В студии — поэт, певец, бард Тимур Шаов. Иногда слава приходит на родину отражением. Когда-то Эдгара По никто в Америке знать не хотел, пока во Франции не сказали: слушайте, какой отличный писатель! И тогда американцы прислушались к Парижу.

Лет восемь назад я сидел в городе Таллине, мне позвонили из Нью-Йорка и спросили, слышал ли я Тимура Шаова. Я спросил: это что? Меня обвинили в недостатке умственных способностей и велели идти покупать диск. Я пошел и в подземном переходе купил, разумеется, пиратский диск. Поставил и после этого стал звонить в Москву и спрашивать, кто знает, кто это такой. Год спустя я попал на его концерт, а потом узнал удивительную вещь (хотя почему удивительную?): довольно много приличных людей вышло из ... врачей.

— Итак, по порядку. Пока вас еще не все знают, но этот пробел мы ликвидируем как можем. В каком году вы родились?

ШАОВ: В 64-м году. Франция отмечает мой день рождения ежегодно бурными празднествами: 14 июля, День взятия Бастилии.

— Так это вы сломали крепость?!

ШАОВ: Это было до меня. Я родился в Карачаево-Черкесии, в городе Черкесске; это замечательный провинциальный зеленый городок. Ну, конечно, тогда — столица автономной области, а сейчас — столица республики.

— Вы закончили Ставропольский медицинский институт. По какой специальности?

ШАОВ: В дипломе написано: "Лечебное дело". Терапия, а потом — эндоскопия, первая категория.

— И во сколько лет вы получили первую категорию?

ШАОВ: Я получил ее как раз перед уходом в иную профессию, которую мой папа называл "свистулька макаронная". Мне было тридцать с небольшим, но все же двенадцать лет я проработал врачом.

— Но в тридцать с небольшим не все получают первую категорию...

ШАОВ: Я получил бы ее раньше, но мне было лень.

— Вот так вот. И после этого бросили медицину... Нормальная благодарность творческой личности профессии, которая "сначала... и так далее". Как же получилось, что вы все-таки занялись профессионально написанием песен, хотя эти тексты я затрудняюсь назвать песнями? На мой взгляд, это совершенно серьезная поэзия, которая одновременно и ироническая, и социальная, и постмодернистская, с массой литературных отсылов и так далее. При этом она очень музыкальна. В каком году она стала вас кормить? Людям всегда интересны такие подробности...

ШАОВ: Я понимаю. В одночасье это не решилось; практически два года я параллельно работал врачом, но у меня уже были первые концерты. То есть люди приходили, собирались залы — в Москве, Санкт-Петербурге... То есть два года у меня было на раздумье, заняться мне все-таки песней или остаться медиком.

— Идиоты есть везде, и, возможно, среди последних есть и наши слушатели. Например, у меня возникает вопрос (я себя от народа не отделяю), вопрос необыкновенно глупый. Потому что есть у нас еще один врач, который поет; его фамилия — Розенбаум. Вопрос, который зададут в поезде, в очереди, в машине: вы с Розенбаумом не знакомы?

ШАОВ: Нет. Никогда и нигде мы не пересекались...

— То есть совершенно параллельны. Теперь смотрите: впервые мне позвонили и рассказали про вас из города Нью-Йорка, понятно, наши эмигранты. Недавно я был в Таллине и смотрел телевидение, которое у нас не ловится, в том числе русско-американские передачи, вы сидели у журналиста Виктора Топаллера, который принимает наших артистов, вообще заметных людей, делает с ними передачи, которые смотрит вся наша русская эмигрантская интеллигенция, и не только в Америке. Вот там я впервые услышал песню, которая прозвучала в начале нашего диалога. Вы часто гастролируете за рубежом?

ШАОВ: Я сказал бы, регулярно. Назвать частыми гастроли раз в полтора — два года вряд ли возможно; Америка, Израиль, Канада, Голландия, как ни странно. Я всегда думал, кому ж там петь? Оказывается, там достаточное количество наших. Естественно, я пою для наших...