Грушинский фестиваль: вчера, сегодня. Завтра?

Давайте сразу откажемся от оценок типа "что такое хорошо и что такое плохо" – рассуждать с этих позиций о явлении культуры было бы просто абсурдно. А с тем, что Грушинский фестиваль – одно из величайших явлений массовой культуры 20 века, я думаю, мало кто поспорит. И несмотря на то, что количество участников, согласно официальной статистике, каждый год растет чуть ли не в геометрической прогрессии, все чаще раздаются голоса, что фестиваль, мол, стал не тот, все чаще замечаешь, что апологеты жанра говорят о нем с раздражением. В чем тут дело? Чтобы получить хоть какой-то ответ, стоит задуматься, какую роль играет Грушинский фестиваль в жизни жанра авторской песни.

Об эволюции одного местоимения

Начнем с того, что бардовское движение все-таки нельзя отнести только к сфере искусства — слишком явно просматривается тут связь и с диссидентским движением 60-х годов: видимо, в то время четко ощущалось, что принадлежность к жанру означает и определенную политическую позицию (лишним доказательством этому служит запрет фестиваля). И дело здесь не только в песнях с социальным звучанием: авторская песня уже своей интимной личностной интонацией, ориентированной на негромкий разговор, противостояла официальной песне с ее чересчур светлыми и радостными красками, где главное не я, а мы, нас, нами...Что же произошло теперь? Необходимость в социальном протесте отпала – это не в духе нашего времени. Вместе с нею пропала и "политическая функция" авторской песни, и она стала теперь полностью принадлежать сфере искусства. Исчез рыцарский орден — религия, литургия уступила место поэзии.

Наверное, с этим связан и неумеренный рост грушинского "населения". Впрочем, об этом минусе говорилось неоднократно, не будем долго на нем останавливаться, упомянем лишь об одной примете времени: раньше число участников сознательно уменьшалось. Делалось это в угоду властям, которым, естественно, не могло понравиться чрезмерное скопление вольнодумного народа. Сейчас же с трудом верится, что на таком клочке земли "нас уже 300 тысяч человек!" Даже если это действительно так, то, позвольте узнать, кто это мы? Добрая половина тольяттинской поляны, приехавшая с откровенным намерением попить водку и уколоться на воле – это тоже мы? Ясно, что подобная популярность связана не столько с песней, сколько с самим фестивалем.

Грушинский — фестиваль?

На любом фестивале в центре единственное событие — песня. Поэтому всю массу приезжающего на фестиваль народа можно поделить на две части: те, кто выступает(или пытается это сделать), и те, кто слушает. Но ведь есть еще множество людей, которые не преследуют этих целей. Как быть с ними? Напрашивается ответ: либо они перепутали адрес (все одновременно), либо Грушинский уже не фестиваль, а какое-то другое явление.

Да и само деление на публику и артистов вроде бы не характерно для фестивалей авторской песни — раньше, помнится, было общее понятие "участники фестиваля". Сейчас публика — это не участники. Это те, "для кого все делается" — это потребители. Могу обосновать. Не один год в оргкомитете обсуждался вопрос, где проводить второй тур конкурса — "в кустах" или на озвученных эстрадах. Остановились на последнем: и исполнитель попробует себя на микрофонах, и конкурс станет предметом народного обсуждения. Исполнителям это дело понравилось, а вот народу... Приходят, конечно, послушать своих, поддержать. А в целом, отборочным концертам еще ой как далеко до аншлагов. Вы, мол там выберите, а мы уж после насладимся; сейчас недосуг, да и привыкли мы доверять тем, кто за нас решает.

То же самое произошло и с "дорогой Горой". Она изменилась не только внешне — сегодня мало кто вспоминает, что раньше последний тур проходил именно на Гитаре. Сейчас даже дипломантов туда не подпускают (измельчал народ). А мэтры в основном упирают на свои хиты (ну где же Вы, Юрий Осич, с Вашим законом — на сцену только с новой песней). Так что потребитель даже и не задумается над качеством предлагаемой продукции — у нас все самое лучшее. О свежести не говорим, ведь песня, как вино: чем больше срок выдержки, тем лучше. На Ильменском фестивале, который все больше начинает походить на наш, подобный гала-концерт называется неожиданно двусмысленно — "Звездопад"."Звездовсход" происходит в другом месте.

