20 июня — 70 лет Юрию Визбору: человеку, спасшему от маразма целое поколение советских людей, уведя их за собой в горы

Милая моя, ля-ля, тополя, солнышко лесное, ты у меня одна, лыжи у печки стоят — так примерно воспринимают Визбора. Смешной плюшевый медвежонок с гитарой. Отчасти это миф, конечно, который Визбор сам же и придумал. Он работал в таком же плюшевом советском журнале "Кругозор" — сорокалетние еще помнят это ноу-хау советской журналистики: помимо обычных страниц в каждом номере журнала были вкладки — гибкие пластиночки, которые граждане выдирали и слушали потом на обычном проигрывателе.

Визбор совершенно не был ни борцом, ни изгоем: он рано попал в ряды богемы, сделал успешную кинокарьеру (одна из главных ролей в первом советско-итальянском кинофильме "Красная палатка", 1969 год), был членом творческих союзов, писал вот песни... Но несмотря на крайнюю безобидность песен, выпускать на пластинках советская власть их почему-то категорически не хотела (при жизни вышло всего две пластинки, с разницей в 20 лет). В этих обстоятельствах Визбор и придумал новый жанр: песню-репортаж; он-то и выходил на пластинках в "Кругозоре". Каждый шестиминутный репортаж состоял из сложной компиляции песен, интервью и шумовых эффектов. Сейчас все это кажется наивным, но в 70-е годы, когда советская печать пользовалась уже совершенно мертвым языком, которым и выразить-то ничего было нельзя, форма, придуманная Визбором, была просто спасением: это ноу-хау устраивало начальство и оставляло зазор для творчества. (Эти и прочие песни есть в вышедшем недавно первом собрании аудиосочинений "Весь Визбор" на 16 дисках, изданном компанией Moroz Records.)

Визбор не был ни выдающимся поэтом, ни музыкантом. Тем удивительнее, что легионы бардов, которые расплодились в 70-е и образовали собой целую "вторую культуру", появились во многом именно благодаря Визбору. Окуджава к тому времени уже был иконой. Галич — совестью. Высоцкий — Гамлетом на "мерседесе". До них нельзя было дотянуться. Как до звезд. Визбор был точно такой же богемой, но жить почему-то продолжал так, как живет всякий приличный журналист — в пути, в дороге. Из-за этого он очень быстро приобрел статус самого демократичного барда, своего в доску, "одного из нас". Ему и самому почему-то все время казалось, что он ДОЛЖЕН: лететь на Северный полюс, трястись в кабине рефрижератора, топать по нефтяным лужам в Тюмени... В свою первую командировку он поехал на промысел Нефтяные Камни в Азербайджане, пришел к нефтяникам: "Ребята, я хочу написать о вас очерк". — "Пожалуйста. Бери робу, сапоги и выходи с нами на работу". Он две недели работал с нефтяниками, а потом написал первую песню-репортаж. Он понимал: чтобы человек "впустил тебя в профессию", с ним нужно про-жить и про-пить некоторое время, и тогда только об этих людях можно по-настоящему что-то понять и написать, и спеть тоже. Визбор был конечно же лояльным журналистом, но он не был циником. Он искренне пытался полюбить свою страну, какой бы она ни была. И по-своему гордился этим эсэсэровским людом, который крутит баранку, удваивает удои и дает стране угля. Именно этого — искреннего интереса и любви к своему народу, стране — не хватает сейчас фиговой туче актуальных, продвинутых, начитанных и прочее художников слова: все есть, а любви нет.

Отсюда, от этой журналисткой честности по отношению к факту и человеку, вышел Визбор-бард. Он словно бы говорил своими песенками: этим может заниматься каждый. Он подбирал слова так, словно они валялись под ногами, — так же буднично, как летчик берется за штурвал, а полярник — за примерзшую за ночь дверь. Так именно Визбор первым — неосознанно — прекратил культ обожествления бардовской песни. Он развил и узаконил и жанр "песни у костра", и саму культуру "пения у костра", "общего" пения. И песни у него были как простой, но незаменимый в походе материал, как колышки для палатки. Их можно было продолжать самому, переделывать, даже присвоить без опасения, что уличат в воровстве. Бардовская песня стала массовым явлением именно тогда, когда ее стало можно украсть, выдать за свое. Это же свойство делало песни Визбора народными, общими.

...Моя 23-летняя сестра занимается альпинизмом, исходила Крым, Кавказ, Карпаты. Но все же — "другое поколение": у них с Визбором, кажется, точно никаких точек пересечения быть не может. "Вы песни Визбора вообще поете, вечером, ну там, у костра?" — на всякий случай спросил я ее. "Конечно. Песню про Санские горы. "Я сердце оставил в Санских горах. Теперь, бессердечный, хожу по равнинам". Ну разве не чудо? Человек сердце в горах оставил и ходит бессердечный... Или вот еще — песня про Сибинские горы: "Здесь варежки держат фонарик Луны/ Седая полярная полночь". Визбор наивный и смешной, но как-то все... Просто и точно. "Вот это для мужчин — рюкзак и ледоруб/ и нет таких причин, чтоб не вступать в игру".

И еще вот это: "Мужчина, не дури! Кури, кури". Я когда это слышу, сразу иду курить. Не знаю почему".