярный бард лично привез к нам премьеру. Почему такая честь оказана Израилю? Да потому, что Израиль для Шаова, по его собственным словам — второй дом.

— Михаил Жванецкий сказал: "Писать, как и писать, надо, когда уже терпеть не можешь". Как и когда произошел этот переломный момент вашей жизни, когда вы из человека обыкновенного стали пишущим и поющим?

— Я не стал сразу человеком пишущим и поющим. Я недавно начал вспоминать, когда и как это началось. Какие-то небольшие поэтические опыты были еще в школе, там же случились и первые музыкальные. Но я даже не могу вспомнить, что я тогда писал и что пел.

Потом я начал петь для своих друзей, и они сказали, что это достойно более широкого внимания... Настолько неуловимо это произошло, что я не могу сказать, был ли мной замечен момент, когда я ощутил себя человеком пишущим.

— Первые школьные опыты — понятно, это вряд ли было серьезным творчеством. Наверное, вы писали и писали — в стол, и когда масса стала критической, количество перешло в качество...

— Это произошло уже значительно позже, когда я после окончания мединститута уехал в горы. Там писать было не для кого, но я писал, и что-то копилось, и захотелось это еще кому-то показать.

— У того же Жванецкого: "Нет смысла петь, когда нечего сказать". Скажу о вас: вам всегда есть что сказать, поэтому есть смысл петь. Тогда банальный вопрос: откуда вы берете темы ваших песен?

— (смеется) На самом деле, это тоже невозможно объяснить, потому что это не из одного источника. Иногда это может быть какая-то одна удачная строка, пришедшая в голову, телепередача, газетная статья, знакомство с каким-то человеком, сценка на улице... Темы "ходят" вокруг меня, витают в воздухе — надо только их улавливать.

— Ваше песенное и исполнительское творчество можно назвать "бардовской журналистикой". Вы со мной согласны?

— Не совсем. То есть, совсем нет: я противник классификаций и ярлыков. Потому что когда человека творческого пытаются классифицировать, а он ни под какие определения не подходит, у слушателей и зрителей возникает чувство дискомфорта. Я всегда говорил, что мне нравится, когда люди просто слушают и получают удовольствие, не пытаясь найти всему название.

Но бардовская журналистика — это звучит красиво, между прочим.

— Но все-таки вы — не журналист, вы — поющий врач, мы знаем вашу биографию. Оказывает ли ваше медицинское прошлое влияние на ваше бардовское настоящее?

— Я думаю, непосредственно — нет. Это была просто школа — школа общения, школа жизни. А непосредственно медицина к моим песням, я думаю, никакого отношения не имеет. Ну, за исключением некоторых специальных песен, типа "Врачебная нищенская", или какой-то терминологии, которой я иногда пользуюсь.

— Вообще существует знаменитая русская традиция врачам уходить в творчество, взять хотя бы вашего коллегу, бывшего врача "Скорой помощи" Александра Розенбаума...

— Ну да. Но я бы еще вспомнил Чехова, Булгакова, Горина...

— Каким бы ни был талант в провинции, чтобы раскрыться, ему надо быть в столице. Вы согласны с этим?

— Чтобы писать — совершенно все равно, где ты находишься. Но чтобы кто-то это прочитал или услышал... Чтобы тебя узнали, чтобы ты получил какую-то помощь в... Я не люблю это слово — раскрутка, тем не менее, это так и есть. Чтобы получить какую-то помощь в раскрутке, надо жить в столице.

— Переезд в Москву принес вам выгодные предложения, контракты?

— Понимаете, я ведь не бизнесмен, поэтому слово "контракты" по отношению ко мне совершенно неприменимо. Мне просто стало легче записывать свои диски и выступать, вот и все. А если ты из себя ничего не представляешь, то переезд в столицу ничего тебе не даст. В принципе, можно, и мы видим, как людей раскручивают с полного нуля. Но, как замечательно сказал мой продюсер Евгений Вдовин, "можно стать известным, но при этом не быть любимым". Если тебя будут показывать каждый день по телевизору, тебя будет знать каждая собака. При этом к тебе на концерт придут полтора человека. То есть тебя все знают, но ты никому не интересен.

— Зависит ли качество написанного от величины гонорара? Можно ли сочинить более хорошую песню за более высокий гонорар?

— Вы знаете, я боюсь, что высокий гонорар песне может только навредить. Хотя профессионалы это умеют делать. Но, по-моему, здесь от денег ничего не зависит. Если ты умеешь писать, ты напишешь, если нет — то, сколько тебе ни плати, ничего путного не выйдет. Дай моему соседу миллион — он не напишет песню.