Нет, не на конкурсе. Из-за своих размеров Грушинский не может прямо исполнять функцию любого фестиваля — способствовать развитию творчества. На каждого конкурсанта отводится ровно столько времени, сколько длится его песня(если ему повезет, и его не прервут раньше). И жюри не зловредничает — иногда действительно с первых же строчек можно понять, чего песня стоит. А вот объяснить это самому участнику уже нет физической возможности — догадайся, мол, сама. Правда, изредка возникает такая форма работы с населением, как мастерские, но опять же, туда попасть могут не все желающие. Так что не будьте наивными и не приезжайте сюда учиться — конкурсная система настроена для отбора продукции, а не для ее усовершенствования.

По-своему относятся к фестивалю и сильные мира сего. "Грушинский — это ярмарка,— довелось мне услышать из уст одного очень уважаемого мной автора.— Нужно как можно чаще появляться на сцене(и желательно всегда с двумя-тремя наиболее запоминающимися песнями вроде третьяковского "Тюбика"); здесь появляется замечательная возможность обеспечить себя концертами на целый год".

Не продается вдохновенье?

Но что зря обижаться на судьбу — ведь едва ли не те же денежные отношения дали толчок развитию жанра, эстетические требования зрителей повысились (кому охота выкладывать свои кровные за стандартные три аккорда-перебор), очевидно повысился уровень авторства и исполнения. И этот плюс едва ли не перевешивает минусы, связанные с фестивалем – жанр живет и процветает, вопреки мрачным пророчествам.

Кстати, нельзя однозначно отнестись к сетованиям, что вот, мол, Визбор и Кукин на современном фестивале остались бы незамеченными. Вы еще Пушкина начните защищать от незаконного забвения, мол, в эпоху постмодернизма его четырехстопный ямб... Истинное искусство в подобной защите попросту не нуждается, более того, она для него даже унизительна. Организаторы Грушинского, пытаясь поддержать популярность классиков, добиваются как раз обратных результатов: публика, воспитанная на неумеренном возвеличивании мэтров, действительно не способна расслышать Визбора – она поет его по привычке, не вдумываясь в смысл. Интересен с этой точки зрения казус, произошедший в Москве на прошлом Зимнем Грушинском. Группа "Грассмейстер" исполнила "Милую мою" в стиле "рэп". Реакция сильно отличалась от восторженного приема в Самаре: более консервативная московская публика была в полуобморочном состоянии от подобного святотатства. Но в гневе покинувшие зал лишились интересного опыта: в конце концерта по традиции исполнялась все та же "Милая моя", правда, уже в классическом варианте. И явственно ощущалось, как пережившие недавний шок зрители пели эту песню осознанно, вдумываясь в каждое слово. Песня вновь обрела себя, перестала быть символом "встречи — разлуки", начальный смысл которого давно стерся. Жизненность классики доказывает хотя бы то, что исполнители вновь и вновь обращаются к ней и преподносят уже на современном уровне.

Как стать лауреатом

Другое дело, что исполнение известных авторов стало одним из залогов того, что ты попадешь на сцену. Давно известно, что в любом конкурсе есть своя политика. Для победы на Грушинском немаловажно выбрать политически верную песню, чтобы показать товар лицом. Во-первых, играет роль характер песни: желательно, чтобы она выделялась на фоне других — по возможности давала по мозгам или отличалась ярким юмором. Так верно выбрали свои "звездные" песни питерский ансамбль "С перцем"(лауреаты 1998г.), томичи Марина Томилова и Ирина Абушаева(1999г.). А помните, с какой песней стал лауреатом Андрей Козловский? С "Карасиком"... К категории песен, которые "дают по мозгам" можно отнести песню Александра Софронова на стихи Шухрата Хусаинова (еще одной гирькой на весах его лауреатства было гусельное сопровождение – оно придало пикантность).