— Какую роль играют деньги в вашей жизни? Какой вы человек по отношению к деньгам — транжира или скряга?

— Я вам скажу банальную вещь: деньги просто дают определенную степень свободы. В этом смысле они нужны и важны. Я очень прижимист, когда дело касается трат лично на себя. Я не люблю тратить деньги на себя, мне становится жалко, и к тому же, я привык обходиться малым.

Я люблю делать подарки, что-то покупать детям, куда-то с ними ездить. Я не считаю, что надо экономить деньги, когда дело касается учебы детей. В этом отношении я транжира абсолютный.

— Но чтобы ходить на "тусовки", надо иметь соответствующий "прикид", надо выглядеть...

— Какие тусовки!!! Вы меня с кем-то путаете! Что вы! Я абсолютно не вращаюсь в этой среде!

Мои любимые тусовки — это шашлыки с друзьями. Это самая хорошая тусовка. Ходить в эти напыщенные рестораны — это безумно скучное мероприятие. Честно скажу, я там был пару раз. Ничего более скучного я не видел. Причем у меня такое впечатление, что скучают все, но у них, видимо, это уже в крови. Сидят с оловянными глазами, жуют эти бутерброды... тоска зеленая.

— Иногда это нужно для пользы дела. Там можно встретить спонсоров...

— Может быть, кому-то это и нужно. Мне это абсолютно не нужно! Меня и не приглашают. Я из другой среды! Я ведь не богема. Я не актер, не режиссер, не эстрадный певец... Я не принадлежу к шоу-бизнесу, слава Богу! Это им, бедолагам, надо, потому что они зависят от очень большого количества людей! Несчастные певцы — они зависят от продюсера, от композитора, от поэта, от спонсора...

— Но я читала в вашем интервью, что вы встречались с каким-то финансовым магнатом, у которого ваш продюсер просил деньги на ваш новый диск...

— Если это и было, то только на моем концерте. Я с удовольствием принимаю спонсорские деньги, когда надо выпустить диск или напечатать книгу. Если мне предлагают их от чистого сердца — я всегда готов! Но это не значит, что я буду ходить на тусовки. Я без них обойдусь.

— С каждым из приезжающих гастролеров у Израиля складываются свои отношения. Одного наша страна принимает безоговорочно и всегда рада видеть, другого еле терпит один раз. А с вами у нашей страны, кажется, случилась любовь с первого взгляда, судя по тому, какой раз вы сюда приезжаете. Чем Израиль вас взял?

— Вы знаете, у нас любовь взаимная. Мне сложно сказать, чем Израиль меня зацепил, я просто помню свое ощущение, когда Мишаня, мой друг, встретил меня в аэропорту, посадил в машину, и мы поехали в Хайфу. У него машина с кондиционером. Возле Хайфы он говорит: "Давай выйдем, покурим". Мы вышли, и я просто нутром почувствовал — вот эту ауру, этот запах, какое-то тропическое состояние воздуха... Это ведь Хайфа, приморье. Это мне напомнило Черное море. Хорошо, что я узнал Хайфу первой. Она такая... горбатая. Я сказал ему, что мне это напоминает смесь Пицунды с Гаграми. И потом, я познакомился в Израиле с огромным количеством людей. По количеству друзей Израиль у меня не уступает России. И я сюда всегда еду как домой. Поэтому возникает даже недоумение, когда надо получить какие-то визы... Я ж почти домой еду, какие визы?

— Наша израильская действительность дает вам темы для песен? Вам хорошо пишется на нашей земле?

— Была у меня одна поездка, когда я должен был написать три песни к фильму. Другого времени у меня не было. Я отменил все встречи с друзьями и написал эти три песни.

Но, вообще-то, когда я на гастролях в Израиле, мне писать некогда — друзья занимают все мое свободное время. На первых концертах меня осторожно спрашивали, не еврей ли я. И я придумал формулировку: "я — еврей по друзьям".

— Что вас больше всего удивляет или возмущает в Израиле?

— Мне сложно это сформулировать, это на уровне ощущений. Я уже говорил, я просто не чувствую себя в Израиле, как в гостях, я чувствую себя, как дома, как в России. Конечно, проблемы есть везде. Но мне сложно в эти проблемы вникнуть. Я ведь вижу только праздничную сторону жизни.

Но должен сказать, что мне нравится израильское упрямство. Страна упрямо и спокойно, не обращая внимания на окружающих, делает свое дело. Мне это нравится. Это хорошее, здоровое упрямство.

— Многое в жизни артиста зависит от директора, продюсера, импресарио. В вашей жизни такой человек — Евгений Вдовин. Вы во многих интервью рассказывали, как вам с ним повезло. Расскажите, как вы с ним друг друга нашли? И как складываются ваши взаимоотношения?

— Извольте. Однажды продюсеры фирмы "Московские окна" Евгений Вдовин и Владимир Розанов объявили конкурс "Открытие молодых талантов". Через "Комсомолку" предложили всем желающим присылать кассеты с пятью песнями. Я не собирался — жена послала. А я стал лауреатом Грушинского фестиваля в 1995 году, и решил, что это — вершина. Но после того как мои записи попали на этот конкурс, меня вызвали в столицу, и мы с этой фирмой записали альбом. Потом каждый год я по нескольку раз в год ездил туда-сюда. И вот в последний раз я уже приехал в Москву на постоянное место жительства.

Думаю, что все так удачно сложилось потому, что мной занялся именно Евгений Вдовин. Мы во многом характерами схожи. Он абсолютно честный человек, и я тоже никогда не стану утаивать от него сотню-другую долларов. В противном случае уважать себя перестану.

Когда я переезжал, Женя отнесся ко мне, как старший брат. Помог с переездом, примчался посмотреть, как мы устроились, пошел в школу к детям. Какая ему, в принципе, разница, где мои дети учатся? Просто такой человек.

— Какую из своих песен вы больше всего любите?

— Ту, которую написал последней. А потом она устаревает, и появляется новая последняя любимая песня...

— А собственные строчки вспоминаете по разным случаям жизни?

— Нет, ну что вы, упаси Бог! Я не настолько Нарцисс, чтобы собой любоваться. Я даже честно скажу, что никогда не слушаю свои песни. Я не знаю, видимо, у меня комплекс какой-то. Неполноценности. Мне всегда кажется, что они слабоваты. А уж самого себя цитировать — это перебор.

— Тогда ладно, скажите, какие строчки любите из чужого?

— Я очень много кого люблю, только навскидку так сразу не вспомню. Люблю Довлатова, Галича, Высоцкого, естественно. Но у меня плохая память. Я не помню даже анекдот, который мне вчера рассказали.

— О вас в одном интервью написали, что вы — "неисправимый неромантик". Вы действительно, совсем не романтик?

— В песнях я, быть может, и не романтик. Но я — неисправимый оптимист.

— Что вы больше всего на свете любите?

— Семью. Моя семья — это моя жена, двое моих детей, мой родной брат с семьей, тесть и теща, это очень много близких мне людей из места, откуда я родом — из Черкесска, в Карачаево-Черкессии.

— А кота, которого вам Вдовин подарил, забыли?

— Это несерьезно (смеется)! Кот — это, конечно, хорошо. Мы его любим. Да, это тоже член моей семьи.

— Чем занимаются жена и дети?

— Жена сейчас помогает мне в моей непосредственной работе, она директор-администратор. Помогает организовывать мои гастроли.

Дети занимаются, чем им положено — делают вид, что они учатся. А мы делаем вид, что мы верим, что они учатся.

— Вы говорили, что вам не жалко тратить деньги на их образование. Где же они учатся?

— Абсолютно не жалко. Сын учится в специализированном лицее при медицинском институте. Врачом хочет быть ребенок.

Дочка учится в обычной школе, но вот со следующего учебного года мы хотим перевести ее в более серьезную школу. Но в Москве это очень сложно, это ведь связано с огромными расстояниями. Туда очень сложно добираться. На улицах — пробки, в метро — давка. Но тяга к знаниям пересиливает.

— Ну что же... Как-то нам надо нашу беседу завершать. Какой вопрос вам задают чаще всего напоследок?

— Стандартный вопрос — ваши творческие планы.

— Вот и ответьте на этот вопрос!

— Я стандартно скажу, что у меня одни творческие планы — песни писать. И выступать с ними на своих концертах.

Да, могу сказать, что у нас в планах — выпуск DVD с записью моего концерта, есть план издать книжку, над которым мы долго мучаемся, но сейчас, вроде, дело пошло. Есть предложения писать песни для кино, но хочется — для себя...

— И еще один, самый-самый последний вопрос: вы себя считаете человеком счастливым?

— Несомненно! Конечно, абсолютно счастливым быть нельзя, но к этому надо стремиться! Я рад, что обстоятельства моей жизни складываются так, как они складываются!

08.07 11:58 (?)