Не поймите превратно – я не говорю, что эти люди в какой-то мере были недостойны высокого звания лауреата. Упаси Господи! Напротив, верхом профессионализма можно считать то, что они (сознательно или неосознанно) смогли угодить вкусам публики и жюри. Только давайте посмотрим, что это за вкусы: яркость, нечто бросающееся в глаза, глубина, которая благодаря качественной обработке подается на блюдечке. А теперь давайте представим на фоне этих критериев Юрия Иосифовича или Булата Шалвовича с его задушевностью... Вот и выходит, что их песни могут петь только исполнители, которые адаптируют их для современного восприятия.

Итак, исполнение песни всеми любимого классика увеличит ваши шансы на победу. С одной стороны, выбор песни действительно многое говорит о мастерстве исполнителя: нужно умение и чувство слова для того, чтобы в песне, отражающей дух того времени, найти современные либо вневременные интонации. Нужно, наконец, определенное нахальство, чтобы выйти на публику со своим истолкованием известной песни. С другой стороны, этот же выбор уменьшает риск – рука не поднимется отвергнуть исполнителя из-за некачественного текста (не говоря уж о любви народа и, конечно же, жюри к отцам жанра). Примеры подобных предпочтений? Из совсем свеженького – студия "Интервал" из Кургана с песней Городницкого "Паруса Крузенштерна"(кстати, мне стало известно, что взять именно эту песню ребятам подсказал человек, который неплохо разбирается в политике фестиваля). А как хорошо вписывается песня в концепцию концерта на Горе! К тому же ребята исполняют ее с таким молодым задором, с такой приверженностью духу романтики...(только отчего-то не покидает чувство несовременности этой романтики – слишком она плоска для "нашего непростого времени"; тут больше ностальгии о безвозвратно ушедшем). Примеры из недавнего прошлого – Ирина Вольдман с песней Визбора и автор этих строк в дуэте с Александрой Панюшкиной ( как удачно подвернулся нам старичок Анчаров). Так и хочется призвать молодых и наивных – дерзайте в том же духе, пойте песни классиков — и будет вам счастье!

Я — это мы! А мы — не те

По-моему, вся проблема в том, что мы пытаемся закрыть глаза на происходящее, пытаемся доказать(прежде всего себе), что авторская песня не подвержена влиянию времени. Лед давно тронулся, а мы все уверяем себя, что стоим на твердом берегу, и продолжаем трепетно сохранять затхлый душок романтики, забывая, что романтизм это, прежде всего, одиночество. И это вместо того, чтобы научиться лавировать на льдине. Да, авторская песня — искусство, и как всякое искусство оно сейчас включено в сферу шоу-бизнеса (этим же гордиться впору!). И сейчас решается судьба жанра — либо мы все больше будем скатываться к попсе (а отдельные черты эстрадной песни и эстрадного поведения очень четко прослеживаются у некоторых авторов-исполнителей), в таком случае "нас" будет все больше, либо песня все-таки избежит заманчивой ловушки популяризации и останется верна своему, пусть немногочисленному зрителю. Да, время выбирать: количество или качество? Грушинская Гора или Кольский Бугорок (для тех, кто еще не обнаружил эту доброкачественную опухоль на теле фестиваля, — это место, где можно услышать что-то свеженькое, где даже известные барды редко поют хиты). А в конечном счете, опять нужно выбирать между двумя разными "мы": либо безопасное и радостное, но безликое сообщество, либо хрупкое "мы", состоящее из одиноких, осмысленных "я".

Давайте сразу откажемся от оценок типа "что такое хорошо и что такое плохо" – рассуждать с этих позиций о явлении культуры было бы просто абсурдно. А с тем, что Грушинский фестиваль – одно из величайших явлений массовой культуры 20 века, я думаю, мало кто поспорит. И несмотря на то, что количество участников, согласно официальной статистике, каждый год растет чуть ли не в геометрической прогрессии, все чаще раздаются голоса, что фестиваль, мол, стал не тот, все чаще замечаешь, что апологеты жанра говорят о нем с раздражением. В чем тут дело? Чтобы получить хоть какой-то ответ, стоит задуматься, какую роль играет Грушинский фестиваль в жизни жанра авторской песни.

12 Апреля 2004 г.